Я качнул головой, но промолчал. Ты ему слово, а он тебе – десять. Тут надо действовать по-другому...

      Стараясь не выпускать ёкая из поля зрения, я отошёл к шкафу, достал пару пиал и бутылку сакэ. Столик остался в другой комнате, но выходить я за ним не буду. Можно немного отступить от правил этикета, тем более что развязывать Сёришу я не собирался. Правда, придется поить его, поднося пиалу к губам, но будет даже интересно увидеть его реакцию на это. Вернее, попробовать ее угадать.

      Я разлил сакэ, аккуратно поднес пиалу к губам Сёриши. Увернуться от нее ёкай даже не пытался, равно как и не наклонил голову навстречу. Можно сказать, он выпил свою порцию с немалым достоинством.

      – Портить ядом хорошее сакэ – все равно что приравнивать искусство ходзё-дзюцу к шибари, – наставительно заметил я, пригубив сакэ.

      – Ого! А что, связывание – это вообще какое-то искусство? – он с интересом наклонил голову.

      – Это не просто искусство, – немного возмутился я. Немного – потому что ёкай выглядел искренне заинтересованным, а не насмешничающим. – Ходзё-дзюцу – одно из обязательных дзюцу, которыми должен овладеть самурай. Его применяют на поле боя для захвата и конвоирования пленных, а также для того, чтобы помешать им причинить себе вред. Низшие уровни ходзё-дзюцу изучают полицейские и применяют при аресте преступников. Каждого пленника связывают по-разному, в зависимости от происхождения и положения в обществе. По способу связывания можно было определить, к какому сословию принадлежит как сам пленный, так и тот, кто его захватил. Кроме того, если человека признают виновным в чём-либо, способ связывания указывает и на совершённое им преступление, – я отпил сакэ, чтобы промочить пересохшее горло, налил в пиалы новую порцию. – Также особые приёмы разработаны для обращения с теми, у кого сильные руки, с особо гибкими людьми, например, шиноби, а также с пленниками, ведущими себя агрессивно, впавшими в безумие, и с женщинами. Позднее из ходзё-дзюцу выделилось шибари путем замены самозатягивающихся и тугих узлов на статические, не стягивающие сильно. Также убрали элементы, стягивающие горло, и получили из боевого искусства технику связывания в декоративно-эстетическом ключе, - я невольно поморщился.

      – Ка-а-ак всё сложно, – покачал головой ёкай, намекающе посмотрев на пиалу. Я поднёс чашу к его губам, невольно снова отмечая, какие они пухлые и красные. – Я предпочитаю более простые методы.

      – Это какие же? – вежливо поинтересовался я, подливая ему ещё.

      – Заболтать вусмерть, – широко улыбнулся он.

      По телу пробежали холодные мурашки. На мгновение я почти увидел нас со стороны. Сёриша – в материальных верёвках, я – в невидимых путах его слов, что связывают так же надёжно и крепко. Только я не касаюсь его верёвки, а он – держит удавку слов и постепенно затягивает её. Я чуть тряхнул головой, сбрасывая видение. Споить ёкая, споить ёкая срочно, пока он что-нибудь не натворил...

      А тот внезапно напрягся всем телом, повернул голову, будто прислушиваясь к чему-то, и с тревогой посмотрел на дверь. Я нахмурился, тоже прислушиваясь. Кажется, кто-то идёт. Не хотелось бы, чтобы меня застали в таком положении.

      Но когда я обернулся к Сёшире, его уже не было.

      Только верёвки, пиала и абсолютно целый кляп.

      *Хаянава — «быстрая веревка» - просто и быстро скручивали сопротивляющуюся жертву. Затем, когда противник уже был обездвижен, использовалась хоннава — «основная веревка», которая была на пару метров длиннее и тоньше (чем тоньше веревка, тем труднее развязать узел). Подготовленный надлежащим образом самурай мог связать свою жертву с поразительной скоростью и эффективностью.

      **Ходзё-дзюцу – искусство связывания веревкой (вспомогательный раздел дзю-дзюцу). Применялось на поле боя для захвата и конвоирования пленных, а в мирное время — при аресте преступников.

      ***Шибари – японское искусство эротического связывания. В практике используются в основном верёвки. Отличительными особенностями являются повышенная сложность и эстетичность обвязок.

Оковы самурая

      У нас были странные отношения...

      Я не до конца верил в его существование. Он любил мои эмоции. Эмоции самурая... Их тяжело достать, но каждый раз ему неизменно удавалось пошатнуть моё равновесие... Он всегда приходил по ночам, бесшумно, как дуновение легкого ветра. Разве что чуть колыхнувшиеся занавески могли заметить его присутствие. А еще он любил темную одежду, из-за чего я упорно звал его шиноби, хотя прекрасно понимал, что к клану ночных убийц он не относится. Слишком... слишком яркий, пожалуй. Яркий не внешне – как-то иначе. Его присутствие всегда чувствовалось, как бы бесшумно он ни пришел, словно бы его дыхание заполняло собой пространство.

      А на рассвете он всегда исчезал, словно его и не было. Словно это всего лишь пригрезившийся мне сон.

      Хотя, должен признать, для просто сна он будил слишком яркие эмоции.

      Потом Сёриша* стал появляться и днем. Сперва скрытно: его взгляд сопровождал меня во время тренировок, но сам он не показывался. А потом он нахально влез мне под тэссэн во время тренировки. Руку тогда я удержал только чудом. Правда, потом иногда жалел, что удержал - а вдруг бы этого хватило для его изгнания?

      Так же, как появлялся без приглашения, Сёриша уходил, не прощаясь. Просто в какой-то момент исчезало это незримое присутствие, заставляющее ловить малейшие колебания воздуха, обостряющее чувства, будоражащее разум.

      Но, пожалуй, я даже себе не готов был признаться, что... жду этих встреч? Воин не должен быть подобен трепетной деве, тоскующей по поклоннику.

      Да и существовал ли Сёриша на самом деле или был только лишь призраком старого поместья и моего воображения?

      Он никогда не показывался чужим.

      По нему можно было даже угадывать, что кто-то идёт. Его присутствие исчезало ровно за три минуты до того, когда самый тренированный слух может услышать самые громкие шаги. Но так же внезапно – появлялось. Это щемящее ощущение близкой бури настигало меня порой в самых неожиданных местах. Я не знаю, понимал ли Сёриша, что я его чувствую буквально кожей, или беспечно не замечал, как я начинаю озираться, чувствуя его взгляд в толпе.

      Но когда Сёриша появлялся передо мною во плоти... О-о-о, это невозможно не заметить. Если бы я был уверен в его реальности, я бы назвал его чужеземцем: говорят, именно у них такие длинные, острые носы и большие рельефные глаза. Только это могло обеспечить ему внимание толпы, однако... Он никогда не останавливается на полумере.

      Одно время я считал его духом разрушения: с наглой улыбочкой, раздражающий, непримиримый, шумный... Он разрушал моё терпение с каждым словом, имел смутные понятия о гармонии и никаких – о приличиях.

      Это всегда было ужасно. Ужасно до такой степени, что я ждал каждого его появления с недостойным самурая предвкушением.