Он зыркнул на меня глазками а-ля вампир и скривился, как от лимона:

- Чему радоваться то? Твоему приходу, что ли?

- О, прогресс!

- Какой?

- Ну как же, огрызаешься и перешёл на «ты». Значит, выздоравливаешь.

- Я, вообще-то, и не болел.

Я, улыбаясь, накинул на него свою куртку и потащил к машине. Мне нравилось его ершистое настроение, все лучше, чем депресняк.

- Куда ты меня тащишь, отрыжка общественности?

От такого ругательства я даже притормозил. Еле сдерживая смех, с серьезной рожей поинтересовался:

- Будь добр, переведи на нормальный мат, а то я не понял, кем ты меня обозвал.

Данька совершенно невинно, с улыбочкой на потрескавшихся губах, перевел, загибая поочередно пальцы:

- Козел, урод, гандон, гомофоб недоделанный и ещё раз козел.

- Ну, спасибо на добром слове. Хорошо, хоть на три российских не послал. Ты есть хочешь, гордость общественности?

«Гордость» задумался, положил руку на живот и зачем-то надавил.

- Думаю, уже влезет.

- Что влезет? - Не понял я.

- Жрачка влезет. Вроде пока спал, переварилось.

- Ну, раз влезет, поехали, пожрем.

Уже сидя в машине, он, зевнув, поинтересовался:

- Чем кормить будешь?

- А ты что хочешь?

- Фуа-гру с трюфелями в белом вине, запеченное мясо лангуста с морским языком, э…

- Выйдешь из больницы, будет тебе и лангуст, и фуа-гра, и языки, и гребешки, а сейчас давай пожрем по-человечески, по-русски.

- Жмот.

- Я не жмот, я жрать хочу. Меня сегодня не кормили.

Практикант довольно оскалился:

- Что, обломили тебя девчата без меня? Пирожками с тортами не угощают?

- И не говори. Глядишь, так и похудею, пока ты в больнице ласты сушишь.

- И где мы жрать по-русски будем? Жинка твоя расстаралась?

- Ну, если ты любишь яйца вареные и жареные, то можно и к жинке.

- Вот почему ты мечешь всё, что девчата приносят! И в чем тогда плюс женатого гомика?

- Плюс заключается в том, чтобы не быть отрыжкой общественности.

Данька сразу притих и отвернулся к окну.

- Я не отрыжка общественности, понял? И никому не собираюсь доказывать это, женившись.

Я проклинал свой язык. Остановив машину у кафе «Славянская кухня», повернулся к нему:

- Дань, ты моложе меня, у тебя другие взгляды на жизнь. Ваше поколение проще относится к сексуальной ориентации. Агрессии тоже конечно еще хватает, но все же меньше, чем во время моей юности. А она у меня, как раз проходила во времена крутых и братков, и пидорство считалось не ориентацией, а опущением. Слово «ориентация» даже не рассматривалось, были просто пидоры, извращенцы, которых гнобили. Которым место только у параши. И даже по другую сторону баррикады, то есть в органах, считали так же. Так что ты от меня хочешь? Чтобы я резко перестроился, убрал все свои комплексы и поверил, что общество примет меня, таким, какой я есть? Что на работе у меня не будет проблем, и наш генерал так же будет со мной здороваться по ручке? Ты сам-то в это веришь? Сам сможешь открыться, что ты гей? Родителям, дядьке, девчонкам на работе, друзьям в институте? Сможешь?

Я смотрел на него отвернувшегося, глядящего в окно, и видел в отражении стекла, как с каждым моим словом, глаза его все больше блестели.

Наконец, он повернул голову ко мне и вздохнул:

- Нет. Не смогу. Прости, ты прав, конечно. Это твое дело, как тебе жить, но я считаю, что портить человеку жизнь только потому, что ты выбрал её в свои щиты, неправильно. Она тоже заслуживает счастья, и чтобы её любили. Ты мужик, ты сильный, мог бы обойтись и без такого щита. – С этими словами он вышел из машины и зашел в кафе.

. Глава 20

Данил занял столик почти у самого входа. Я предпочитаю в углу - подальше, поглубже. Он как будто специально решил показать всем свою побитую физиономию, загипсованную ласту и домашние тапочки с трико. Народу было мало, но пялились на него все без исключения.

Как только я уселся рядом с ним, к нам направилась девушка-официант.

Чтобы хоть как то разнообразить Машкины яичницы, я частенько сюда наведывался. Кухня здесь превосходная. Много здесь чего можно отведать по старинным рецептам

Девушка, стараясь не смотреть на Данила, приняла наш заказ.

Уже собравшись уходить, все же не сдержалась. С сочувствием глядя на Даньку, вздохнула:

- У меня мужа тоже в прошлом месяце какие- то уроды избили. Печатку сняли, забрали телефон и всю получку. Сломали челюсть, нос и несколько ребер. До сих пор ходит с шинами.

- Сочувствую. Уродов сейчас точно хватает, - откликнулся Данил.

Девушка кивнула и удалилась.

Практикант сидел насупленный и опять чем-то недовольный.

- Ну, и чего ты снова набычился? Хочешь, поговорим о щитах и остальном? Я тебе кое-что объясню. Ты по своей молодости слишком идеализируешь.

- И что же я идеализирую?

- Ну, например, возьмем отношения гетеросексуальных пар, где мужикам уж точно щиты не нужны.

- И?

- Я так, Дань, понимаю, что ты воспитывался в полной семье, причем единственный в ней ребенок, которого мать с отцом обожают. А сколько в твоем, например, классе, было таких счастливых семей? Уверен, что каждый третий жил с одной мамой, а папа, в лучшем случае, платил алименты и брал ребенка на выходные.

Данил отвернулся, и я еле расслышал его ответ.

- Скорее, каждый третий жил в полной семье, а каждый первый и второй - с мамой.

- Вот видишь. А теперь взять этот процент полных семей. Как ты думаешь, сколько из них жен терпит и закрывает глаза или вовсе не знает о похождениях своих мужиков? Из этих полных семей каждый второй мужик когда-нибудь, да ходил налево. И как тогда назвать их счастливых жен? Как думаешь, счастливы они, что их мужики гуляют с другими бабами? А в чем тогда разница между гетерогуляками и мной?