Габриэль писал мне часто, и его письма были полны любви, но в них не было ни слова о том, как его родные восприняли его намерение жениться.
Дилис тоже написала мне, сожалея, что не сможет приехать на свадьбу, так как ее жизнь в Лондоне расписана на несколько недель вперед.
За три дня до свадьбы Габриэль вернулся в Гленгрин и остановился в тамошней гостинице под названием «Голова короля».
Когда Мэри пришла ко мне в комнату с известием, что он ждет меня в гостиной, я поспешила вниз. Он стоял спиной к камину и лицом к двери и, как только я вошла, бросился мне навстречу и обнял меня. Я поцеловала его.
— Материнский поцелуй, — пробормотал он.
Сам того не зная, он точно выразил то, что я к нему чувствовала. Я хотела о нем заботиться и сделать оставшуюся ему жизнь как можно более счастливой. Я не была в него страстно влюблена, но не придавала этому значения, так как о любви до тех пор знала только по книгам и разговорам со школьными подругами. Но я была к нему привязана, и меня очень трогало то, как он нуждался во мне.
Вырвавшись из его объятий, я усадила его на диван. Мне не терпелось услышать, что сказали его родственники по поводу нашей предстоящей свадьбы и кто из них приедет, чтобы на ней присутствовать.
— Видишь ли, — медленно проговорил он, — мой отец слишком стар для такого путешествия, ну а остальные… — Он пожал плечами, не закончив фразы.
— Габриэль! — воскликнула я. — Ты хочешь сказать, что никто из них не приедет на нашу свадьбу?
— Понимаешь, тетя Сара тоже слишком стара, чтобы приехать…
— Ну а твоя сестра и ее сын?
Габриэль нахмурился и, не глядя на меня, сказал:
— Какое имеет значение, приедут они или нет? Ведь это не их свадьба, а наша.
— Но как же они могут не приехать! Значит, они не одобряют наш брак?
— Конечно же, одобряют. Но ведь сама церемония не так уж важна, правда? Послушай, Кэтрин, я с тобой и я хочу, чтобы мы были счастливы. Что еще тебе нужно?
Спорить было бессмысленно, но мне эта ситуация казалась очень странной. Никто из родных жениха не приедет на свадьбу! Но что делать, видимо, у нас с Габриэлем все должно было быть не так, как у всех. И раз он сам не огорчается из-за того, что его родные не будут присутствовать на свадьбе, мне ничего не остается, как смириться с этим. Во всяком случае, теперь я была даже рада, что Дилис не сможет приехать, иначе мне пришлось бы объяснять ей то, что я сама не понимала.
— Надо полагать, вы для них недостаточно хороши, — высказала свой приговор Фанни.
Я не собиралась выдавать насколько меня огорчила позиция родственников Габриэля, так что я просто пожала плечами и не ответила на ее слова.
После свадьбы мы с Габриэлем должны были поехать на неделю в Скарборо, а потом — в Киркландское Веселье. Очень скоро мне самой предстояло узнать, каково отношение его семьи к нашей женитьбе, а до тех пор мне оставалось только терпеливо ждать.
Наше венчание состоялось в деревенской церкви спустя примерно два месяца после нашей первой встречи. На мне было белое платье, сшитое деревенской портнихой, и белая фата, украшенная флердоранжем.
Гостей на свадьбе было очень мало — только местный викарий и доктор и их жены.
После первого тоста за наше здоровье, мы с Габриэлем сели в двуколку и поехали на станцию.
Оказавшись с ним наедине в купе первого класса по дороге в Скарборо, я почувствовала себя лучше. Мое напряжение спало, потому что с Габриэлем мне всегда было легко.
Габриэль взял меня за руку и улыбнулся счастливой улыбкой. Он еще никогда не выглядел таким безмятежным и умиротворенным, и мне было приятно сознавать, что он чувствует себя счастливым благодаря мне. Пятница был с нами в купе — мы и помыслить не могли о том, чтобы его оставить.
Через несколько часов мы уже были в нашем отеле в Скарборо.
В эти первые дни нашего медового месяца моя привязанность к Габриэлю возросла, потому что я чувствовала, как отчаянно он нуждается во мне. Мое присутствие в его жизни, казалось, избавило его от меланхолии и черных мыслей, и это было для меня лучшим доказательством того, что я не зря вышла за него замуж.
Погода стояла великолепная. Мы много гуляли втроем — в обществе Пятницы, который всегда нас сопровождал. Иногда мы брали напрокат лошадей и обследовали окрестности верхом. Во время одной из таких верховых прогулок мы обнаружили развалины старинного аббатства. Очень скоро я поняла, что в интересе Габриэля к средневековым руинам было что-то мрачное, и впервые после нашей свадьбы я почувствовала, что к нему вернулось то угрюмое настроение, от которого я хотела навсегда его излечить. У меня появилось какое-то тревожное предчувствие, и я спросила:
— Габриэль, эти развалины похожи на Киркландское аббатство?
— Все средневековые развалины похожи друг на друга, — сказал он.
Меня не удовлетворил его ответ, потому что я чувствовала, что его что-то беспокоит, и было ясно, что это связано с Киркландским аббатством и его домом. В то же время мне не хотелось мучить его вопросами, на которые он явно не хотел мне отвечать. Очень скоро, думала я, я окажусь в своем новом доме и возможно сама открою причину его беспокойства. Я была настроена очень решительно и дала себе слово, что, открыв эту причину, я сделаю все, чтобы ее устранить, и никому не позволю отравлять Габриэлю жизнь.
II
В последний день нашего свадебного путешествия нам обоим было не по себе. Габриэль все время молчал, и меня это раздражало. Я вообще никак не могла привыкнуть к частой и беспричинной смене его настроений, а в этот день мое раздражение подогревалось тем, что я сама нервничала в связи с предстоящей встречей с его родственниками.
Дорога из Скарборо домой была довольно долгой, потому что нам пришлось сделать пересадку с одного поезда на другой, и мы приехали в Кили — ближайшую к его дому железнодорожную станцию — только вечером.
На станции нас ждал экипаж, и когда кучер меня увидел, на его лице отразилось удивление. Мне показалось странным, что он мог не знать о женитьбе Габриэля, но, тем не менее, он явно о ней не знал — иначе почему бы он удивился при виде его жены?
Габриэль подсадил меня в карету, в то время как кучер возился с нашим багажом, исподтишка поглядывая в мою сторону.
Дорога к дому заняла около часу, и к тому времени, как мы до него добрались, уже стемнело.
По пути мы проехали вересковую пустошь, при виде которой я испытала легкий приступ ностальгии, потом крестьянские поля с разбросанными кое-где коттеджами.
Наконец мы переехали через мост, и я увидела силуэт аббатства. Передо мной возвышались башня романской архитектуры и окружающие ее каменные стены, которые в сумерках вовсе не казались разрушенными. У аббатства был величественный и в то же время грозный вид, и я подумала, что мне передалось настроение Габриэля, которого эти развалины и притягивали, и чем-то страшили.
Карета проехала по аллее, по обеим сторонам которой росли старые дубы, и выехала на открытое место. И тут я увидела дом. У меня перехватило дыхание — так он был красив. Во-первых, я не ожидала, что он такой огромный. Позже я узнала, что он был построен в форме прямоугольника с внутренним двором посередине. Во-вторых, меня поразила причудливая каменная резьба, украшающая фасад: все простенки между окнами были заполнены рельефными изображениями ангелов, чудовищ, музыкальных инструментов, свитков и тюдоровских роз. Это был самый настоящий старинный родовой замок, и я невольно подумала о том, как жалко, должно быть, выглядел Глен-хаус в глазах Габриэля, когда он увидел его в первый раз.
К массивному резному портику шла широкая каменная лестница из дюжины истертых ступеней. В дом вела тяжелая дубовая дверь, украшенная чугунным кованым узором. Мы едва успели ступить на лестницу, как дверь открылась, и я увидела первого из своих новых родственников.
Это была женщина лет сорока, и она была так похожа на Габриэля, что я сразу поняла, что это его сестра Рут Грентли.