— Боже милостивый! Это все ваше?
— Частично, — ответил Бертолли. — Я собирал это многие годы. Если вам угодно, частью этих вещиц я владею совместно с правительством Перу. Они не любят, чтобы исторические ценности покидали страну без соответствующей компенсации. Но если переговорить с нужным чиновником, можно обойти все что угодно.
— Это продается? — озабоченно поинтересовался профессор Брэсфилд.
— О, нет! Я свято верю в необходимость хранить историю и искусство страны. Я итальянец, профессор, и истинный ценитель прекрасного, если угодно!
— Конечно, конечно, — поспешно заверил Брэсфилд. — Я не хотел задеть вас. Просто это дает возможность узнать столько нового; вы не собираетесь устроить публичную экспозицию?
— Может быть, когда-нибудь. Не теперь. Безопасность — это проблема в наше время, а мне бы не хотелось, чтобы все это растащили, — Бертолли взял в руку раскрашенную фигурку. — Это изделие, к примеру, датируется первым веком от Рождества Христова, возможно, самым его началом. Чудеснейший пример жизни на заре цивилизации. Уверен, эту штуку сделали во время правления династии Моче. Держите ее аккуратнее, прошу вас.
Брэсфилд бережно принял фигурку, глаза его блестели.
— Обратите внимание на детали! Изумительно!
Бетани подошла поближе, чтобы рассмотреть. Статуэтка представляла из себя пару сплетенных тел, причем их сексуальная поза была очевидна даже для не слишком опытных глаз. В памяти немедленно возникли Трейс с темноволосой женщиной из Хуанкайо. Она почувствовала, как предательский румянец заливает щеки. С немалым облегчением она обнаружила, что другая фигурка изображала мужчину в традиционном одеянии.
— Полагаю, это что-то культовое? — спросила она Бертолли, и он утвердительно кивнул.
— Первые настоящие города были воздвигнуты народом Мочика, очень развитым для своего времени. Они, кстати сказать, были предшественниками инков. Если вы внимательно посмотрите на фигурку, которую я сейчас держу, то увидите, что это керамический горшок с на редкость реалистически изображенным слепым барабанщиком. В те времена, так же, как и сейчас, слепые частенько зарабатывали себе на жизнь музицированием. Мочика отражали действительность, тогда как инки были аскетичны в своих украшениях.
Бертолли показал им золотые серьги, носить которые позволялось только знати, и увесистые золотые слитки, имеющие форму людей или животных. Были также предметы из серебра, причем среди них попадались даже коронки для зубов.
— Восхитительная коллекция, Карло, — пробормотал профессор Брэсфилд, внимательно обследуя керамический кувшин, обнаруженный на побережье Перу.
— Нетрудно сообразить, чего она стоит, — влез Бентворт. Он сжал в ладонях массивную золотую чашу и бросил на хозяина понимающий взгляд. — Неудивительно, что вы держите свою коллекцию в секрете.
Бертолли улыбнулся.
— Она хорошо охраняется. Единственный ключ у меня, вход только один. Для незнающего человека попытка войти без разрешения может оказаться последней.
— О? — Бентворт огляделся. — Что это значит?
— Просто я использовал древние секреты, почерпнутые у инков, для охраны своей коллекции. Только я знаю секрет. А непосвященный встретит здесь смерть.
— Вы хотите сказать, что тут спрятана ловушка? — Бетани пробрала дрожь. — Поэтому вы заставили нас подождать снаружи?
— Совершенно верно, синьорина. Сами понимаете, необходимо защищать себя.
— Да, понимаю. — Бетани подняла глаза на Трейса, который держал в руках длинный гибкий прут, к концам которого крепились свисающие шнуры.
— Кипу, если не ошибаюсь? — Вопрос был адресован Бертолли, и итальянец утвердительно кивнул.
— Да, способ ведения учета, очень похожий на восточные счеты. Кипу камайок, или хранитель кипу производил вычисления при помощи специального счетчика, а результаты запоминал, завязывая узелки на шнурах кипу. Весьма эффективный способ запоминания; к несчастью, инки не оставили письменной истории. Все передавалось из уст в уста, и после прихода испанских завоевателей большая часть информации была утеряна.
— Я полон решимости восстановить столько, сколько возможно, исследуя те развалины, которые мы ищем, — произнес Брэсфилд, ставя на место предмет, который держал в руках. — Я должен похвалить вас за то, что вы понимаете подлинную ценность своей коллекции. Вы покорили мое сердце, Карло.
— Я показал вам самое ценное из того, что у меня есть. — Бертолли повернулся к столу и взял в руки глиняный предмет. — Если угодно, посмотрите-ка повнимательнее на эту штуковину, — небрежным движением руки он бросил ее в направлении Бентворта.
Бетани вскрикнула, а профессор смертельно побледнел.
— Карло! — воскликнул Брэсфилд.
Бертолли рассмеялся.
— Это очень умелая подделка, Горацио. Посмотрите поближе. Изготовлено в Германии, а потом переправлено в Перу, чтобы продать легковерным коллекционерам. Я показал ее вам для того, чтобы вы внимательнее относились к подобным вещам.
Рассмотрев керамическую фигурку, Бетани обнаружила, что она тоже была выполнена в стиле мочика и изображала мужчину и женщину в весьма непристойной позе. Она быстро отвела глаза и снова обнаружила на себе насмешливый взгляд Трейса. Бетани покраснела, вспомнив женщину, которую видела в его комнате, их жаркие объятия.
— Не смущайтесь, — тихо проговорил он. — Это всего-навсего искусство.
— Я и не думала смущаться! — соврала она. — Просто… почувствовала неловкость. То есть, мне понятно, что… подобные изображения ценны как свидетельство того, как жили инки.
— Но это умелая подделка, вы не забыли?
— Нет, разумеется, но я имела в виду расположение… то есть, стиль, в котором она выполнена, с использованием тех же положений, как у мо… — Почувствовав, что ситуация от ее слов только усугубляется, Бетани запнулась и беспомощно посмотрела на отца.
Профессор же, поглощенный дискуссией с Бертолли о положительной роли подделок в частичном решении проблемы вывоза исторических ценностей из Перу, этого взгляда не заметил. Вздохнув, она опять повернулась к Трейсу.
К счастью, он не стал настаивать на продолжении обсуждения. Вместо этого он показал огромную золотую обрядовую маску и сообщил, что видел несколько похожих в городе.
— Грабители, должно быть, пропустили эти развалины, — добавил он. — И неудивительно. До них очень непросто добраться.
— Но не невозможно, — произнесла Бетани с явным подтекстом, и проводник усмехнулся.
— Нет, естественно, нет. Хотя вам, конечно, может захотеться, чтобы у вас выросли крылья, пока мы будем туда добираться.
— Может. Но я дойду, как бы сложно это ни было.
— Разве я утверждаю обратное, мисс Брэсфилд? — Трейс деланно удивился. — Понятно, что вы намерены не отступать до конца, может быть, плачевного.
— Отлично. По крайней мере, тогда мне не придется повторять это заново! — отрезала она.
— Бравируете собственной храбростью? Сдается, вы стараетесь убедить себя еще больше, чем меня.
— Вашим мнением никто не интересуется, мистер Тейлор. Предполагается, что вы будете просто нашим проводником и воздержитесь от непрошеных советов.
— О, вы это уже говорили. Не раз. Но хотелось бы знать, будете ли вы это повторять, если аналогичный совет даст вам кто-то другой.
— Что вы хотите этим сказать?
— Только то, что по какой-то причине вы игнорируете любой из моих советов. Даже если он разумен.
— Это мы уже проходили, — гневно начала Бетани, но тут заметила любопытные взгляды окружающих. — И я отказываюсь обсуждать это снова! — закончила она.
Бетани повернулась к двери.
— Я хочу пораньше лечь спать, чтобы утром чувствовать себя в лучшей форме, — ровным голосом проговорила она.
Отец подошел, чмокнул ее в щеку и пожелал спокойной ночи.
— Скоро я сам последую твоему примеру, — заверил он ее. — Помнится, мистер Тейлор говорил, что мы должны будем выйти до первых лучей солнца, не так ли, сэр?
Трейс кивнул. Он стоял, опершись на стол, скрестив руки на груди, с сардонической усмешкой на губах.