Несколько мгновений она молча смотрела на меня холодным и как бы оценивающим взглядом, затем сказала:

— Здравствуйте. Вы должны простить нам наше удивление. Мы узнали только сегодня утром. Габриэль, это твоя скрытность переходит всякие границы.

Она протянула мне руку и улыбнулась, обнажив зубы. Глаза ее при этом остались холодными. Я заметила, что у нее были такие светлые ресницы, что их почти не было видно. Волосы у нее тоже были светлее, чем у Габриэля, но самой заметной ее чертой, неприятно меня поразившей, была ее холодность.

— Заходите, пожалуйста, — сказала она. — Боюсь, что мы не успели как следует подготовиться к вашему приезду. Для нас это была полная неожиданность.

— Я думаю, — сказала я, вопросительно глядя на Габриэля. Как он мог скрыть от семьи свою женитьбу, да и зачем?

Мы вошли в огромный холл, в котором горел огонь в камине, и меня сразу окружила атмосфера настоящей, неподдельной старины. Стены холла были покрыты гобеленами ручной работы, возможно, вытканными предками Габриэля и Рут, посередине стоял старинный трапезный стол, на котором красовалась бронзовая и оловянная утварь.

— Ну как? — спросила меня Рут.

— Это похоже на сон, — сказала я, не в силах скрыть своего восхищения.

Ее взгляд слегка потеплел. Она повернулась к Габриэлю:

— Ну к чему вся эта таинственность, Габриэль?

И затем снова ко мне:

— Я не представляю, почему он до сегодняшнего утра держал нас в неведении.

— Мне хотелось сделать вам сюрприз, — ответил Габриэль. — Кэтрин, ты, наверно, устала. Пойдем, я покажу тебе нашу комнату.

— Да-да, конечно, вы устали, — согласилась Рут. — Вы познакомитесь со всеми позже — они очень ждут встречи с вами, можете мне поверить.

Пятница, до того момента тихо сидевший в корзинке, вдруг подал голос.

— У вас еще и собака? — спросила Рут. — Так вы любите животных, Кэтрин?

— Да очень. Я уверена, что Пятница всем понравится — он очень славный.

Мне показалось, что я заметила какое-то движение в верхней части стены, и я быстро взглянула на проходящую вдоль нее галерею.

— Это галерея менестрелей, — объяснил Габриэль, проследив мой взгляд. — Мы до сих пор иногда пользуемся ею по назначению, когда устраиваем балы.

— Мы здесь храним верность многим старинным обычаям, — вставила Рут. — Надеюсь, вы не сочтете нас слишком старомодными.

— Ну что вы, я уверена, что мне эти старинные обычаи очень интересны.

— Надеюсь. Когда в доме есть традиции… — начала Рут и замолчала. Я уловила в ее голосе саркастические нотки и решила, что она намекает на то, что «выскочка» вроде меня неспособна оценить традиции такой семьи, как ее.

Холодный прием, оказанный мне Рут, не способствовал улучшению моего настроения, и я снова задумалась о том, почему Габриэль до последнего момента держал в секрете нашу женитьбу.

В холле появился слуга, и Габриэль велел ему отнести наши вещи наверх.

Слуга взвалил на плечи мой дорожный сундук и пошел с ним вверх по лестнице. Габриэль взял меня за руку и повел меня вслед за ним. Рут следовала сзади нас, и я чувствовала спиной ее взгляд. В этот момент я как никогда была благодарна дяди Дику, чья щедрость сделала меня обладательницей прекрасного дорожного костюма из дорогого темно-синего габардина.

На лестничной площадке была дверь, и Габриэль сказал мне, что она ведет в галерею менестрелей. Я надеялась, что он распахнет ее и я увижу, кто там прячется, потому что я была уверена, что кто-то наблюдал за нами оттуда, пока мы стояли в холле.

Лестница, по которой мы поднимались, была широкая и очень красивая, но при тусклом свете керосиновых ламп она казалась полной теней. У меня появилось чувство, что все члены этой семьи, в течение трехсот лет жившие в этом доме, взирают на меня с неодобрением — что это, мол, за девица, на которой единственный сын и наследник женился без одобрения старших!

— Мои комнаты, — сказал Габриэль, — на самом верху.

— А ты не хочешь перебраться в другие по случаю женитьбы? — спросила Рут.

— Нет. Если, конечно, Кэтрин не захочет.

— Я уверена, что мне понравятся твои комнаты, — сказала я.

— Во всяком случае, в доме есть из чего выбирать, если пожелаете, — сказала Рут.

Мы были на площадке третьего этажа, когда перед нами вдруг появился молодой человек. Это был высокий и стройный юноша, очень похожий на Рут. Его смеющиеся глаза сразу остановились на мне.

— Это Люк, мой племянник, — представил мне его Габриэль.

— Мой сын, — пробормотала Рут.

— Рада с вами познакомиться, — сказала я, протягивая ему руку.

Он взял ее и поклонился мне так низко, что прядь его длинных светлых волос упала ему на лицо.

— Взаимно, — ответил он, растягивая звуки.

Он был очень похож на мать, а значит, и на Габриэля. У него были те же изящные, аристократические черты, те же светлые волосы, та же ленивая грация движений.

— Как вам нравится наш дом? — спросил он меня.

— Она находится в нем меньше десяти минут и даже десятой его части не успела увидеть, а то, что видела, видела не при дневном свете, — сказала его мать.

— Завтра я поведу вас на экскурсию по дому, — пообещал он, и я поблагодарила его.

Он снова поклонился и отступил в сторону, давая нам пройти, после чего присоединился к процессии в качестве замыкающего и проводил нас до апартаментов Габриэля на четвертом этаже. Перед тем, как войти в комнаты, мы оказались в галерее, увешанной фамильными портретами в натуральную величину. Галерея освещалась лампами в абажурах из розового кварца. При этом свете фигуры на портретах казались живыми, и мне снова показалось, что все предки Габриэля наблюдают за мной.

— Ну вот мы и пришли, — сказал Габриэль, сжав мою руку. В этот момент Пятница напомнил о себе, слегка заскулив в своей корзинке. Я решила, что он почувствовал мое настроение, которое было далеко не радужным. Мне казалось, что, войдя в этот дом, я оказалась пленницей враждебно настроенных ко мне хозяев. Возможно, причина этого неприятного ощущения была в том, что я впервые вошла в дом в сумерках, — если бы мы приехали ярким солнечным утром, впечатление было бы совершенно другим. Кроме того, ситуация, в которой я оказалась, была действительно из ряда вон выходящей — мне предстояло стать хозяйкой этого огромного дома и при этом еще несколько часов назад никто из его обитателей даже не подозревал о моем существовании. Ничего удивительного в том, что они встретили меня настороженно.

Я постаралась стряхнуть с себя эта мрачное настроение и, повернувшись спиной к портретам, прошла вслед за Габриэлем в дверь, ведущую в длинный коридор. В конце его была дверь, которую Габриэль распахнул передо мной, пропуская меня вперед.

Я вскрикнула от удовольствия, потому что передо мной открылась очаровательная комната. Окна были закрыты тяжелыми красными шторами, в большом открытом камине пылал яркий огонь, а на каминной доске из резного белого мрамора горели свечи в красивых серебряных канделябрах. Я увидела большую кровать с пологом из того же материала, что и шторы на окнах, высокий комод и стулья, спинки и сиденья которых были обиты гобеленом в красных и золотистых тонах. На полу лежали ковры таких же цветов. Короче говоря, убранство комнаты производило впечатление тепла и уюта. На столе стояла большая ваза с красными розами.

Габриэль взглянул на них и, почему-то смутившись, сказал:

— Спасибо, Рут.

— Какая красивая комната! — сказала я.

Она кивнула.

— Жаль, что сейчас слишком темно, чтобы полюбоваться видом из окна, — сказала она.

— Через пару часов взойдет луна, и тогда Кэтрин все увидит.

Я почувствовала, как улетучиваются мои нелепые страхи.

— Я вас оставлю, — сказала Рут. — Я пришлю вам горячую воду. Как вы думаете, вы будете готовы спуститься, чтобы умыться с дороги.

Я сказала, что да, и Рут с Люком вышли из комнаты, закрыв за собой дверь.

Оставшись одни, мы с Габриэлем некоторое время молча смотрели друг на друга, после чего он не выдержал и спросил: