– Только рискните. Рискните! Я каждому глотку перегрызу, кто попробует навредить человеку! Яфа будет жить! Даже ценой моей жизни. Я сражусь с любым! Если победа за мной, людям дадут свободу!

Толпа снова возбужденно загалдела. Похоже, я все же поспешила с выводами. В кошкотах куда больше звериного, чем человеческого, а решающим аргументом в любом споре является сила. И сейчас между нами и верной смертью стояла лишь хрупкая кошечка, в этой самой силе явно уступающая доброй половине собравшихся.

– Чори! Не забывай, последнее слово здесь за мной.

Я вздрогнула и уставилась на Джахо. Его голос будто враз успокоил котов. Сам же облезлый Чори замер, будто его хозяин за пакостным делом застукал.

Я хохотнула. А этот Джахо мне уже нравится!

– Шани, успокойся, – начал вожак, чуть выступив вперед. – Маду мне брата роднее, а Яфа как дочь. Ты знаешь. Но я не могу обменять ее жизнь на жизнь всей стаи.

Шани чуть распрямилась, безотрывно глядя на Джахо. Слушала. Вот только бдительности не теряла. Ухо с пуховой кисточкой на конце то и дело в тревоге дергалось, отслеживая каждое движение Чори.

– Эти люди принесут беду, – продолжал убеждать кошкот. – Если отпустим, они приведут остальных, и тогда…

– Джахо!

Вожак тут же замолчал и обернулся. Тяжело ступая и опираясь на корявую клюку, к Маду с Яфой в лапах вышел кот. Он горбился, а глубокий капюшон надежно скрывал морду, так что определить его пол было невозможно. За спиной у кота с неестественно громким шумом, будто чем-то нарочно утяжеленный, волокся подол плаща. Кошкоты, при виде старца, почтительно кланялись и расступались, перешептываясь.

А вот и местная знаменитость. Может, тоже вожак? Или шаман какой.

Я судорожно пыталась припомнить сюжет своей книги, а заодно и выяснить, кто же этот старик. Но о кошкотах история была совсем короткой. Второстепенные персонажи, зло, которое требовалось победить, чтобы люди, наконец-то, вздохнули спокойно. Да и основная часть повествования «Императора» была занята историей любви девушки-простолюдинки и полубога, правителя пустынь.

Эх, голова моя глупая! От досады я едва не заревела.

Шани тем временем распрямилась, обратившись в стройную, будто и не способную вовсе нашинковать всех и каждого в мелкий винегрет кошечку.

– Мут, ты услышала мой зов, – склонилась она в поклоне, выгнув спинку. – Помоги спасти Яфу!

Таинственная Мут, неожиданно для меня оказавшись женщиной, подошла чуть ближе и встала аккурат между кошачьим народом и нами.

– Яфе я помочь не в силах, – проскрипела, будто несмазанная телега, Мут. – Но у меня было видение.

Коты совсем замерли.

– Говори, мудрейшая, – приложил лапу к груди Джахо в почтении.

Мут немного помолчала, развернувшись к нам мордой. Мне стало зябко. Темная дыра капюшона скрывала ее глаза, но и без того понятно: взглядом в эту секунду сверлит она именно меня.

– У меня было видение, – повторила кошка. – Сияя золотом, в мир спустилась богиня.

– Великая Кошка? – огромные зеленые глаза Шани сделались еще больше. – Прародительница?

Мут отрицательно покачала головой и, вызвав всеобщее благоговейное «ох», произнесла.

– Нет. Она стоит выше прародительницы. Она перемещается вне времени и пространства из мира в мир, а ее сила способна разрушать любые оковы и сети. – Мут помолчала, подогревая любопытство. А может, просто пытаясь припомнить, что сказать хотела. Лет-то уж ей явно немало. – Имя ей Мать. И она сейчас здесь.

«Здесь? Здесь!» – раздалось со всех сторон, а затем вновь тишина. Одинокий сверчок цвиркнул где-то неподалеку и тут же смолк.

Медленно развернув голову, я уставилась на глядящего с ответным недоумением аспиранта. Тот смотрел своими темными глазищами и напряженно хмурился в раздумье.

И меня вдруг осенило.

– Ян Викторович, – одними губами произнесла я. Отчего-то сердце заколотилось, как сумасшедшее. – Получается… Это вы кошачья богиня, что ли? Мать?

Бранов сперва приоткрыл рот. Затем закрыл. Потом снова приоткрыл.

– Ты с дуба рухнула что ли, Вознесенская?

Если бы могла, плечами в ту секунду пожала. А так, только губу закусить в раздумье смогла.

– Ну, вы же перемещаетесь между мирами. Светитесь золотом и умеете пережигать магические сети.

Коты внимательно вслушивались в каждое слово, а старуха в капюшоне будто бы с удвоенным интересом внимала.

– Совсем двинулась, – простонал аспирант, выразительно таращась. – Речь идет о богине! И если ты все еще не заметила, – зачем-то подбородком пытался указать себе на грудь Бранов. – Я мужчина. Мужчина!

– Это непроверенный факт, – невозмутимо сощурилась я. – А вдруг…

– Есть только один способ узнать наверняка, – не дыша прошептала Шани, переводя вопросительный взгляд с нас на Мут. – Освободить Яфу. Разрушить человечьи силки.

Старуха, пристукнув клюкой, согласно тряхнула головой, и в ту же секунду Джахо махнул лапой.

– Освободить лысых.

Шани повернулась к вмиг развязанному Бранову, тщательно следя, чтобы никто не смел его и когтем тронуть. А затем и за моим освобождением проследила.

Все те пару метров до кострища показались мне целой вечностью. А что если все это ошибка, и ничего не выйдет? Изжарят нас и съедят. Облезлый уж точно наметился закусить человечинкой.

Бранов шел рядом и, подойдя к Маду с Яфой в лапах, повел рукой, предлагая мне попробовать снять силки первой.

– Нет, – замотала головой в страхе я. – Сперва вы.

Под всеобщее молчание аспирант подошел к костру, ткнул в угли первой попавшейся под руку хворостиной. Поджег.

Яфу тем временем уложили на землю, и Бранов, будто самому себе решительно кивнув, присел на корточки. Я затаила дыхание, но едва он коснулся сети, та предупреждающе зазвенела комариным писком.

Внутри у меня тут же все обмерло.

Словно во сне я опустилась на колени перед котенком. Руки не слушались, ладони вспотели. Воздуха катастрофически не хватало.

– Давай, Мика, – ободряюще шепнул аспирант.

На секунду задержавшись над слипшейся, окровавленной шерсткой, я коснулась серебряной нити. Как и прежде, без труда поддела ее пальцем и потянула на себя. Бранов тут же поднес горящую хворостину, и нить человечьих силков лопнула, засияв.

Шани зашептала что-то, сложив обе лапы на груди, а старуха наконец откинула капюшон. Под ним не обнаружилось ни кошачьих ушей, ни влажного треугольного носа. Только привычное человеческое лицо, испещренное глубокими бороздами морщин.

– Приветствуем тебя, Создательница, – склонилась предо мной Мут, а за ней и остальные коты попадали ниц, отбрасывая копья и луки.

Даже воинственный, гордый вожак Джахо до того низко опустил голову, что длинные уши лопухами расстелились по земле.

Из грязи в князи, точнее, в кошачьи богини. Что ни говори, а нехилый у меня скачок по карьерной лестнице.

Оправившись от всех волнений и тревог, я сидела на берегу, поджав ноги, и то и дело зачерпывала ладонями желтоватую воду. Все пыталась отмыться, но запах болотной тины, похоже, будет преследовать меня до скончания веков.

Правда мою одежду, едва только Яфа была освобождена, а кошкоты вышли из благоговейного экстаза, забрали местные женщины и пообещали привести в порядок. Взамен принесли кусок почти белоснежной ткани. Ее-то кошачьи рукодельницы и превратили в бесформенное подобие платья, ловко навязав пару узлов у меня на плечах и подмышками.

Смущение опалило щеки, едва только припомнила, как кошки с горящими глазами восхищались бесшерстостью моего тела.

«Великий Кот, – то и дело дивились они, несмело касаясь теплыми лапами моих рук и спины. – И впрямь эти люди совсем лысые!»

– Так эта Мут, если я правильно понял, сфинкс?

Бранов, стоя неподалеку по щиколотку в воде и старательно выжимая рубаху, распрямился. Он предпочел остаться в своих штанах, пусть и замаранных. Рядиться в тогу, аки Цезарь, аспирант наотрез отказался.