— Что, дружище, — сказал я и поднялся на ноги. — Рискнем? Либо пан, либо… пропан…

— О-хо-хо, — сказал Мишка, и я разблокировал дверь.

Никогда не думал, что может так приятно и в то же время резко пахнуть хвоей. Я зажмурился. Теплый ветерок лизнул потное лицо, будто пригласил в гости. Недолго думая, я спрыгнул на поверхность неизвестной планеты. Наш почтовик стоял на зеленой лужайке, с голубого неба ярко светило солнце. В общем, все как на родной Земле, за исключением разноцветных деревьев, окружавших поляну. В дверном проеме почтовика неуверенно топтался Михаил.

— Давай сюда, — позвал я его.

Миша переминался с ноги на ногу. Потом горестно вздохнул и вслед за мной ступил на поверхность.

— Надо как-то обживаться. Зверья местного наловить, что ли? — спросил я Михаила и, пока он раздумывал, снял с пояса бластер.

— Ага, — поддакнул Михаил. Взял бластер и долго крутил его, рассматривая со всех сторон, будто видел первый раз в жизни.

— Хорошая машинка, — наконец вынес он вердикт. — Ты посиди пока, а я на разведку.

Спина Михаила еще какое-то время маячила неподалеку, затем скрылась в разноцветном еловом бору. Чтобы попусту не тратить время, я забрался на борт перевозчика и начал тщательно его обследовать. Не может быть, чтобы здесь не оказалось ничего полезного. Однако поиски прошли безрезультатно, и я снова спрыгнул на зеленую лужайку.

С планетой нам, честно говоря, повезло. Даже странно, что она еще не колонизирована. Насколько я знаю, все более-менее пригодные для жизни планеты уже заселены.

Со стороны леса послышалось оханье и кряхтение.

Михаил волоком тащил по земле средних размеров ель, ярко-малинового цвета.

— Смотри, какую красавицу раздобыл! — заорал он.

— Балда, — ответил я. — Зачем приволок?

— Так ведь это… — смутился Михаил, протягивая мне мой бластер (судя по обугленному стволу дерева, именно бластером он его и срезал). — Сегодня ведь поземному 31 декабря!

Мне вспомнился большой дедовский дом в Сибири.

Мы, трое братьев-погодков, играем в снежки и валяемся в сугробе, не замечая трескучего мороза. Дед в овчинном полушубке, хмуря брови, из двери грозит пальцем, а мы, заливаясь смехом, прячемся за сараем, зная, что в густой седой бороде дед прячет добродушную ухмылку. А когда мороз начинает кусать пальцы рук и хватать за валенки, раскрасневшиеся и счастливые, мы бежим в дом, где нас ждет наряженная елка и праздничный стол, заваленный конфетами, мандаринами и другими вкусностями.

— … Под самый корешок, — донеслись до меня завывания Михаила.

Чтобы не слушать, я демонстративно проверил бластер, убедился, что зарядов еще достаточно, и направился к небольшому перелеску.

От нашей импровизированной базы я отошел всего метров на пятнадцать, однако этого хватило, чтобы и Михаил и почтовый перевозчик скрылись за стволами деревьев. Я внимательно смотрел под ноги, опасаясь наступить на что-нибудь опасное, поэтому правильной формы четырехугольник заметил сразу.

Прямо передо мной на земле вместо лишайников, мха и прелых иголок оказалась площадка, засыпанная желтым песочком, точь-в-точь как на побережье Желатинового моря на курортной планете Ротсбери. Каждая сторона квадрата этой «песочницы» составляла около двух с половиной метров. Солнечные лучи выбивали из песка желтые искры, весело подмигивающие синему небу.

Я обошел странную находку по периметру, и лишь некоторое время спустя заметил, что прямо на песке корявым почерком на русском языке написаны слова.

Я пригляделся, пытаясь разобрать прыгающие полосы на песке, и наконец прочитал:

ЁЛЬКИ НЕРУБИТЬ!!!

Что за ерунда! Откуда появилась эта надпись? Кто ее написал? Некоторое время я топтался на месте, пытаясь пораскинуть мозгами, ставшими вдруг ватными и неуклюжими. И тут меня осенило! Я даже хлопнул ладонью по лбу и засмеялся. Как я сразу не догадался. Михаил ушел в лес, сделал круг, обнаружил здесь чистый песочек, написал на нем веточкой пару слов и вернулся, выжидая, когда я наткнусь на его творение и начну ломать голову над вопросом происхождения надписи.

Выходка как раз в его духе. Ну-ну, посмотрим. Я повернул обратно, нацепив на лицо маску полнейшего безразличия.

Михаила я застал за разделыванием тушки зверька, чем-то похожего на земного тушканчика.

— Вот! Поймал! — торжественно произнес Михаил, демонстрируя свой трофей. — Сижу у костра, а он прямо на меня как выскочит! Представляешь! Короче, сейчас есть будем!

Я уселся прямо на теплую землю и начал рассматривать, как товарищ возится с «дичью».

— Елки, значит, не рубить? — негромко, как бы невзначай бросил я.

— Что? — Михаил посмотрел на меня. — Да не буду я больше их рубить! Одну только и принес, для костра. Новый год ведь.

— Миша, ты меня за дурачка-то не держи, — не выдержал я. — Поиграл в песочнице, так имей совесть, сознайся!

Михаил положил наполовину освежеванного зверька на землю и привстал.

— Ты о чем?

Я вскочил, схватил его за шиворот и молча потащил за собой. Сначала Михаил упирался, но, поняв, что все попытки освободиться безуспешны, прекратил сопротивление и, опустив голову, поплелся вслед за мной.

Мы добрались до места, и я возмущенно указал товарищу на надпись в «песочнице». Михаил замер, щурясь от солнца, он пытался разглядеть замысловатый узор линий, складывающийся в слова.

— Ну? И что? — Михаил недоуменно поднял глаза. — Я всегда знал, что ты писать умеешь. Только раньше думал, что ты пишешь грамотно. «Зверьки» вообще-то через «е» пишутся, да и слово «есть» с ошибками написал.

Ничего не понимая, я уставился на песок и остолбенел. Поморгал глазами и снова прочитал слова, коряво выведенные кем-то на песке:

ЗВИРЬКОВ НИ ИСТЬ!!!

Михаил поржал, разглядывая мою застывшую физиономию, и сказал:

— Хватит меня разыгрывать! Ты как хочешь, а я есть хочу!

Он засунул руки в карманы и вразвалочку направился к месту стоянки. Я проводил его взглядом, опустился на четвереньки и начал просеивать песок сквозь пальцы. Золотистые кристаллики струйкой стекали по ладони и с легким шуршанием выстраивались на земле песочным муравейником. Мысли в голове текли так же неспешно и бессмысленно. Очевидным стало только одно. Писал странные фразы не Михаил. У него не было возможности незаметно добраться до «песочницы», написать про звИрьков и вернуться обратно к костру. А если писал не он, тогда кто? Я вздохнул, поднялся и побрел к стоянке.

Михаила я застал за увлекательным занятием: поеданием инопланетного животного. Он мне сразу так и сказал, едва заметив, что я приближаюсь:

— Если тебе интересно, чем я занимаюсь, то, нисколько не смущаясь, говорю: я дегустирую инопланетное животное!

Он, причмокнув, обсосал маленькую косточку, бросил ее в огонь и протянул мне подгоревший кусочек мяса.

— Будешь?

Я покачал головой и медленно, с расстановкой, отчетливо выговаривая каждое слово, произнес:

— Миша, выслушай меня, пожалуйста, очень внимательно! Не перебивай, а слушай! Все это очень серьезно!

Сначала Михаил не поверил. Он грыз кость и то и дело хихикал. И все-таки мне удалось убедить его в том, что история со странными надписями не розыгрыш.

Он долго думал, потом подал голос:

— Что делать будем?

— Давай рассуждать, — начал я. — Кто-то писал на песке, и этот кто-то видел, чем мы занимаемся. Он знал, что ты притащил елку и поймал зверька. Значит, он находился где-то поблизости, не исключено, что он и сейчас находится рядом.

Михаил испуганно огляделся. Но тут же его губы растянулись в широкую улыбку.

— Значит, на планете есть люди! Мы же спасены! Наверное, здесь колония!

— Логично, но почему бы местным жителям просто не помочь нам? Не прячась по кустам?

Михаил почесал нос.

— Значит, это детишки колонистов! Вспомни, сколько ошибок в написанных словах. Да, о детях я не подумал. Возможно, приятель прав.