Сначала я не знал, что такое планктон. Вижу только, что каждый день закидывают в воду сачок из шелка. Большой такой сачок, размером с небольшую бочку. И все, что есть в воде, в этот сачок попадает.

Я сначала думал, что они рыбу ловят. Но ни одной рыбины не попадалось, и я посмеивался над ними. Уж я бы закинул, так наверняка бы поймал. А они, то есть научные работники, говорят мне, что не рыба главное. Рыбу каждый дурак поймает. А главное то, чем рыба кормится.

Попробуй поймай рыбную еду, если ее, эту еду, простым глазом не видно. Вернее, саму-то рыбью еду — маленьких рачков там всяких еще видно, а то, что едят эти рачки — почти не видно. А рачки питаются мелкими водорослями. Водоросли такие крохотные, что сачок делают из шелковой материи, В шелке дырочки такие мелкие, что разглядеть их можно только в лупу. Все мелкие существа, которые попадают в сачок: и рачки, и водоросли — называют планктоном.

Я планктона ни разу не видел. Попросить посмотреть было как-то неудобно. И я решил выловить его сам. И вот утром, когда все еще спали, я вышел на палубу. Планктонная сеть висела тут же. Сейнер шел полным ходом, и было холодно. Я надел свою поролоновую куртку и взял в руки сачок. Сейчас в моих руках появится, наконец, загадочный планктон. Я намотал на руку веревку от сачка, размахнулся и закинул его в буруны за кормой, как это делали научные работники.

Что произошло дальше, я плохо помню. Помню только, что, когда сачок погрузился в воду, меня с силой дернуло. Не удержавшись на ногах, я свалился в волны Байкала.

— Спасите! — заорал я и в отчаянии зашлепал по воде руками.

Но мотор сейнера гремел сильнее, чем кричал я. Все на сейнере еще спали, а капитан, закрытый в своей рубке, не слышал. Сейнер полным ходом уходил на юг, а я оставался один на один с холодным Байкалом. Берега вдалеке едва синели, а подо мною — бездна глубиною в тысячу метров!

В то время, как со мною происходила эта страшная история и я коченел в ледяной байкальской воде, Степка нежился под ласковым солнцем Курильских островов, а в Иркутске меня ждала пачка его писем. Все Степкины приключения я излагаю его словами.

Степа добывает анфельцию

Эх, друг ты мой, Вовик, как же я тебе завидую. Ты работаешь в солидной экспедиции. Там у вас вертолеты и прочая благодать. А я вот один. И все мне быстро надоедает, и долго на одном месте я сидеть, как ты знаешь, не могу. Тянет меня все дальше и дальше.

Когда я приехал на Курилы, то увидел совсем не то, что ожидал. Я приехал потрошить рыбу, а меня поставили учетчиком. Это уж совсем неинтересно. Тогда я попросился на шхуну ловить сайру. Сайру мы ловили ночью на свет люстры. Ночью ловим, днем спим. Вернее все спят, а я спать днем не привык. День не спал, другой не спал. Пришлось и эту работу бросить.

Рыбаки обругали меня и сказали, что высадят меня, как Робинзона Крузо, на необитаемом острове. Это было бы интересно, но они высадили меня просто в каком-то заливе около небольшого села.

Неподалеку от села на лугу работали люди. Капитан посигналил, люди обернулись в нашу сторону, и один из них направился к берегу.

— Рабочих нужно? — в рупор крикнул капитан.

— Давай, давай, — ответили с берега.

Наша шхуна остановилась, и капитан меня представил встречающему мужчине. Он передал ему мои документы и сказал даже обо мне несколько хороших слов.

— Раз не хочешь рыбачить — дери анфельцию,— крикнули на прощанье рыбаки.

Что за анфельция и почему ее надо драть, я не знал. Ну, думаю, буду драть, только бы днем, а не ночью. Взвалил свой рюкзачок на плечо и двинулся за своим новым начальником. Он повел меня к тем людям, которые копошились на лугу. Издали я никак не мог понять, какой работой заняты люди. Они отдирали от зеленой травы что-то красное и складывали в кучи, как осенью складывают в кучи картофельную ботву.

Но сейчас был самый разгар лета, и ни о какой картофельной ботве, которую надо убрать с поля, не могло быть и речи. Когда мы приблизились к работающим, я увидел, что это какая-то рыжая трава, мне совершенно незнакомая. Уж не анфельция ли?

— Она самая, — подтвердил начальник. — Раз не можешь сайру ловить, становись на анфельцию. Анфельция еще нужнее, чем сайра. Сайру можно заменить другой рыбой. Анфельцию не заменишь ничем! И обойтись без нее людям никак нельзя.

Отмерили мне участок, и начал я драть анфельцию. Поначалу дело мне показалось очень легким. Но через час руки стали такими красными, точно я целую неделю потрошил сайру. Но я решил не подавать вида, что устал или руки болят. Раз уж капитан меня похвалил, значит, я должен лицом в грязь не ударить. Но мне было интересно, что за анфельция, которую мы дерем день за днем?

— Разве не догадываешься? — удивился начальник, — А еще моряком называешься. Какой же ты моряк, когда водоросли не узнаешь?

— Это рыжее сено — водоросли?

— Конечно.

— Но ведь водоросли зеленые?

И я рассказал начальнику о тех водорослях, которые я чаще всего видел в Иркутске. Я хожу в школу по набережной мимо пристани. И когда посмотришь на сваи, на которых пристань стоит, то видишь зеленые ниточки водорослей, которые растут на сваях.

— Это улотрикс, — сказал начальник, — самая обычная водоросль. Она действительно зеленая. И растет на мелководьях. А у нас здесь большие глубины, и в глубине зеленые водоросли не растут. Растут только красные.

— Значит мы отдираем от травы красные водоросли?

— Угадал! Мы заготовляем водоросль анфельцию. Теперь все ясно?

— Не совсем, — сказал я осторожно, чтобы не обидеть начальника, потому что у меня сразу же возникло несколько вопросов. Как попала анфельция на луг так далеко от моря? Штормом, что ли, ее забросило? И почему все-таки она красная, а не зеленая? Причем тут глубина?

— На луг мы ее привозим, — пояснил начальник, когда наступило время обеда. — У нас есть судно, которое добывает эту водоросль в море. А потом для просушки разбрасываем анфельцию на траве. А красная она потому, что свет на глубине другой.

— Какой же?

— Сам должен знать — какой! Небось десятый класс кончаешь?

— Нет, еще не десятый, — запротестовал я.

— Все равно должен знать, ты же учишь физику?

— Учу.

— Приемник дома есть?

— Есть.

— А что на нем написано?

— Ничего не написано.

— Как ничего? Там на шкале написано KB, CB, ДВ. Это что?

— Ах, это? Так это радиоволны, любой знает!

— короткие волны, ДВ — длинные волны, СВ — средние...

— Так вот, мой милый, — перебил меня начальник, — световые волны тоже можно разделить на короткие и длинные. Короткую длину волны имеют синие лучи, длинную — красные. Красные лучи вода задерживает, синие пропускает. И самым глубоководным водорослям приходится окрашиваться в красный цвет, чтобы улавливать синие лучи. Надо же как-то жить.

Проработал я на сборе анфельции почти неделю, а потом мы всю ее с поля собрали, и меня хотели перевести на шхуну, которая занимается добычей анфельции. Но один случай помешал этому. К нашему берегу причалило судно. Оно должно было погрузить анфельцию и увезти ее на Сахалин.

На Сахалине расположен завод, который эту водоросль перерабатывает. Меня вызвали к начальнику, и тот попросил помочь погрузить на борт драгоценный груз.

Анфельцию мы грузили тюками. Каждый тюк был большой и тяжелый, в точности напоминал тюки прессованного сена. Это особой машиной наши сборы спрессовали для отправки. Только к вечеру работа была закончена. Усталый, я свалился между тюками и решил здесь же проспать до утра, потому что судно должно отправиться только на следующий день. В трюме от анфельции приятно пахло морем. Я не заметил, как задремал. Мне приснился страшный сон — на меня наехал трактор. Когда я пришел в себя, то увидел, что сверху на меня свалился тюк прессованной водоросли. Судно сильно качало, и тюки то и дело съезжали вниз.

«Что это так сильно качает?» — подумал я и выглянул в иллюминатор. То, что я увидел за окном, так поразило меня, что холодный пот выступил на спине. Там во всю пенились волны, и не было видно берега!


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: