Даритель, напуганный всякими «ужасами бюрократизма», даже шел на то, чтобы продать библиотеку, а полученные деньги сразу же вернуть обратно. Но и это шло вразрез с законами.
Балановская уже имела опыт в таких казусных делах.
Нотариус успокоила инженера, и в течение получаса была оформлена документация на передачу библиотеки во исполнение воли покойного ученого, который доверил осуществить этот дарственный акт своему сыну.
Второй клиент, недавно вышедший из больницы после операции, задумал приобрести за свой счет (он выиграл по займу крупную сумму) дополнительный инвентарь для палаты, в которой пролежал два месяца. Дирекция больницы поблагодарила за добрые намерения, но предупредила, что подарок принять не сможет, поскольку он от частного лица.
С помощью Елизаветы Антоновны и это дело оказалось улаженным.
— Василий Георгиевич, — обратилась Балановская к Лупцову, когда он ставил необходимые печати на составленных ею документах. — А вы сегодняшнюю «Дымскую жизнь» читали?
— Не успел, — ответил Лупцов. — Я ее даже из почтового ящика не вытащил. Торопился очень. А что в ней такого интересного?
— Да заметка одна. Происшествие. Может быть, слышали? Весь город говорит о нем. Какой-то пьяный в Тарабарку бросился, а неизвестный гражданин вытащил его. Милиция теперь ищет спасителя. Это у нас иногда бывает — вначале прохлопаем, а потом ищем, — весело сказала Балановская и заспешила, увидя, что у стола ее ожидает какая-то посетительница.
— Моя фамилия Бусько, — сказала женщина в вязаном зеленом капоре. — Мы с мужем в разводе, и живу я в другом городе. А сюда приехала, чтобы его с собой обратно забрать. Так он и слушать не хочет. Я из-за него на такую дорогу затратилась, думала, обрадуется. По его вине у нас разрыв получился. Пил он. Третий год в бегах, опустился совсем. Мне уж и денег его не надо. Перебьюсь как-нибудь, только бы вернулся. Письма мне какие писал, с ума сойти ложно! Ну прямо как этот Ромео к той Жульетте…
Елизавета Антоновна привычно сдержала смех.
— Вам, может быть, не в нотариальную контору, а в другое учреждение?
— Была и в другом, — со вздохом ответила клиентка. — В милиции. Так там сказали, что не их дело. Послали в прокуратуру.
Гражданка достала из сумки тощую пачечку писем, перевязанных гитарной струной.
— Вы только прочтите. Вам, как женщине, доверяю. Все слово в слово, как стихи. Только без рифмы, и все насквозь про любовь. Вот только концовка везде какая-то не такая. Насчет денег. То на дорогу не хватает, то мне подарок присмотрел, добавить просит, то еще что-нибудь… Тут мне одна дамочка в «доме приезжих» посоветовала. Сними, говорит, с этих писем копию и отдай прокурору… Он его быстро припугнет… Сразу же к тебе вернется… Вот я и прошу вас сверить письма и подтвердить правильность копии…
— Не заверяем мы, гражданка, такой переписки, — строго нахмурясь, решительно сказала Елизавета Антоновна. — Да и зачем вам это? Если уж так хотите, то сдайте оригиналы.
— Как же я сдам? — возмутилась гражданка. — А вдруг придется в другое какое-нибудь место их посылать? Сама-то я с чем останусь?
Расставшись с назойливой дамой, Елизавета Антоновна взглянула на часы. Без четверти двенадцать. Надо срочно продиктовать важную бумагу, написанную ее неразборчивым почерком.
По пути в бюро машинописи она встретила Лупцова. В руках он держал только что взятую у гардеробщика газету.
— А я вас хотела попросить, Василий Георгиевич, подменить меня, пока я диктую… Вообще-то до перерыва вряд ли кто придет, но вдруг?
— Газету я и чуть позже прочту, — сказал Лупцов, — а сейчас пойду и сяду за ваш стол…
— Спасибо.
Василий Георгиевич только успел придвинуть стул, как дверь открылась. Вошли двое мужчин.
Один из них показался Лупцову очень знакомым. Уж больно он напоминал вытащенного из реки пьянчужку.
Лупцов провел рукой по лбу, потом достал платок, отер испарину и, стараясь спрятать свое волнение, сказал:
— Чем могу служить, граждане?
— Документик один заверить надо. Так сказать, удостоверить подлинность с оплатой гербового сбора.
Это произнес спутник «утопленника» — круглолицый, хитроглазый, с мятыми бакенбардами.
— Доставай свою доверенность, — командирским тоном приказал он своему товарищу.
Тот, не отрывая взгляда от Лупцова, ощупью достал из кармана два листа бумаги. И на каждом из них значилось одно и то же:
Мною, гражданином Кореньевым Геннадием Ричардовичем, родившимся в 1939 году двадцать шестого февраля в городе Туле и проживающим в настоящее время в городе Дымске, сия доверенность дана гражданину Курлыкину Гарри Антиповичу в том, что ему поручается от моего имени ведение всех дел, связанных с получением наследства от скончавшейся в Аргентине госпожи Тюббик Ф. М.
— Ну что ж. Все написано как полагается, — пытаясь не глядеть на Кореньева, объявил Лупцов. — Да, вот, кстати, товарищ Балановская. Что дальше делать, она вам скажет.
Василий Георгиевич быстро отошел от стола и поспешно зашагал в свой закуток.
— Тут, мне кажется, хорошо бы обозначить причину, по которой гражданин Кореньев не может сам вести свое дело, — предложила Балановская, возвращая бумаги.
— А это сделать нетрудно, — сказал, подмигнув своему подопечному, Гарри. — Причина очень уважительная… Гражданин Кореньев сам поехать не может… С ним на днях несчастный случай произошел… В воду упал… в Тарабарку. Он, значит, туда упал, а я его, шалуна, оттуда за шиворот вытащил… Спасителем ему прихожусь… Больше, чем любая родня.
В продолжение всей речи Курлыкина Кореньев стоял опустив голову. Он очнулся тогда, когда услышал обращение Гарри:
— Все в порядке, маэстро… После перерыва я зайду сам и заберу доверенность.
Пронзительный звонок возвестил личному составу нотариальной конторы о начале обеда.
— Ну как? — спросил подошедший к столу Балановской Лупцов. — Пойдем в буфет?
— Одну секунду.
Елизавета Антоновна набрала две цифры.
— Милиция? Говорит нотариус Балановская. Здравствуйте, товарищ начальник. Ну как, нашли спасителя? Ищете? А вы можете не искать. Запишите. Курлыкин Гарри Антипович, что и удостоверяется собственноручной подписью спасенного им гражданина Кореньева.
Как только в отделении милиции прочли газету, сразу же начались поиски. Искали, как это ни покажется удивительным, не благородного спасителя, а спасенного Кореньева.
Внес окончательную ясность дежуривший в те сутки милиционер прибрежного участка.
— А его и искать не надо, — ответил на вопрос дежурный, узнав, о ком идет речь. — Спит, наверное, в постельке.
— Ступайте тогда к нему домой и зовите сюда, — приказал дежурный.
— Вы меня не поняли. Я не то имел в виду, — объяснил милиционер. — Дома его нет. Он у себя в вытрезвителе. Раз его вчера туда доставили, он оттуда рано не уйдет. Это народ балованный. За свои деньги он весь вытрезвительский рацион обязательно использует.
Пока секретарь наводил телефонную справку в вытрезвителе, начальник отделения развернул «Дымскую жизнь» и принялся читать заметку, о которой говорил весь город. Заметка эта была напечатана, как и полагается интересному материалу, на последней странице. Вначале шел «развернутый» на две колонки броский заголовок:
А выглядела заметка так:
«Некий Кореньев Г. Р., будучи мертвецки пьяным, угодил в реку.
Судьба его складывалась наитрагическим образом, как вдруг появился какой-то прохожий и, услышав крики погибающего в штормовых волнах, бросился на помощь и вытащил утопающего на берег. Это стало известно потому, что неназвавшийся спаситель вызвал «скорую помощь», а когда последняя отказалась забрать спасенного в больницу, поскольку кроме следов явного опьянения ничего у него не нашла, то благородный гражданин добился отправки его в спецтранспорте в наш городской вытрезвитель.
Работники «скорой помощи» и шофер спецтранспорта сообщили следующие приметы отважного гражданина: на вид ему 35 лет, роста небольшого, маленькие усики.
Будем надеяться, что с помощью милиции мы сможем в ближайшее время сообщить читателям имя и фамилию этого смелого, скромного и благородного человека».