Кэтрин знала обо мне больше, чем кто-либо другой, но между нами все равно оставалось много секретов. Она не знала, что я владел редким книжным магазином. Она не знала, что я жил в Балтиморе, почти в часе езды от Вашингтона.

Она также старалась не рассказывать слишком много о себе. Я не знал, где она жила. Это могло бы быть место где-то в городе или за его пределами, может, в Северной Вирджинии или Западном Мэриленде. Я не знал, где она работала. Может быть, потому что Кэтрин из Вашингтона, она могла бы работать в лоббировании или в какой-нибудь юридической фирме. Это не такая уж плохая догадка, учитывая, сколько людей трудятся в этой области.

Единственное, что я сказал ей о своей работе, — что работал в сфере продаж. Я мог сказать что-то другое, более конкретное. Это было бы не трудно. Так много вещей, которыми я мог заниматься — сотрудник компании электрификации, землемер, любой тип военнослужащих — всех их вы видите в своем городе и не задумываетесь об этом.

И все это было бы ложью.

Моя жизнь — моя работа — требовала этого.

Работа в книжном магазине реальна, но не является моей фактической работой, это просто прикрытие.

И вот во второй половине дня всё изменилось, едва я получил от нее лишь одно письмо по электронной почте. Я пользовался дешевым настольным компьютером, который купил, чтобы просто запустить программное обеспечение магазина для инвентаризации и иметь такие простые вещи, как электронная почта и браузер для выхода в интернет. Для личного пользования, отдыха и подобных вещей я в основном использовал свой телефон или IPad, но в редких случаях — рабочий компьютер.

Кэтрин никогда не отвечала на мои сообщения во время ее обеденного перерыва. Это был один из лучших моментов моего дня. Ожидание ее писем держало меня в напряжении, помогая хоть немного побыть нормальным, правда, наши отношения были далеки от обычных.

Я получил ее последний ответ, когда сидел за прилавком в книжном магазине.

Кэтрин хотела встретиться. Так много думая об этом, я решил, что она никогда не спросит.

Она хотела испытать то, что испытали все другие женщины. Просто здорово. Даже после того как мы обсудили, почему мы не могли и не должны встречаться, почему я не хотел, и почему после все изменилось бы для нас. Мы договорились об этих вещах и о том, что данная тема никогда не всплывет вновь.

Хотя было то, чего она не знала — в последнее время мои мысли шли в том же направлении. Не логически, а сексуально.

Свои фантазии вы не можете контролировать. Вы можете не желать их осуществления. Они просто... там. 

— Почему бы тебе не пообедать со мной как-нибудь? — вопрос пришел от Тары, единственного человека, которого я хотя бы отдаленно рассматривала как друга, даже если мы с ней общались только на работе.

Она трудилась со мной в сортировке почты и безопасности объектов ФБР. Почти каждое письмо, которое приходило в главное здание ФБР, проходило в первую очередь через Тару и меня или через любого из двух дюжин наших коллег.

Это звучит гораздо интереснее, чем есть на самом деле. Я работаю в большой комнате в подвале, провожу рентгеновское сканирование каждого пакета и каждой почтовой посылки, попадающих в здание.

Скучная работа — наблюдать за этими пакетами через экранчик на конвейерной ленте. Иногда я желаю, чтобы произошло что-то захватывающее, но в моей работе волнение будет означать, что случится нечто опасное.

Тара была примерно моего возраста, одинока, но всегда казалась мне счастливой. Каждый день она клеила пластырь на нос, чтобы скрыть колечко (пирсинг) в нем. Отдел кадров ФБР дал ей на выбор два варианта: снять или скрыть его. Таким образом, вместо того, чтобы снимать колечко перед работой, она выбрала ходить весь день, будто бы получила травму ноздри.

Мы стояли по обе стороны конвейерной ленты, разгружая ящики с почтой, которые были доставлены во время нашего обеда. Наша рабочая форма состояла из прозрачного пластикового костюма, одеваемого поверх нашей одежды, пластмассовой кепки на голове, очков и латексных перчаток. Несмотря на эти меры предосторожности, я считала, что этого было не достаточно, чтобы защититься от чего-то вроде сибирской язвы, но не беспокоилась об этом слишком много.

— Я люблю читать, когда обедаю. Тебе было бы скучно обедать со мной, поверь, — сказала я, стараясь отговорить ее от совместного обеда, но она настаивала.

— Ой, да брось, — Тара старалась перекричать шум машин. — Что ты на самом деле делаешь, когда наступает обеденный перерыв, и ты покидаешь здание? Встречаешься с парнем или что-то типа того?

Закрывая пакет, я подумала о том, что встречалась только с написанными им сообщениями.

Я рассмеялась над ее предположением.

— Нет, ничего подобного.

— Тогда что? Это из-за меня? Может, я слишком много болтаю? Некоторые люди говорят, что я слишком много болтаю. Но, эй… я просто хотела поговорить. Я обещаю, если мы вместе пойдем обедать, уши у тебя не отвалятся. Ты могла бы говорить больше меня. Я хочу узнать тебя получше. Ты бы могла немного рассказать о себе, ведь практически вся история моей жизни тебе известна.

Это было правдой. Она выложила мне, казалось, всю свою биографию уже тогда, когда мы впервые встретились. Я улыбнулась и сказала:

— Ну, может быть, когда-нибудь, — схватила пустую коробку из-под почты и понесла ее к погрузочной площадке. Мне нужно хотя бы несколько минут тишины. Не потому, что она слишком много говорит. К этому я привыкла. Мне нужно было уйти, потому что мне не нравится мысль, что она будет задавать миллион вопросов о моей жизни. Она хотела бы знать обо мне больше. Извини. Скорее всего, этого не произойдет.

Даже мой босс почти ничего не знал обо мне. Хотя что-то знал отдел кадров…

Чтобы получить работу в ФБР, мне пришлось пройти тщательную проверку. Я никогда не совершала преступлений. Никогда не получала штрафов. Меня никогда не выгоняли из школы, также у меня не имелось сомнительных экс-бойфрендов. Я имела приличную кредитную историю — ее проверяют, чтобы убедиться, что вы не уязвимы для шантажа.

Учитывая отсутствие семьи, им было не к чему прикопаться. У меня не было ни дальних родственников, ни брата с проблемой наркомании, ни тети, которой я должна деньги. Ничего.

Я частное лицо, и тут нечего обсуждать. Это моя жизнь, в которую я не хотела никого пускать, кроме работодателя.

И, может быть, Уоттсу… до некоторой степени.

Это напомнило мне, что нужно проверить, ответил ли он. Я была так занята весь день, что почти забыла, о чем писала ему. Честно говоря, я, вероятно, оттеснила эту мысль в своей голове подальше, опасаясь, что мое сообщение напугало его.

Может быть, он откажется от моего предложения. Может быть, он даже скажет, что не думает, что мы должны дальше общаться. Или, что еще хуже, возможно, больше не будет никаких ответов на моей электронной почте, и я никогда не услышу от него вестей.

Я вышла на стоянку для погрузочных машин. Несколько человек были там на перекуре. Пятеро, все парни. Один из них, охранник по имени Тони, рассказывал историю приглушенным тоном, будто бы я жаждала ее услышать, и вдруг все они взорвались в смехе и обменялись «дай пять»-выражениями.

— Кэтрин! — голос Тони прорвался сквозь шум парней. Я остановилась и обернулась, наблюдая за тем, как он приближался ко мне. — Взяла перерыв?

— Да, мне нужно проверить сообщения и сделать телефонный звонок.

Он посмотрел на мою руку, когда я подняла ее, показывая телефон, как будто мне нужно предоставить ему доказательство, что не лгу.

Он никогда не спрашивал меня ни о чем, но всегда был со мной кокетливым, а Тара говорит, что это ненадолго.

Я не испытывала интереса к парню. На самом деле я не испытывала интереса к кому-либо вообще в течение длительного времени. До Уоттса. Но в Тони было что-то, что пугало меня.