— Само собой, — согласился я. Меня почти пугала необходимость заговорить снова. — Как ты… э-э-э… Как прошёл полёт до Земли — хорошо?

— Что ты подразумеваешь под термином «хорошо»? — спросил синтетический голос.

Я опять посмотрел на Холлуса.

— Он знает, что вы используете слово «хорошо» во множестве значений. Например, если это правильно с точки зрения морали, если это доставляет удовольствие или является дорогим.

— Дорогим? — удивился я.

— Хороший фарфор, — привёл пример Холлус. — Хорошие украшения.

Этот проклятый инопланетянин знал мой язык лучше меня! Я вновь перенёс внимание на врида:

— Я хочу сказать, был ли твой полёт приятен?

— Нет, — ответил он.

Холлус снова пришёл мне на помощь:

— Продолжительность жизни вридов — примерно тридцать земных лет. Поэтому во время полёта они предпочитают находиться в анабиозе, с искусственно заторможенным метаболизмом.

— А, — сказал я. — Значит, полёт не был неприятен — он просто его не сознавал, верно?

— Именно.

Я попытался придумать, что сказать ещё. После стольких дней с моим другом-форхильнорцем я уже свыкся с тем, что разговор с инопланетянином идёт свободно.

— Итак… э… Как тебе здесь нравится? Что ты думаешь о Земле?

— Много воды, — ответил врид. — Крупная луна, эстетически приятная. Хотя воздух слишком влажный; неприятно жаркий.

Вот теперь уже что-то; по крайней мере, я понял его слова. Но если он считает воздух в Торонто жарким и влажным уже сейчас, визит сюда в августе будет для него подвигом.

— Тебя интересуют окаменелости, как Холлуса?

Опять перекатывание камней, и слова:

— Всё очаровывает.

Я немного помолчал, раздумывая, стоит ли задавать следующий вопрос. Но затем решил — почему нет?

— Ты веришь в Бога? — спросил я.

— Ты веришь в песок? — ответил вопросом врид. — Ты веришь в электромагнетизм?

— Он говорит «да», — пояснил Холлус, стараясь помочь. — Вриды часто говорят риторическими вопросами, но у них нет понятия сарказма, поэтому не стоит обижаться.

— Куда важнее, Бог ли в меня верит, — сказал Т-кна.

— Что ты хочешь сказать? — спросил я.

От диалога у меня начала болеть голова.

Казалось, врид тоже пытается найти нужные слова; его рот работал, но из него не исходило ни звука. В конце концов снова послышались звуки его речи, и переводчик заговорил:

— Бог наблюдает; волна схлопывается. Избранники Бога — те, чьё существование он/она/оно делает действительными наблюдением.

Эту часть я мог расшифровать даже без перевода Холлуса. Квантовая физика утверждает, что события становятся реальностью лишь после того, как их пронаблюдало мыслящее существо. Это всё прекрасно и здорово, но фишка-то вот в чём: откуда взялось первое реальное событие? Некоторые люди истолковывали это требование квантовой физики в качестве аргумента в пользу существования наблюдателя, который был здесь с начала времён.

— А, — сказал я.

— Много возможных будущих, — произнёс Т-кна, загибая все пальцы одновременно, словно стараясь показать множество вариантов. — Из всего, что возможно, он/она/оно выбирает наблюдать одно.

Я понял и это — но понимание меня ошарашило. Когда «Дип Блю» побил в шахматы Гарри Каспарова, компьютер сумел это проделать просмотром всех возможных позиций не только на следующем ходу, но также и через один ход, и ещё через один — и так далее.

Если бы Бог существовал, видел ли бы он все возможные ходы для своих фигур? Видит ли он сейчас, что я могу шагнуть вперёд, или кашлянуть, или почесать задницу — или произнести что-нибудь эдакое, что навсегда испортит отношения между расами людей и вридов? Видит ли он одновременно маленькую девчушку в Китае, которая может пойти влево или вправо, а может и поднять голову, чтобы посмотреть на Луну? Видит ли он также старика в Африке, который может дать юнцу добрый совет, способный навсегда изменить его жизнь… а может не дать, позволяя мальчугану самому во всём разобраться?

Можно легко продемонстрировать, что при выборе из множества возможностей Вселенная действительно разделяется — как минимум на кратчайшие мгновения: единичные фотоны взаимодействуют со своими копиями в альтернативных вселенных, одновременно проходя через несколько щелей и давая на выходе картину интерференции. Такое поведение фотонов — не признак ли это размышлений Бога, не призрачные ли свидетельства того, что Он размышляет о всех возможных вариантах будущего? Видит ли Бог все возможные действия для всех разумных форм жизни — шести миллиардов людей, восьми миллиардов форхильнорцев (как сказал однажды Холлус), пятидесяти семи миллионов вридов… плюс, возможно, бесчисленных видов прочих разумных существ во Вселенной? Проводит ли он вычисления в игре, настоящей игре «Жизнь» — по всем допустимым вариантам ходов за каждого игрока?

— Ты хочешь сказать, — заговорил я, — что Бог мгновение за мгновением выбирает, какую из реальностей он хочет наблюдать в данный момент? И этим своим наблюдением создаёт реальное прошлое — шаг за шагом, мгновение за мгновением?

— Таким обязано быть сущее, — прозвучали в ответ переведённые для меня слова.

Я посмотрел на чужеродного многопалого врида и объёмистого паукообразного форхильнорца, стоящих рядом со мною, безволосой (сегодня более чем когда-либо) двуногой обезьяной. И поневоле задался вопросом — доволен ли Бог ходом своей игры.

— А теперь, — сказал Т-кна через переводчика, — взаимность вопросительности.

Его очередь задавать вопросы. Что же, всё честно.

— Будь моим гостем, — сказал я.

Складки на коже по обе стороны от передней руки задёргались вверх и вниз. Мне почудилось, что это «пожатие ушей» было для вридов чем-то вроде фразы «прошу прощения?».

— Я хочу сказать, давай. Задавай свой вопрос.

— То же самое, наоборот, — сказал врид.

— Он хочет спросить… — заговорил было Холлус.

— Он хочет знать, верю ли я в Бога? — сказал я, распознав, что врид обернул мой же вопрос против меня. И, немного помолчав, ответил: — Я верю вот во что: если Бог существует, ему или ей абсолютно всё равно, что происходит с кем-либо из нас.

— Ты ошибаешься, — заявил Т-кна. — Ты должен строить свою жизнь на стержне существования Бога.

— Э-э-э… А конкретнее — что под этим подразумевается?

— Необходимость отдать половину бодрствования попыткам поговорить с ним/ней/ним.

Холлус подогнул четыре передние ноги, так что его туловище склонилось ко мне.

— Теперь ты понимаешь, почему вы нечасто видите вридов? — негромко спросил он.

— Есть люди, которые проводят в молитвах не меньше времени, но я не один из них.

— Молитва это не есть, — донеслось из переводчика. — От Бога нам не нужно ничего материального; мы просто хотим поговорить с ним/ней/ним. То же должен делать ты. Только глупцы не проводят много времени в попытках связаться с Богом, чьё существование доказано.

Я встречал евангелистов и раньше — куда чаще, чем положено по справедливости: мои публичные лекции по эволюции зачастую приводили их в ярость. Когда я был помоложе, я время от времени ввязывался с ними в споры, но сейчас я по обыкновению лишь вежливо улыбался и отходил прочь.

Но сейчас Холлус ответил за меня:

— У Тома рак.

Я почувствовал вспышку раздражения; мне казалось, Холлус сохранит это в тайне. Хотя, с другой стороны, медицинские вопросы могли быть тайной лишь у людей.

— Скорбно, — произнёс Т-кна.

При этом он коснулся пряжки на ремне с красным кружком на ней.

— Множество искренне верующих людей погибли ужасной смертью от рака и других болезней. Как ты это объяснишь? Чёрт, да как вообще ты объяснишь само существование рака? Что же это за бог, который создал такую болезнь?

— Может, он/она/оно не создавало его, — произнёс глубокий голос переводчика. — Рак мог возникнуть спонтанно в одном или многих возможных мгновениях. Но будущее не случается разом. Также нет бесчисленного множества возможностей, из которых Бог может выбирать. Конкретная версия реальности, в которой появился рак, хотя и нежелательный, обязана содержать что-то сильно желательное.