"Вот это жизнь!" – думал Генрих, пожирая огромные куски торта и запивая его горячим кофе, вот так бы каждый день! Но план избавления от старухи придется пока отложить на неопределенный срок, уж очень она старалась для меня. Как жаль, что завтра на работу!"

Рабочая неделя протекала, как обычно: нудно, скучно, пыльно, грязно… А в пятницу, в конце дня к Генриху подошел Панас Жук – водитель "бычка", который возил товар в магазин. Это был маленький, но очень плотный мужчина лет пятидесяти, с загорелой лысиной и длинными, обвисшими усами а-ля Тарас Бульба. Он обладал чрезвычайно живой и деятельной натурой и всегда был чем-нибудь занят. Жук то, весело матерясь, копошился в моторе своего многострадального "бычка", давал ценные указания грузчикам или активно ухаживал за молоденькими продавщицами. Боялся он лишь завскладом – Марину Адольфовну. Эта маленькая, но очень властная женщина с мощным командным голосом наводила ужас не только на шофера, но и на весь персонал магазина, за что и получила прозвище "Гитлер в юбке".

Жук, вальяжно покачиваясь, подошел к Генриху.

– Ну что, Валентинович? Как жизнь молодая? У меня, понимаешь ли, карбюратор барахлит, хоть ты тресни. Уж я его и так, и эдак, и туды его растуды, – тут он добавил длинное нецензурное выражение – а он, сука, все барахлит и барахлит, мать его! Но не будем о грустном. Сегодня пятница! А не гульнуть ли нам? Как ты на это смотришь, дружище?

– М-да! А почему бы и нет? Как говорят французы, каждый мужчина имеет право налево! – радостно подхватил Генрих. Ему уже давно надоела размеренная семейная жизнь, и захотелось острых ощущений.

– Мне-то все равно, у меня никого, все на дачу укатили, до самого понедельника! Фатера свободная, гуляй – не хочу! А ты-то молодой жене что скажешь?

– А чего? Скажу, что фура с гипсокартоном из Питера приехала, всю ночь разгружали, а ты подтвердишь, если что!

– Не боись, братан, за мной не заржавеет!!!

– А куда же мы направимся, дорогой друг? Есть ли у вас какие-нибудь мысли на этот счет?

– А то! Знаю я одно местечко! Там такие цыпочки! Собирайся. Я сейчас тоже поброюсь в сортире, надушусь освежителем воздуха и как огурчик! Готов к труду и обороне!

"Тоже мне, огурчик, желтяк перезрелый! Не то, что я – мужчина в самом соку! – подумал Кружкин, разглядывая себя в маленьком карманном зеркальце. Собственное отражение очень нравилось Генриху Валентиновичу. Недавно мужчина начал отращивать небольшую бородку, и был уверен, что она ему очень идет: ни дать, ни взять – Антон Павлович Чехов! Настоящий русский интеллигент, человек умственного труда".

Он переоделся из рабочего комбинезона в штатскую одежду, восхитился собственной прозорливости: именно сегодня надел свой любимый кожаный пиджак и повязал розовый галстук, как сердцем чувствовал!

Тут из туалета вышел довольный и источающий неповторимый аромат морской свежести, Панас.

Вскоре друзья уже ехали в переполненном автобусе.

– Кинотеатр "Центральный", – объявил скрипучий голос диктора.

– Все, выходим, – засуетился Жук и стал пробиваться к дверям, с трудом таща за собой Генриха сквозь людские джунгли.

– Идем скорее, у меня тут сеструха двоюродная вахтершей работает, пропустит нас бесплатно, – шептал Панас Кружкину на ухо.

На дверях кинотеатра красовался яркий, нарисованный акварелью плакат: "У нас сегодня дискотека для тех, кому за тридцать! Стоимость билета – сто пятьдесят рублей, пенсионерам и школьникам – скидка!"

Сеструха-вахтерша, кокетливо улыбаясь, пропустила Жука и Кружкина в большое, плохо освещенное фойе. Обстановка была скромная, чтобы не сказать – жалкая. В самом дальнем углу располагалась барная стойка, возле которой толпились несколько дам пенсионного возраста и два тощих подростка. Вдоль стен стояли узкие деревянные скамейки. На одной из них сидел совсем древний, реликтовый старичок в вязаной мохеровой безрукавке, рядом у стенки стоял его костыль. Громко играла музыка, но никто не танцевал. Народу было мало. Заметив недоуменный взгляд Генриха, Жук пояснил:

– Погоди, еще рано, вечеринка даже не началась, сейчас народ подтянется и такое будет! Веселуха! Ух!

"М-дя, – подумал Генрих Валентинович, – зря я с этим Жуком-навозником связался, сразу видно, что он человек не моего круга!"

Тем временем народ собирался. В основном, это были женщины, правда не во вкусе Генриха – уж очень пожилые и не интеллигентные. Вскоре все скамейки уже были заняты перезрелыми красавицами, активно выискивающими глазами хоть какого-нибудь, пусть самого захудалого, мужичка.

Вдруг музыка перестала звучать, и в фойе дали полный свет. Сияя обольстительной улыбкой на середину величественно вышла ведущая, "наша Ируся", так называли ее завсегдатаи.

Это была необычайно маленького роста пожилая женщина, с ярко раскрашенным кукольным личиком, нарисованными губами и бровями, нарумяненными щеками. Ее коротенькие ножки были обуты в удивительные туфли на невиданной толщины платформах, так Ируся пыталась, хоть немного, добавить себе росту. Длинное, черное в блестках и стразах платье, облегало ее крошечное тельце, а голову венчал пышный, кудрявый парик, изображавший естественную копну каштановых волос.

– Дамы и господа, – пропищала Ируся мультяшным голоском, – и снова пятница! Объявляю наш бал, для тех, кому за… – открытым!

Не важно, сколько нам лет – сегодня мы все молоды душой и телом и пришли сюда повеселиться! А теперь – белый танец. Дамы приглашают кавалеров!

И что тут началось! Толпа жаждущих женщин ринулась приглашать малочисленных мужчин. Две бойкие не по годам старушенции раньше других успели ангажировать подростков и теперь гордо вальсировали в их объятиях посреди зала. Из-за старичка чуть было не разгорелась драка. Но одна гигантская дама, растолкав, соперниц мощной грудью, завладела желанной добычей, и, несмотря на сопротивление приглашенного, вынесла его на руках и, нежно прижав к богатырскому торсу, закружила в танце. Тощие ножки старикашки беспомощно болтались в воздухе, а от нестерпимого запаха ее духов, у него перехватывало дыхание и текли слезы, но дедушка стоически переносил мучения. А как же иначе? Назвался груздем – полезай в кузов.

Больше всего женщин претендовало на внимание Жука и Кружкина. Дамы обступили друзей плотным кольцом и, гудя, словно рассерженный рой, приглашали на танец. От богатого выбора рябило в глазах. Жук вскоре пошел плясать с какой-то худосочной старой девой, а Генрих с пышногрудой пятидесятилетней Мерлин Монро.

Еле отделавшись от назойливых дам, друзья подошли к барной стойке и заказали пиво. В этот момент в зал вошли две новые красавицы. На вид им казалось никак не больше сорока, и одеты они были в дорогую и модную одежду.

– Вот это цыпочки! – обрадовался Жук, указывая Генриху на дамочек, – я же говорил тебе, что здесь такие телочки попадаются! Девочки, идите к нам, мы вас пивком угостим!

Красотки, придирчиво оглядев зал и не увидев больше достойных внимания персон, неторопливо подошли к приятелям.

Вблизи они оказались далеко не красавицами, но отступать было поздно и некуда.

– Салют, мальчики! – сказала низким чувственным голосом та, что повыше ростом, – я Роза, а это моя подруга Тамара!

– Очень приятно, я просто счастлив, – широко осклабился Кружкин – я Генрих Валентинович, очень известный преуспевающий адвокат, а это мой друг Панас – бизнесмен, занимается грузоперевозками.

Жук при этих словах раздулся от важности, как тетрадон и активно закивал лысой башкой, подтверждая все сказанное.

В этот момент заиграла песня "Там, где клен шумит". И две парочки пошли танцевать. Генрих пригласил Тамарочку, а Розочка завладела Жуком.

У Тамары было круглое курносое личико, сплошь покрытое веснушками и невыразительные тусклые глазки. По сравнению с Машей она была, словно воробей против павлина. Но для Генриха, жаждущего новых ощущений, она, в тот момент, казалась самой желанной женщиной в мире.