Девлин наблюдал, как с лица юноши разом сбежала вся краска, оставив его бледным и явно потрясенным.

– Боюсь, не понимаю, о чем речь, – резко остановился ирландец. – А теперь извините, мне действительно надо…

– Бросьте, – перебил Себастьян, поворачиваясь к спутнику. – Можете ответить на мой вопрос сами или я задам его Луизе Хоуп. Что предпочтете?

Бересфорд посмотрел на виконта, затем отвел взгляд, выпятив подбородок, длинно, тяжело выдохнул и тихо сказал:

– Кузина ничего об этом не знает.

– С какой стати Эйслер? Почему не попросить помощи у Хоупа?

Юный ирландец продолжал шагать, не сводя ясных голубых глаз с мокрой мостовой.

– Я просил. Первый раз.

 – Продолжайте.

– Это случилось почти сразу после моего приезда в Лондон. Я встретил нескольких знакомых по Оксфорду. Им захотелось попытать счастья в игорном доме возле Портланд-сквер, и я отправился с ними. Ставки были… высокими. Я и глазом не успел моргнуть, как проиграл тысячу фунтов. Тысячу фунтов! – вырвался у Бересфорда почти истерический смешок. – Мой отец в удачные годы зарабатывает не больше тысячи двухсот.

– И вы пошли к Хоупу?

Спутник кивнул:

– Он повел себя в высшей степени благожелательно, учитывая обстоятельства. Прочитал мне лекцию, конечно же, но вполне заслуженную. А вручая деньги, предупредил, что второго раза не будет.

– Неужели вы вернулись в игорный дом?

Губы Бересфорда стиснулись в болезненно тонкую линию.

– Хоуп уверил, якобы ему ничего не нужно возвращать. Но… мне было не по душе просто взять его деньги. Сложность состояла в том, что заполучить такую сумму я мог единственным способом – выиграть ее.

– Сколько вы потеряли во второй раз?

– Пятьсот фунтов. Поначалу мне везло…

– Так всегда.

– Но затем удача от меня отвернулась. Совершенно внезапно и катастрофически. Мне хватило ума остановиться. Однако недостаточно быстро.

– Если бы вам хватало ума, вы бы вовсе не стали туда возвращаться.

– Думаете, я теперь не понимаю? – вспыхнули обидой глаза ирландца. – Я чуть не сунул себе в рот дуло пистолета. Совершенно невозможно было пойти к Хоупу и признаться в проигрыше еще пятисот фунтов.

– И вместо этого вы обратились к ростовщику. Как, черт подери, вы надеялись с ним расплатиться? Собирались заняться грабежом на большой дороге?

В начале улицы зазвучала барабанная дробь, сопровождаемая топотом марширующих ног. Бересфорд покосился на звук и с разлившейся по щекам густой краской стыда ответил:

– Он… Я… Скажем так, я согласился оказывать Эйслеру определенные услуги.

Девлин начинал отчасти понимать, из каких соображений Перлман направил его к молодому джентльмену.

– То есть подрядились регулярно поставлять ему проституток.

Бересфорд округлил глаза и дернул кадыком, с усилием сглатывая.

– Откуда вы знаете?

– Назовем это удачной догадкой. Вы привозили ему девицу в прошлое воскресенье?

– В воскресенье? Нет. Но мне известно, что по крайней мере еще один человек делал для Эйслера то же, что и я.

Себастьян всмотрелся в напряженное привлекательное лицо. Блэр Бересфорд производил впечатление серьезного и в сущности порядочного юноши, хотя опасно неопытного и наивного. По большей части он, скорее всего, говорил правду.

Но только по большей части.

– Где вы провели тот вечер?

– Имеете в виду, когда застрелили Эйслера? Я был в квартире Мэтта Тайсона на Сент-Джеймс-стрит. Пили вино… играли в вист на интерес… и такое прочее.

Уже не в первый раз Девлина удивляла дружба между старшим по возрасту, закаленным в боях лейтенантом и зеленым ирландцем, едва закончившим Оксфорд.

– Как давно вы знаете Тайсона?

– Месяца полтора. Познакомились на музыкальном вечере у одного нашего общего приятеля. – Взгляд Бересфорда метнулся к дверям магазина, где как раз появилась его родственница. Повернув голову, она продолжала с кем-то беседовать. – А вот и Луиза. Я действительно должен…

– Еще один вопрос, – удержал спутника виконт. К ним приближалась колонна солдат, посверкивая на солнце медными пуговицами чистых, новых мундиров. – Что вы можете сообщить о голубом бриллианте, который Эйслер продавал по поручению Хоупа?

Лицо собеседника вытянулось в убедительном недоумении.

– Голубой бриллиант? Мне жаль, – покачал он головой, – но я ничего не знаю об этом. Драгоценные камни коллекционирует Генри Филипп, а я виделся с ним всего несколько раз.

– Возможно, этот бриллиант приобрел лет пять-шесть назад Томас Хоуп. Должно быть, для вашей кузины.

Бересфорд задумался.

– Мне известно, что Хоуп за время ухаживания подарил ей несколько абсурдно дорогих украшений – помню, моя мать язвительно именовала их «взятками». Но не могу точно сказать, что это было. Я никогда их не видел. А Луиза на самом деле предпочитает скромные, изящные ювелирные изделия.

– Блэр? – донесся к ним голос супруги банкира.

Юноша быстро, суетливо поклонился:

– Извините. Прошу вас.

Себастьян позволил ему уйти.

Девлин стоял и смотрел, как ирландец размашисто поспешил обратно вниз по улице, обогнув двух почтенных матрон в тюрбанах, которые чинно шествовали рука об руку по тротуару, и едва не столкнувшись с ливрейным лакеем, нагруженным кучей пакетов. С Сен-Сиром поравнялась колонна солдат. Постукивал походный барабан, сапоги отбивали привычный ритм. Похоже, это были новобранцы, направлявшиеся в порт, откуда корабль увезет их в дальние страны к предстоящим сражениям.

Виконт проводил колонну глазами, всматриваясь в ряды свежевыбритых лиц. Большинство солдат казались трогательно воодушевленными и взволнованными, кое-кто выглядел обеспокоенным. Но у нескольких был устремленный вдаль, сосредоточенный взгляд человека, который видит свою смерть и все же неуклонно марширует к ней.

По опыту Сен-Сира, мужчины, подобные Блэру Бересфорду, редко совершали убийства. Было в этом юноше что-то печальное и нежное, почти хрупкое, не вязавшееся с тем неистовством и ожесточенностью, которые обычно сопряжены с насилием. Но Себастьян давно уяснил, что большинство людей – какими бы спокойными и мягкими, какими бы сдержанными и уравновешенными они ни были – способны пролить кровь, если перегнуть с ними палку или загнать в безвыходное положение.

Девлин не мог себе представить, чтобы Бересфорд застрелил ростовщика из-за пятисот фунтов, хотя располагал только его собственным уверением, будто долг действительно составлял эту, а не многократно большую сумму. Пошел бы ирландец на преступление из-за пяти тысяч фунтов? А из-за десяти?

Нет, все равно вряд ли. Но что, если Эйслер подзуживал юношу или насмехался над ним? Если угрожал разглашением и самого долга, и услуг, которыми этот долг оплачивался? Способен ли Блэр Бересфорд убить мерзкого, злобного старикана в приступе ярости, порожденной страхом и стыдом?

Себастьян не был уверен, но считал такое вполне возможным.

Возвращаясь к своему экипажу, Девлин снова поймал себя на раздумьях, почему Самуэль Перлман назвал ему именно Бересфорда. Теперь виконту пришло в голову, что враждебность Перлмана могла быть направлена не столько на юного ирландца, сколько на Томаса Хоупа. Ведь если убийца Даниэля Эйслера одновременно похитил дорогостоящий голубой бриллиант, то Перлман как наследник своего дяди окажется обязанным возместить владельцу алмаза понесенные убытки – разумеется, при условии, что означенный владелец сможет доказать пребывание камня в распоряжении торговца.

А Себастьян подозревал, что такой дальновидный человек, как Хоуп, хранит подробные письменные свидетельства любой подобной сделки.

Однако если причиной гибели Эйслера  послужил бриллиант, злоумышленник должен был откуда-то узнать о том, что драгоценность у старика. Сколько людей располагало этими сведениями? Франсийон, ясное дело, и Хоуп – если алмаз действительно его. Самуэль Перлман? Скорее всего. Блэр Бересфорд? Возможно. Мэтт Тайсон? Опять же возможно, через Бересфорда.