«Это не враг – сообразил Чарльз. - Он просто хочет сесть… Ищет место… А может быть…»

Он хлопнул себя по лбу. Вот оно! Вот то, о чем говорил патрон! Это же угнанный у большевиков аппарат!

Подтверждая его мысли, большевистское яйцо полетело в сторону озера, уходя в сторону от ракетодрома. Не глядя под ноги, Чарльз побежал вдогонку. Оставляя клочки одежды на ветках, он бежал напрямик, гадая, сумеет ли неведомый пилот различить сквозь туман берег или нет. Если не сумеет, то могли получиться неприятности – воды там хватало.

К тому моменту, когда Чарльз продрался к берегу самое зрелищное уже закончилось. Плащ он оставил где-то в кустах, одну из туфель тоже. По становящейся всё более зыбкой земле выбежал на берег. Словно цапля, поджав замерзшую ногу, он огляделся. Озеро ходило волнами и временами взбурливало, словно кто-то из древних индейских богов отодвигал задвижку преисподней, но поверхность его была пуста.

Слева в озеро вдавалась песчаная коса.

Там где зелень и свинцовую серость воды разделяла желтая полоса песка, он высмотрел человека. Тот шевелился, пытаясь выбраться на берег.

У берега было совсем мелко. Настоящая глубина начиналась как раз за косой - там дно круто уходило вниз метров на десять и Линдберг не раздумывая побежал по воде.

Десяток шагов он сделал не задумываясь, а вот дальше… Оказалось что озеро заполнял кипяток и рев, что несся от озера был рев горячей воды и пара, рвущегося на поверхность. Дрыгая обожженной ногой, он в три прыжка выбрался на песок и помчался, подминая стебли. Он успел, хотя неведомый пловец уже исходил паром, словно огромная фрикаделька.

СССР. Свердловская пусковая площадка.

Февраль 1931 года.

То, что сказал особист, показалось Федосею настолько диким, что он слова эти к себе не приложил.

«Арестованы…»

Не доверяя собственным ушам, он посмотрел на товарища, и по глупому выражению дегтевского лица понял, что товарищ и сам удивлен безмерно предложением сдать оружие.

Зато этот поворот головы спас им жизни.

Звук взрыва еще не долетел до них, но огонь, выбивший стекла и разлетавшиеся в стороны куски камня и дерева и так дали понять, что сейчас тут случится.

Федосей, не рассуждая, ударил Дёгтя под колено, сбивая его в снег, и упал сам. Через мгновение на людей обрушился грохот. Упругая волна сжатого воздуха безжалостно прокатилась по ним. Камни, ржавое железо, слава Богу, не долетели, но и взрывной волны хватило. Сапоги начальника Особого отдела товарища Караваева, только что вот стоявшие перед глазами Федосея смело куда-то вместе с хозяином. Самого Федосея злая сила покатила, прикладывая то лбом, то затылком о промерзшую землю.

Преодолевая ветер, он поднялся на четвереньки. Холод обжег ладони, и Федосей, качнувшись, снова упал на бок. В плече стрельнуло болью. Вон как!

В голове что-то гремело и гудело. Малюков сбросил шапку, провел снегом по лицу. Нет. Гудело не в голове, а над головой… Этот звук напомнил Федосею, что у него за спиной находятся тысячи кубических сажен водорода.

Толстые канаты, крепившие воздушного гиганта к земле, звенели, словно струны гигантской виолончели.

Бежать… Бежать! Слишком хорошо он помнил, как горят дирижабли.

Деготь отыскался шагах в двадцати впереди. Товарищ недвижно лежал, припорошенный снегом. Гладя сквозь куртку ушибленную руку, Федосей подскочил к нему.

- Вставай! Вставай!!

Но Дёготь только мычал и тряс головой.

Еще один грохот. Уже ближе. Федосей дернулся, словно его укусили. Впереди, рядом с газгольдером, появился новый дымный хвост. Далеко… А вот дирижабль над самой головой… Малюков повернулся. «Степан Разин» уже не лежал на земле, а неспешно разворачивался, словно щупальцами взмахивая обрывками канатов.

Вскинув на плечо непослушное тело товарища и тихонько подвывая от боли, Федосей рванул подальше в поле, туда, где ничего не могло взорваться.

Теперь грохот расколол небо впереди.

С дальнего конца площадки, лизнув землю оранжевым факелом, в небо ушло «яйцо».

Это в момент изменило намерения Федосея. У кого-то хватило ума сообразить, что спасать надо не себя, а технику. Спасать то, что еще можно спасти.

Развернувшись, он побежал к ближайшему испытательному ангару. В нем всегда стояли два-три готовых к испытаниям аппарата.

В дверях ангара он столкнулся с выбежавшими навстречу лаборантами.

- Аппараты! – проорал Федосей. – Спасайте аппараты!

Его услышали.

Перекрывая далекий грохот заскрипела, расходясь крыша. Федосей забросил в люк еще не очухавшегося Дёгтя, и даже не закрыв люк, бросился к пульту.

В том, что ничего случайного в происходящем нет, стало ясно, едва прозвучал третий взрыв. Диверсия! Диверсия!! А значит, каждая секунда, проведенная на земле, становилась смертельно опасной.

Надеясь, что раздвигающие крышу ангара шведские электромоторы успели растащить створки, Федосей не нажал даже, а ударил ладонью по стартовой кнопке. Двигатель взревел, и яйцо, словно артиллерийский снаряд, ввинтилось в небо. Малюков еще успел обрадоваться своей удаче, но тут вмешалась физика. На людей бетонной плитой упала тяжесть перегрузки.

Орбита Земли.

Февраль 1931 года.

В себя Федосей пришел от энергичного похлопывания по щекам. Озабоченное лицо Дёгтя нависало над ним, а рядом с головой товарища стайкой мух болталась горсть болтов и гаек. Это сразу дало ответы на половину самых важных вопросов.

- Летим?

- Летим…

Опережая готовые посыпаться вопросы коминтерновца, добавил:

- Люк загерметизировал, двигатель выключил, заслонки снял.

Это Малюков успел заметить. В бортовом иллюминаторе медленно проплывал голубой бок Земли. Между синевой океанов и чернотой космоса белела тоненькая полоска облаков. Вот как! Орбита! Наметанный глаз сразу вычислил: километров триста или около того…. Сердце сжалось и зачастило как собачий хвост. Орбита – это очень плохо. Так плохо, что хуже, пожалуй, и некуда.

Там, на площадке, когда лупил ладонью по кнопке, отчего-то не подумал, что в испытываемые аппараты горючего засыпают по минимуму – подняться, спуститься…. Не обкатанная техника могла повести себя сколь угодно бойко. Вплоть до взрыва или улета Бог знает куда. Что, собственно и произошло.

Хотя, что теперь сожалеть? Тут сожалей - не сожалей…

Он, наверное, изменился в лице. Дёготь понял ход его мыслей и подтверждающее кивнул

- Горючего практически нет. Сожгли на старте.

Федосей попытался подняться, но его оторвало от пола и понесло в сторону. Невесомость. Поймав за штанину, Дёготь притянул товарища к себе. Ухватившись за кресло, чтоб не улететь на всякий случай Малюков уточнил очевидное.

- То есть сесть нам не на чем…

Дёготь кивнул.

Садиться в кресло и изображать из себя командира корабля не хотелось. Смешно как-то выходило, с какой стороны не посмотри. Как тут командовать? Чем управлять? Несколько секунд он молчал, а потом неожиданно расхохотался.

- Ну и что тут смешного? – не понял Дёготь. За его спиной по стеклу иллюминатора бойкой черепахой ползла Гренландия.

- Вон мы как с тобой народную технику-то спасли…

Став серьезным, спросил:

- Может быть, хоть воздух тут есть… Ну случайно?

- Да откуда же? – удивился такому оптимизму коминтерновец. Федосей покивал. Сам знал, что испытательные полеты полагается производить только в атмосфере, а там такого добра и так хватало – чего запасать-то?

- Горючего нет, - подвел Малюков итог. – Воздуха нет. Нехорошо.

- Не то слово, - хладнокровно поддержал его Дёготь. –Так что выход у нас один!

Да. Выход-то у них был действительно один и к тому же сильно-сильно дохлый – исхитриться не разминуться с реющим где-то тут «Знаменем Революции». Станция хоть и была законсервирована, но воздух и горючее там должны были найтись. В свое время понавезли туда запасов изрядно.

В четыре глаза они разглядывали небо, гадая, какая из медленно плывущих мимо звезд превратится в станцию. Но чуда не происходило.