— Спасибо. — Ее мягкий голос раздался в комнате.

Я повернулся, убрав свою руку от ряда с книгами.

Она стояла в дверях спальни, слегка завернутая в белую простыню. Ее волосы снова были стянуты в аккуратный хвост. Мне хотелось подойти к ней, снять простыню и даже не тратить время на возвращение в спальню. Здесь был диван. Это могло бы сработать.

Но она поблагодарила меня.

— За что? — спросил я.

Она потуже затянула простыню.

— За то, что назвал свое имя.

Я подошел к ней и обнял. Она положила голову мне на плечо. Сейчас Кэтрин была так нежна, в отличие от прошлой ночи. Возможно, тогда она была напряжена, а сейчас расслабилась.

— Могу я тебя называть Уоттс и дальше? — Ее голос был слегка приглушен из-за того, что губы упирались мне в кожу.

Я слегка усмехнулся:

— Тебе не нравится имя Даниель?

— Нет, не поэтому. Просто я…

Я прервал ее:

— Шучу. Называй меня как хочешь.

Когда я произнес это, чувство вины словно ударило меня в живот. Господи, я хранил от нее секреты.

— Прости меня за то, что спросила полное имя в ту ночь, — произнесла она.

Я тряхнул головой.

— Это в прошлом, забудь.

Она подняла голову, и, заглянув мне в глаза, сказала:

— И да, я хочу называть тебя Уоттс. Просто я знаю тебя с этим именем так долго, даже учитывая, что я видела тебя два раза. У меня пунктик насчет имен. — Она сказала это и прервалась, а я дал ей столько времени, сколько требуется, чтобы продолжить. — Думаю, это из-за чтения. Понимаешь, ты ассоциируешь имя героя с его характером, и как бы подробно автор его не описывал, ты в своей голове все равно рисуешь собственный образ. Такое у меня с именами. — Она пожала плечами. — Я не знаю, как объяснить это.

Я поцеловал ее в макушку.

— Понимаю, о чем ты.

Кэтрин медленно покачала головой, как будто собиралась сказать что-то плохое, но передумала и произнесла:

— Ты всегда понимаешь.

Мы стояли в тишине несколько минут, я обнимал ее, и желание отнести ее на диван усиливалось с каждой секундой.

— Ты голоден? — спросила она, сбивая меня с мысли.

Я живо представил то, что видел в ее холодильнике, и предложил решение, которое ее не обидит.

— Давай закажем китайскую еду. Знаешь какой-нибудь ресторан, работающий так поздно?

Еда прибыла в течение тридцати минут. Мы расставили все на кофейном столике и сидели на полу друг напротив друга, пока ели.

Кэтрин передала мне печенье с предсказанием.

— Ты веришь в это?

— Нет, — ответил я, вытирая рот салфеткой. — А ты?

Она покачала головой.

— Конечно, нет. Но все равно открой свое предсказание.

Я последовал ее совету и громко прочитал:

— Сейчас самое время попробовать что-то новое.

— Оу. Может, мы оба ошибаемся, и нам стоить верить в такие вещи.

Она засмеялась и, открыв свое печенье, прочитала:

— Не бойся неизведанного.

Я перестал жевать, как только она произнесла это. Гребаный ад, не было более точных слов, чтобы описать ситуацию, в которую она попала из-за меня.

— Не очень-то похоже на предсказание. — Она скомкала листок и бросила его в освободившийся после съеденного риса контейнер.

Как же она ошибалась.

После того как поели, мы перебрались на диване. Я лежал на спине, а Кэтрин — сверху на мне. Смятая простынь, которую она носила последний час, сейчас съехала к ее ногам. Полная грудь Кэтрин лежала на моей груди. Теплая. Мягкая. Это сделало меня твердым.

Ее подбородок покоился на тыльной стороне ладоней, лежащих на моей груди. Мы не разговаривали. Ее глаза были закрыты, а на губах играла легкая улыбка. Я крутил локон девушки между пальцами.

Приятная, легкая, комфортная ситуация. Идеально.

Так было, пока она не сказала:

— Раз уж ты назвал мне свое имя, хочу, чтобы ты кое-что знал обо мне.

Я был раздражен, но старался не показать этого. Да, я хотел знать больше о ней. Хотел знать все. Но тогда и я должен был рассказать ей все. К такому я был не готов.

— Ну, в смысле… ты хочешь знать обо мне больше? — спросила она, голос немного дрогнул. Вероятно, она сомневалась, правильно ли сделала, что предложила мне рассказать о себе, учитывая мое молчание.

— Конечно, хочу.

Она улыбнулась.

— Мою лучшую подругу зовут Винни.

Я смотрел на нее, ожидая продолжения. Немного приподнял брови, следя за тем, куда заведет этот разговор, или что такого было, чем она непременно хотела поделиться.

— Она собака. — Кэтрин улыбнулась. — В прямом смысле собака.

Я усмехнулся.

— Я понял, что именно это ты имеешь в виду.

Она начала рассказывать о том, как проводит время в приюте для собак, как много это для нее значит, о Винни и их встрече — они потянулись друг к другу, словно были намагничены, когда собака впервые прибыла в приют. Кэтрин выразила сожаление по поводу проживания в маленькой квартире и сказала, что если бы у нее было больше места или хотя бы площадка во дворе для выгула, она бы уже давно забрала к себе Винни. Она никогда не упоминала об этом ни в одном письме на протяжении шести месяцев нашей переписки.

— Почему ты мне об этом не рассказывала?

Она пожала плечами.

— Не знаю. Не то чтобы я пытаюсь таким образом заслужить уважение или что-то такое.

— Твои родители позволяли тебе держать собаку?

Это был обычный вопрос из любопытства. Люди разговаривают о своих домашних животных, как если бы они были членами их семей (почему бы и нет?), и неизбежно обсуждение сводится к питомцах, которые были в детстве.

Но как только я задал этот вопрос, она изменилась в лице. Кэтрин нахмурила брови, сжала губы и закрыла глаза на секунду, затем снова опустила голову мне на грудь.

— Мне жаль, — сказал я.

Боль, поднимающаяся из самых глубин ее души, боль, которую я уже видел в ту ночь в отеле, — ее причина теперь перестала быть для меня тайной. Источником были ее родители. Я пока не знал деталей, но понимал, что она не готова еще ими поделиться.

— Есть ли какая-то деталь, которую ты хочешь знать обо мне? — спросил я, пытаясь вернуться к разговору о нас, к более приятной теме.

— Я знаю достаточно о тебе.

— Я имею в виду подробности моей жизни. Вещи, которые мы договорились не скрывать друг от друга.

Она легонько пожала плечами.

— Нет.

— Тогда не вижу смысла прекращать наши встречи, — сказал я. — Они могут длиться так долго, как мы того захотим.

Кэтрин кивнула.

Отлично. Возможность не открываться ей полностью прямо сейчас даст мне немного времени проработать детали того, во что я буду постепенно посвящать ее.

Эгоистично? Возможно, в некоторой степени. Но это даст время и ей, чтобы подготовиться к рассказу о своей жизни.

Она покачала головой и прижалась к моей груди. Я почувствовал ее теплое дыхание.

— С удовольствием, — произнесла она.

После нескольких минут молчания она спросила:

— Ты останешься со мной сегодня?

— Я планировал.

В этот момент я знал, что она станет моей погибелью, тем или иным образом.

Кэтрин повернулась лицом ко мне, упершись подбородком мне в грудь и поцеловав меня в подбородок, спросила:

— Какой раз тебе понравился больше: первый или второй? — Она спрашивала меня о нашем сексе.

— Я должен выбрать?

Кивнула.

Если бы это была не Кэтрин, мог бы предположить каверзность вопроса, возможно, заданного с целью выяснить, как я больше люблю заниматься сексом: жестко и быстро или нежно и медленно.

Правда в том, что мне нравилось и так, и так. Так я и ответил. К сказанному добавил:

— Но небольшое преимущество было у первого раза.

— Потому что он был первый?

— Нет. Из-за твоей реакции, когда я впервые вошел в тебя.

Она застыла на мгновение.

— О боже. Я даже не хочу знать, на что было похоже мое лицо в тот момент.

Я мог бы ответить на этот вопрос так, чтобы быстро закрыть эту тему. Отделавшись милой фразой. Но вместо этого сказал то, что пришло в голову: