— Что тебе нужно? – спрашивает он, глядя в окно. – Трахаться не с кем?
— Я уже сказал, я хочу поговорить.
Не решаюсь подходить к нему. Стою, замерев в одной позе.
— О чем нам разговаривать?
— О нас…
Очень резко он разворачивается ко мне и хватает за плечи, я морщусь от боли, но смотрю ему прямо в глаза:
— Нет никаких «нас». Запомни это. Есть я, а есть такой урод, как ты. Я могу трахать тебя периодически, когда другие мне наскучат, и все. Понял?
Если бы он кричал, сказав это, брызгал слюной, побагровел от ярости, я бы мог убедить себя в его лжи, не поверил бы ему. Но не так, с полной уверенностью, без сожаления, без единого шанса. Глаза защипало, а внутри стало пусто-пусто.
— П-прости, — выдавливаю я.
Он убирает руки и указывает на дверь. Мне не нужно повторять. Хватаю куртку и убегаю из этого дома, забыв о еще двух свитерах и шапке. Неважно, все это неважно.
4 марта 20… года
Замечательно. Сегодня я проснулся от кошмара, весь мокрый от пота. В ночной тишине сидел на кровати и ничего не понимал, слепо моргая. Я старался не думать о Кирилле. Днем мне это честно удавалось, а ночью нет. Ночью я не мог управлять своим сознанием.
10 марта 20… года
Я стоял на мосту и спокойно думал о самоубийстве. Меня ничего не останавливало, ничто не мешало. Правда, вода была скованна льдом, но, думаю, от соприкосновения с ним я погибну. Буду лежать там, на белой глади, изломанной куклой. Гармония и внутри, и снаружи.
13 марта 20… года
— Тебя к телефону! – кричит мама из зала, отрывая меня от ничегонеделания. Предполагается, что я занят уроками. На самом деле это не так. Передо мной раскрыты учебники, тетрадки, а я тупо смотрю в окно.
Кроме нас с ней в квартире никого нет, папа в гараже, так что по любому она обращается ко мне. Я бреду к аппарату, даже не гадая, кто бы это мог быть. Все равно. По фигу.
— Да, — равнодушно говорю я невидимому собеседнику и вздрагиваю от его хриплого:
— Приезжай ко мне.
Кладу трубку, проглатываю ком, возвращаюсь в комнату, пытаюсь успокоиться. Какое право он вообще имеет звонить? Я жить не хочу после нашей последней встречи. Он что обо мне думает? Что я как шлюха по вызову, по первому звонку мчусь? Нет, никуда я не поеду. Никогда.
***
Через три часа стою перед его домом. Номер квартиры я запомнил, конечно, с прошлого раза. Не решаюсь позвонить. Живот крутит, как перед контрольной. Я сумасшедший. Что я здесь делаю? Зная Кирилла, можно предположить, что он уже пьяный. Значит, хорошего мне ничего не светит. Быстрый трах, пара оскорблений. Что еще можно пожелать? Набираю на домофоне номер квартиры, и мне сразу открывают, даже не спрашивая «кто». Подъем на лифте сравни походу на плаху. Створки со скрипом распахиваются, и я сразу вижу Кирилла. Надо же, какая привилегия, меня встречают прямо в подъезде.
— Приехал, — говорит он, разглядывая меня. – Проходи. Спальня налево.
Спасибо, что хоть не прямо тут. Скидываю куртку в коридоре, иду в указанном направлении и оказываюсь в маленькой комнатке. Мебели мало – кровать, столик и шкаф. Кирилл подходит сзади, его холодные руки проникают под мой свитер, проходятся по ребрам. От него несет перегаром. Как я и думал. Он быстро меня раздевает, опрокидывает на кровать, наваливается сверху. Вижу приготовленную смазку в голубом флакончике. Ух ты, какая забота, как я тронут.
Быстрого траха не получилось. Кирилл мучил меня долго. Он что, весь день мастурбировал? Израсходовал весь лимит спермы и теперь не получалось? Я метался под ним, кричал и абсолютно ничего не соображал. Он не давал мне кончить, не знаю, как ему это удавалось, но он тонко чувствовал эту грань. Под конец я взмолился:
— Больше не могу, пожалуйста…
— Терпи, еще чуть-чуть… — его голос стал низким и глубоким.
— Не могу.
— Хорошо, — выдохнул он и стал вколачиваться в меня.
Через минуту все было кончено. Я едва дышал, весь взмок от пота, ужасно хотелось пить. Имею ли я право хотя бы воды попросить? Может мне даже разрешат воспользоваться ванной? Желания спрашивать не было. Я лежал с закрытыми глазами и приходил в себя. Кирилл лежал рядом, его тяжелое дыхание щекотало мне кожу. Почему-то он не отвернулся, а рассматривал меня. Что ж, мне не жалко. Но весь перемазанный спермой я не могу идти домой.
— Я могу принять душ? – спросил я, не открывая глаз, мысленно, приготовившись к тому, что узнаю о себе много приятного.
— Иди.
Встаю, стараюсь не смотреть на него, хватаю вещи и юркаю в ванную. Тот же гель для душа, тот же цвет мыла, те же синие полотенца. Я быстро растираю пену по телу, смывая его запах с себя, так же быстро вытираюсь и одеваюсь. Все, делать мне больше нечего.
Кирилл ждет меня в коридоре, смотрит, как я зашнуровываю кроссовки, молчит. Я выхожу, не оборачиваясь. Не хочу видеть его.
5 апреля 20… года
Стало тепло. Весна все-таки. Со школой у меня вообще тихий ужас. Ничего не понимаю, ничего не учу, перебиваюсь с тройки на двойку. Родители не верят, что я окончу школу.
С Кириллом я виделся за все это время еще три раза. По одной и той же схеме. В последний раз он был особенно жесток. Ему что-то не понравилось, он перекинул меня через свои колени и, как следует, отходил ремнем с джинс. Потом занялся со мной сексом, усадив меня сверху и постоянно сжимая мою многострадальную задницу. Я тогда от боли прикусил себе губу до крови, а он ее только со злорадной ухмылкой слизывал. Знаете, когда читаешь об этом в книжках, это так прикольно выглядит. А попробуйте реально прокусить себе губу! На завтра она распухнет, появится гематома, будто по ней ударили. И слизывание крови приятного не добавляет, тем более что крови там не много, язык только теребит ранку.
Знаете, что я чувствовал? Пустоту. Я был вещью для него. Вещью с дыркой. Почему я не сопротивлялся? Не мог. Просто не мог и все. Не знаю, как это назвать. Едва я слышал его голос, у меня подкашивались ноги. Нравилась ли мне боль? Трудно сказать. Наверное, да. Я каждый раз кончал с ним. Бурно и ярко. Каждый раз я уходил от него, чувствуя себя вымазанным в грязи, каждый раз говорил себе, что больше не вернусь, и каждый раз возвращался.
Это мерзко. Чувствовать себя шлюхой. И не находить в себе сил порвать этот замкнутый круг.
6 апреля 20… года
У нас была совмещенная физкультура со старшеклассниками. Чудесно, я от радости чуть не умер. Родя был, конечно, там. Нас разделили на команды (он оказался со мной, надо же) и заставили играть в волейбол. Ненавижу подвижные игры, ненавижу физкультуру. По ехидству, застывшему на лице Роди, я понял, что сегодня он настроен решительно.