Очень интересны свидетельства о Кудеяровом городке на горе Богатырке (Крутце), что в Саратовской губернии. Здесь, в развалинах землянки, в которой, по преданию, жил Кудеяр, были найдены человеческие кости, кинжалы, наконечники пик, бердыши, фрагменты кольчуг, татарские монеты, кольца, перстни и т. д. Подобные находки неизменно будили интерес к легендарным кладам Кудеяра, и охотников найти их было великое множество…
Особенный интерес вызывало у кладоискателей Кудеярово городище, расположенное в дебрях Усманского леса. Оно окружено высоким валом со следами ворот и окопано широким рвом. Когда-то, в 1840-х годах, одной из крестьянок села Студенки посчастливилось найти здесь массивный золотой старинный перстень. С той поры каждую весну в Усманский лес регулярно устремлялись полчища кладоискателей со всех окрестных мест, изрывших лес ямами и траншеями. Говорили, что сокровища укрыты на дне находящегося поблизости Чистого озера. Один помещик даже пытался спустить озеро через специально прорытый канал, но дело не пошло. Много было разговоров о будто бы найденном в лесу сундуке, который "ушел в землю", находили и всякую мелочь — но вот главные сокровища Кудеяра так до сих пор не обнаружены.
А вот в других местах кладоискателям везло больше. Нельзя сказать, чтобы находки кладов были массовыми, но известны по крайней мере четыре случая, когда клады серебряных монет и немногочисленных золотых предметов были найдены именно в "Кудеяровых" урочищах.
Принадлежали ли эти клады легендарному разбойнику? Неизвестно. Да и вообще, трудно поверить, что один человек мог "населить собой" огромные пространства степи. Давно уже высказывается мнение, что под именем Кудеяра могло скрываться несколько разных людей — как под именем царевича Дмитрия или Петра III. А может быть, из личного имени какого-нибудь выдающегося русского или татарского разбойника имя "Кудеяр" превратилось в нарицательное имя для всякого предводителя разбойничьей шайки, стало синонимом слова "разбойник". Поэтому так разнятся версии о происхождении, жизни и смерти Кудеяра. Поэтому так много у нас кудеяров — уж в чем, в чем, а в разбойниках на Руси испокон веку недостатка не было. И уже в конце XVIII столетия начали слагаться легенды о том, как "в старые-старые годы в Спасских местах проживали семь братьев-кудеяров"….
В 1890-х годах в старинных бумагах одного из разорившихся помещиков Щигровского уезда Курской губернии была обнаружена любопытная рукопись. Вместо заглавия на ней была обозначена дата "1611", сверху было надписано "копня", а в самом конце стояло: "Конец грамоты. Переписана 1736 года Апреля 9 дня".
У степных курских помещиков, жителей прежней Северской Украины, еще в 30—40-е годы XIX столетия сохранялось множество "кладовых записей". Эти рукописи хранили как святыню — многие из этих помещиков деятельно занимались поисками кладов и тратили на них значительные средства. К этой категории, видимо, принадлежал и владелец найденной "кладовой записи".
Содержание рукописи оказалось чрезвычайно любопытным. Это своеобразный дневник, сборник "памятных грамоток" какой-то разбойничьей шайки, обосновавшейся на южном порубежье в середине XVI столетия.
Обширное пространство между Брянском и Осколом, получившее название Северской земли, в XVI — начале XVII века буквально кишело "станичниками". Здесь, куда не дотягивалась рука московской власти, занятой внутренними распрями и войной в Ливонии, собиралась и накапливала силы та самая вольница, которая составила впоследствии ядро отрядов Лжедмитрия I, Истомы Пашкова и Ивана Болотникова — именно отсюда, из Северской земли, из Комарицкой волости, двинулся на Москву самозваный царевич Дмитрий, положив начало Великой смуте…
Жителей Северской земли называли "севрюками" и существовала даже характерная поговорка: "Что смотришь севрюком?" — так говорили о тех, кто смотрел волчьим взглядом. О недоброй славе здешних селений напоминают и другие присловья: "обоянцы — Бога не боянцы", "Ольховатка — Лихо-ватка", "Вязовое — кто войдет, тот завоет" и т. п. И вот через эти-то лихие разбойничьи места в XVI веке протянулись главные сухопутные пути, связывавшие Москву с Крымом и Причерноморьем.
Помимо купеческих обозов, эти пути служили и для дипломатических сношений Москвы с Крымом, и для движения татарских отрядов, шедших в набег на московские земли. А вдоль этих степных шляхов ("сакм"), в глухих балках и лесных урочищах таились землянки и городки вольных станичников, подстерегавших и грабивших всех без разбору, включая и послов. Погромы посольств на сухопутных шляхах были не редкостью. В 1502 году азовские казаки убили возвращавшегося из Турции боярина А. Кутузова. Нападению разбойников подверглось посольство князя И. Кубенского.
Уже в конце XV века при Иване III в дипломатической переписке с Крымом постоянно встречаются жалобы на русских и татарских разбойников, грабивших послов и торговых людей. В 1502 году, отправляя кафинского посла, Иван Грозный писал рязанской княгине Агриппине: "А ослушается кто и пойдет самодурью на Дон в молодечество, их бы ты, Аграфена, велела казнити". В 1549 году ногайский князь Юсуф жаловался Ивану Грозному: "наши люди ходили в Москву с торгом, и как шли назад, ваши казаки и севрюки, которые на Дону стоят, их побили… Холопи твои, некто Сарыазман словет, на Дону в трех и четырех местах городы поделали, да наших послов и людей стерегут и разбивают". Московское правительство на подобные жалобы отвечало: "на поле ходят казаки многие, казанцы, азовцы, крымцы и иные баловни казаки, а из наших украйн, с ними же смешавшись, ходят; и те люди как вам тати, так и нам тати и разбойники".
О быте разбойников, набегах, столкновениях, а самое главное — о многочисленных разбойничих кладах и рассказывали найденные у безвестного щигровского помещика "памятные грамотки".
Судя по этим записям, разбойники имели в Москве весьма высокопоставленных, и наверняка небескорыстных, покровителей — оттуда регулярно приходили сведения о посольских и купеческих караванах, которые вышли из Москвы в Крым. В числе этих покровителей рукопись упоминает князя Глинского — дядю Ивана Грозного: "Был Крымский посол в Москву, взял выход (дань) наш… Прислал нам с Москвы Глинской князь своево подъячева к Ивану Федорычу, пишет: Иван Федорыч, с той казной пошел посол в Крым. И мы скинулись с трех станов, ту казну отбили на Бакаевом шляху меж Красных городков. Положили ту казну на Красном городище за городом, двадцать сажен от городища…"
В другой раз разбойники "подкараулили два татарина на Муравской сакме и мы их ухватили и стали их пытать, и они сказали — идет посол Крымский, был в Москве, с подарками: везут бочку жемчугу да 17 блюд царского стола. И мы его разбили между Ворсклы и Ворсклицы, и то добро положили на Красном городище в передних воротах, в конец валка сажень, а от того валка бочка жемчугу". Но не всегда промысел был благополучным: однажды станичникам, преследуемым татарами, даже пришлось закопать свои пояса, набитые личной "долей" каждого из них: "Смертку свою видя, сделали заговор, чтоб наша казна не досталась, сносили чересы (пояса), наклали их в пивной котел". Признаки этого места — "два камня на воротах положены, а промеж камней сажени три или четыре, на тех камнях выбита книга складная, а на другом камне сагайдак (лук), а куда стрела положена, и ты, братец, туда помни, смотря на признаки, а против стрелы курганец, а в том курганце котел".
О том, что клады прятались надежно и хитро, говорят многочисленные способы укрытия кладов. Так, клад, зарытый на речке Буромле, был врезан в береговой откос и завален дубовым бревном и землей: "Поставили бочку серебра пол-осмины Ливенской меры, да четверть талерей (талеров), а в берегах положили дуб плотовой, и тую бочку приковали к тому дубу двумя цепями и зарушили землею". Речка с той поры несколько раз меняла свое русло и теперь найти место захоронения клада представляется чрезвычайно проблематичным.