— Что же мне было на дармовщинку не попользоваться? — простодушно признался следствию Сампсонов.

Не видя надобности отказываться от такой значительной награды за подтверждение вымышленной Аверьяновым сказки, он исполнил его желание и действительно, при священнике и других свидетелях получил обещанный Аверьяновым золотой. Тут же он, Сампсонов, заключил письменное условие отдать то, чего "считал себя владельцем единственно только в воображении", впрочем, "имея в виду ту надежду", что Аверьянов травы не найдет и потому больше к нему не воротится.

Весть о внезапном приезде Аверьянова с разрыв-травой не могла его не испугать: приходилось или отказываться от своих слов и возвратить деньги, или отделаться какими-нибудь отговорками. Сампсонов избрал последнее. Зима и промерзшая земля помогли ему сбыть с рук беду, по крайней мере надолго, если не навсегда.

Так объяснил загадку тот, у кого, как казалось, должен был находиться ключ к ее разрешению…

С некоторым недоверием отнесшиеся к его показаниям, следователи подробно расспросили всех домашних Сампсонова, внимательно осмотрели местность, истыкали двор Сампсонова и прилегающую территорию щупами, но ничего не нашли, и уличить Сампсонова в ложности показаний не смогли.

Аверьянов же остался непоколебимым в том, что видел клад своими собственными глазами, считал бочонки, рассматривал золото и серебро и взял из клада две монеты, которые и представил.

На этом следствие закончилось, по существу, зайдя в тупик. Ну хорошо: "делец" Ануфриев со своей глупой "разрыв-травой" — обманщик, это ясно. А Аверьянов? Зачем надо было Аверьянову выдумывать сказку, платить за нее Сампсо-нову золотой — очень большие деньги, 42 рубля на ассигнации по курсу тех лет — наконец, зачем ему надо было через унтер-офицера Петрова "доводить" дело до сведения начальства в Петербург? Во всей это запутанной истории Аверьянов выглядит лицом, скорее, потерпевшим: он понес значительные убытки, потерял массу времени, в результате ничего не приобрел и, вдобавок, его выставили дураком. Поведение Сампсонова тоже до конца непонятно. Наконец, неясен самый главный вопрос: а был ли клад? И что это были за голландские талеры, один из которых представил в Петербурге унтер-офицер Петров?

Сейчас, спустя сто пятьдесят лет; ответить на эти вопросы сложно. Но, по большому счету, ничего фантастического в этой истории нет. И кто знает — вдруг и вправду где-то на Орловщине таится в подземелье загадочный клад легендарного Кудеяра. Ведь дыма без огня не бывает…

В Забайкалье, в богатом пограничном торговом городе Кяхте, через который велась вся торговля России с Китаем, в середине XIX столетия жили два брата с сестрой. Хозяйство у них не ладилось — сестра была тяжело больна, у братьев дела не шли, но желание разбогатеть не давало им покоя ни днем, ни ночью, и, в конце концов, отчаявшись от неудач, братья решили, что единственный способ поправить дела — это найти клад.

Рядом с городом, напротив Торговой слободы, возвышалась гора с характерным срезанным верхом. По преданию, в этой горе когда-то было спрятано большое сокровище, зарытое во времена Чингисхана. Этот слух разжигал любопытство у многих, но, как это обычно бывает, клад не удавалось разыскать никому — он, как считалось, был заговоренным. Вот этот-то клад братья и решили во что бы то ни стало найти.

Им долго не удавалось достичь своей цели, несмотря на то что братья исправно выполняли все положенные кладои-скательские ритуалы, постились, служили молебны. Тогда решились прибегнуть к помощи бурятского шамана. Запаслись подарками — плиткой кирпичного чая и пачкой китайского табаку — и поехали к шаману, за двадцать верст, "забыв, что грех христианину просить у язычника помощи бесовской".

Шаман, выслушав их просьбу, сказал, что вообще-то за подобной помощью к духам он никогда не обращался, а потому не знает, соблаговолят ли они. Однако, приняв подарки, принялся вызывать духов. После долгого камлания, шаман, совсем обессилев, прохрипел: "Духи сказали: принесите в жертву человека".

Братья переглянулись. Страшная мысль пришла им в голову почти одновременно. Сначала они еще колебались, но в итоге корысть перевесила все чувства…

В одну из осенних ночей казачий разъезд, патрулировавший окраины Кяхты, заметил дальний огонь на вершине горы. Казаки насторожились: в здешних местах были частыми набеги бурят на монголов и монголов на бурят, и этот огонек мог служить сигналом для такого набега. Подняв тревогу и дав знать ближайшему пограничному караулу, казаки, рассыпавшись, осторожно начали подниматься в гору.

Меж ветвей блеснул огонек. Испуганно зафыркала лошадь — она стояла, запряженная в телегу, на краю поляны. Телега была пуста.

Где-то послышались стоны страдающего от боли или мучений человека. На фоне костра обозначились тени двух людей…

По сигналу урядника казаки бросились вперед и мгновенно схватили двух мужчин у костра. Поодаль на земле лежала связанная женщина. Это была сестра двух братьев-кладоискателей…

"Сестра наша постоянно больна, — оправдывались искатели сокровищ. — И не подает надежды на выздоровление. Она в тягость и себе, и нам, просит у Бога смерти, как блага. Все равно она умрет, так пусть лучше умрет с пользой для нас, чем так. А мы будем обедни о ней служить, панихиды за упокой сестры нашей заказывать. Господь милосердный, он нас простит!"

Как Господь — неизвестно, а люди не простили: братьев-кладоискателей судили и приговорили к каторжным работам.

В 1852 году к смоленскому помещику Самбурову владельцу сельца Варганово, приехал странный незнакомец. Отрекомендовавшись предпринимателем из Сибири, он долго беседовал с помещиком о местных древностях" курганах, бродил по окрестностям, оглядывался, принюхивался и, наконец, предложил Самбурову заключить с ним контракт о том, что он получает право искать на земле помещика большой клад в кургане, состоящий из сорока бочек золота, — приметы того кургана сибиряку хорошо известны. Кроме того, Самбуров предоставляет для работ по изъятию клада землекопов-крестьян. За это, по условиям контракта, помещик получает из найденного клада пятнадцать бочек золота, а остальные двадцать пять поступают сибиряку.

Слухи о том, что в окрестностях Варганова зарыто несколько кладов, бродили давно. Неподалеку, по дороге к деревне Щепкиной, в роще, по преданию, был зарыт клад, который многие покушались рыть, но всякий раз откуда ни возьмись поднималась буря и наводила такой ужас, что кладоискатели бежали без оглядки.

В доказательство своих слов сибиряк предъявил невесть как попавшую в его руки "кладовую запись". Ударили по рукам. На другой день, собрав крестьян, пошли на заветное место.

Стояла прекрасная погода. Взбодренные обещанием водки и щедрой награды, крестьяне дружно принялись рыть курган. Самбуров и сибиряк наблюдали за раскопками, сидя в специально принесенных из дома креслах.

Курган срыли подчистую. На глубине в шесть аршин (4,6 метра) показался слой древесного угля. Выгребая уголь, кладоискатели натолкнулись в глубине раскола на ряды тесно составленных бочек…

И тут словно бес попутал мужиков. О том, что их пригнали сюда искать клад для барина, от них не утаивали и о содержимом искомых бочек они знали. "Вот она, воля!" — наверное, пронеслось в мыслях крепостных при виде клада. Обменявшись многозначительными взглядами, мужики, подняв заступы, один за другим стали выбираться из раскопа и подходить к сидящим в креслах барину и его гостю. Их намерения были настолько недвусмысленными, что помещик и сибиряк, вскочив на ноги, уже намеревались задать стрекача, как вдруг, откуда ни возьмись, на только что еще чистом небе сверкнула молния, раздался страшный удар грома и закрутился сильнейший вихрь. Со страшным треском молния ударила в бочки, разметав землю и уголь в раскопе. Хлынувший ливень в мгновение ока залил яму водой…