— Лев Ильич! — зарыпонисто выкрикиваю я и вскакиваю с места. — Вы не дослушали до конца! Не-хо-ро-шо! (и тут я грозно потрясаю пальчиком). Мирослава рассказала только идею праздничных выпусков! Неверный, конечно, ход: нужно было начать с основного! — и я смело иду к экрану, отодвигаю дрожащую тридцатичетырехлетнюю коллегу в сторонку. Стучу по интерактивной доске, выискивая незаконченную презентацию, которую я мастерил во время болезни Мирославы.

— Вооот! — обрадованно поворачиваюсь я, прекрасно понимаю, что иду ва-банк.

— Это кто? — громко вопрошает Лев.

— Подождите! — перебиваю я виноватые мыкания Марины Андреевны. — Ку-ку! Слушать сюда! (пальчиком тыкаю в себя) Я в этой команде работал, поэтому сейчас я говорю! Серию нужно, действительно, сделать более демократичной. Есть идея линии: «Цвет любви». Книги без суперобложек, бумага дешевая. Но!(указательный палец вверх!) Каждая книга разного цвета. Рисунок на обложке — иллюстрация к произведению, но выполненная в двухцветной фактурной технике, очертания бликуют еле заметно, неярко, и только одна деталь рисунка выделяется — это и есть цвет любви… (палец в льва) Например, роман господина Рунке, этот сомнительный ремейк «Грозового перевала» Эмили Бронте, должен быть выполнен в фиолетово-сиреневой гамме, цвете сумасшествия, но одна деталь — безумный профиль главного героя — пусть выступает как бы из-под мазка в естественном цвете. (пальчик показывает взмах кисти) Эпистолярный роман Марии Щербаковой — в бледно-розовой, почти в белой колористике, цветные только письма на столе и засохшая роза… Сборник рассказов про курортные романы — желтый солнечный, а цветное пятно…

— А этот разврат про геев? Наверняка в голубом цвете? — ехидно перебивает меня босс.

— Нет, я думал! (пальчик опять вверх) Там нет никаких лазурных голубых эмоций, одни терзания! Страдающие герои скрывают чувства. (пальчик отрицательно ходит вправо-влево, учреждая мою правоту) Обложка будет серой, очертания героев тоже серые, на картинке сидят рядом два парня (появляется другой пальчик, образуя букву V), один герой смотрит в сторону, другой — прямо (оставляю только средний палец и указываю прямо), цветом только их руки, слегка соприкасающиеся мизинцами… (демонстрирую мизинец на другой руке) Пока есть разработка только семи историй, но если пойдет, можно линию продолжить! А подарочные варианты можно компоновать из разных книг… И промо: подключим мобберов — устроим обнималки в центре, это вообще ничего не будет стоить! Тираж тоже, факт, будет серьёзней! И цена одной книги небольшая…

— Сколько?

— Э-э-э… я это… я завтра посчитаю… — и вся моя горячность рухнула. Я же не считал ничего на этот вариант! Да и в презентации только два слайда — на Щербакову и на Зендена (то, что про геев), мне Рустик набросал эскиз. Очень схематично, очень призрачно, очень сыро… Но мне показалось, что в этом и прелесть. Конечно, Ардов понял, что всё, что я сейчас нёс, — это попытка прикрыть сердечки Мирославы… Что он мне оторвет за это? Э-э-э… Так, пальчики! Это я осознал, увидев себя со стороны в бликующей панели стены: я так и стою с факом на правой руке и с идиотским скрюченным мизинцем Остина Пауэрса на левой. Блин! Прячу руки за спину!

— Кто этот мальчик-с-пальчик? — спрашивает Марину царь зверей.

— Наш сотрудник, более полугода уже работает. Елисей Александрович, — прошептала моя начальница.

— А фамилия?

— Леля! — пафосно вострубил я.

— Ка-а-ак?

— Об косяк! — пусть на хрен уволит! Взрослый человек, а такие глаза сделал, как будто я газы выпустил, а не фамилию назвал!

— Так ведь вас, господин «Обкосяк», сегодня нет на работе! Вот… — он двигает по столу бумажкой, — здесь ясно написано: «Лёля Е.А. не вышел на работу». Как же вы прошли мимо охраны?

— Не Лёля, а Ле-е-еля! Проскользнул! — просипел я.

— Экий вы скользкий тип, Лё-о-о-оля! А скользили вы не по стене здания? Что с брюками?

— Это модно!

— Вас кто-то обманул, Лёля! Это грязно, а не модно! А что за ковбойская рубашечка?

— Это чтобы вы на меня внимание обратили! Карьеру делаю!

— Так я уже обратил! Лёля — карьерист! Где галстук?

— Я Леля, а не Лёля!

— Поглядите-ка, пальцем мне указывает, хамит да еще и…

— Я ещё зубы с утра не почистил! — перебиваю я, решив хамить до конца: уже всё равно!

Лев захлопал глазами и вдруг улыбнулся. По-моему, все вздрогнули, с ужасом уставившись на меня как на живой труп. Ардов не умел улыбаться!

— Марин! Откуда такой ценный кадр?

Но начальница не успела ответить. Вновь встрял я:

— Хватит уже мучить женщин. Увольняйте уже меня! Могу без двухнедельной отработки…

— Увольнять? Нормально! А кто будет этот ТВОЙ проект доделывать? — искренне удивляется босс. Он не хочет меня увольнять? К добру ли это? — Сейчас ты идешь на рабочее место, завершаешь этот проект в своем варианте. Мне нравится! Завтра все должно быть у меня на столе! Я отправлю в работу! Принесешь сам! Заодно проверю наличие костюма и чистоту зубов! Вопросы?

— Как выводятся засо…

— Что?

— Не-не… я молчу…

— Все свободны! — Он откидывается на спинку кресла, нажимает кнопочку и говорит: — Нина Алексеевна! Чай!

Все присутствующие суетливо засобирались, задвигали стульями, а мне еще нужно было выключить проектор, корректно вынуть жесткий диск. Уже на пороге меня окликнули:

— Леля! Значит, ты считаешь книгу Рунке сомнительным выбором?

— Это мое субъективное мнение! Там главному герою лечиться надо!

— М-м-м…

Я вышагиваю из кабинета и почти вслух говорю:

— Как и вам!

***

— Ну ты даёшь! — вынесла вердикт Марина Андреевна уже в отделе. — Я думала, что не досчитаюсь бойца…

— Я тоже так думал, — растерянно отвечаю я. У меня вообще отходняк начался: вдруг затрясло, в горле пересохло, в желудке завыло, затошнило.

— Какого хрена ты сел в его кресло?

— Так оно стояло ничьё! Одинокое!

— Офигел, Лис? Начальство на стульчиках, а подмастерье на царском троне! У него это кресло — фетиш, его личное пространство на работе!

— Ну, всё, а я его пометил… — вздыхаю я, абсолютно не веселясь.

— Ты когда успел второй проект-то подготовить?

— Да я не готовил! Просто две картинки нарисовал, Рустика попросил карандашом набросать, а цвет сам… Всё, что нёс — экспромт!

— Ы-ы-ы-ы… — рыдает Мирослава. — Уволюсь к чертям!

— А парню тут подыхать сегодня? — отрубила начальница и повелела всем оказывать мне всевозможное содействие, пообещав со своей стороны пронести на рабочее место котлетку в лоточке из столовки.

И я целый день сидел за проектом. Общался с худотделом: я же не все книги читал! Бегал в статистику, решил маркетнуть на отдельные книжки. Ведь понятно, что на Зендена спрос меньше, чем на Щербакову: у него неизвестность и стыдные геи, у неё имя и щемящие чувства к прекрасной незнакомке. Мирослава помогала подсчитывать, предлагала идеи для баннеров и билбордов. А надо было ещё грамотно всё оформить… Короче, сидел до ночи. К половине девятого остался совершенно один на этаже, в глазах уже двоилось, шея и плечи ныли. Встал, попрыгал, помахал руками, ногами, решил снять туфли, попрыгал босиком. В самый разгар зарядки, когда делал повороты, обнаружил в стекле-перегородке коридора лицо. Блин! Даже сердце ёкнуло! Лев Ильич! Встретился с ним взглядом. У него злобно губа дернулась. Он развернулся и пошёл вон, в сторону лифта — видимо, домой собрался. Я же пропотел над проектом еще с час! Когда, наконец, завершил, шатаясь, пошёл на выход. Охранник огорошил меня заявлением, что для меня вызвано такси за счёт компании. Ну-ну… это типа «извини» со стороны царя зверей?

***

На следующий день все материалы принес лично. Марина Андреевна меня перекрестила перед уходом. Но переживали зря: Лев Ильич беседовал с каким-то дядькой. Секретарша Нина Алексеевна сообщила по переговорнику, что я явился. Было велено зайти. Зашёл, меня осмотрели тяжёлым взглядом с ног до головы, рукой показали, куда положить материалы, и кивнули на дверь. Класс! Даже «здравствуйте» я не удостоился! И стало так обидно! Мне вчера показалось, что этот хищник ко мне симпатией проникся, что, может, еще раз улыбнется братцу Лису! А он! Дубина!