…Начальник отложил газету и невесело подумал, что вот опять будут во всем винить милицию: мол, оперативности не хватает, действует медленно, а нет того, чтобы посочувствовать, войти в положение.

И в это время позвонили из нотариальной конторы.

— Нет, что ни говори, а народ у нас золотой, — мгновенно переходя на мажорный тон, сказал начальник вошедшему секретарю. — Ну что бы мы без помощи населения делали?

— Кореньева в вытрезвителе нет… Ушел оттуда рано утром, — доложил мрачно секретарь, так и не поняв, к чему ведет свой разговор начальник.

— А Кореньев-то нам зачем? — спросил начальник. — Курлыкина надо искать. Всех постовых известить. Темная это лошадка — Курлыкин. И сведения о нем в прошлом году долетали нехорошие. Но недаром говорили у нас на курсах переподготовки среднего начальствующего состава — меняются люди на глазах всего трудового человечества. Был он, скажем, такой-сякой, а под давлением жизненных положительных фактов нашей действительности и в силу твердо проводимой законности становится совсем другим.

— А как же будет с Кореньевым? — спросил секретарь, на что получил совершенно четкий ответ:

— Привести его вместе с Курлыкиным и допросить обоих. Вот так.

На базе «Дымхладпрома», куда на следующий день после посещения нотариальной конторы явился Гарри со своим утопленником, против отпуска Курлыкина, ввиду его отъезда в Москву, никак не возражали.

Кое-кто поинтересовался, правда, какие вдруг личные дела могли у него появиться, да еще в столице, куда одна дорога вскочит в большие деньги. Но Гарри, избегая разговора на эту опасную тему, ограничился шутливыми намеками на какую-то состоятельную даму, взявшую на себя все расходы по доставке любимого Гаррика из Дымска в ее крепкие московские объятия.

Когда же Курлыкин представил Кореньева, то выяснилось, что в штате есть свободная должность упаковщика пломбиров — работа на полуавтомате с повышенным окладом, а что касается замещения Гарри, то он на это время не нужен.

Так Геннадий Кореньев был зачислен на должность упаковщика.

Заведующий базой «Дымхладпрома» чуть не прослезился, когда приведенный Курлыкиным человек согласился занять это уже давно вакантное место.

По внешнему виду Кореньева завбазой сразу же определил, что в лице этого гражданина вряд ли он приобретет безупречного работника, обладающего стерильно белоснежной характеристикой с предыдущего места службы. Где уж там! В душе завбазой молил бога, чтобы гражданин Кореньев на предложение предъявить паспорт не заявил бы, что таковой «потерян» или «сдан на продление прописки».

К счастью, паспорт оказался в кармане, прописка (не постоянная) продленной.

Заверточный полуавтомат был единственным внедренным в практику базы техническим усовершенствованием и постоянно упоминался администрацией во всех докладах (письменных и устных) как достижение, отражающее мощный научно-технический прогресс двадцатого века. Как это еще бывает, полуавтомат, закупленный в свое время на валюту, пребывал в состоянии полного бездействия до прихода какой-нибудь авторитетной комиссии. В таких случаях к машине подходил сам завбазой и пускал ее в ход. Но как только затихали шаги удалившихся с базы членов комиссии, полуавтомат переставал заворачивать пломбирные кубики в серебряную фольгу и вновь выключался до появления желающего связать с ним хотя бы временно свою производственную судьбу.

И вот такой человек наконец-то нашелся! Да, Кореньева ничуть не смущало то обстоятельство, что полуавтомат нуждается в значительно большем внимании, чем разгрузка хлеба или погрузка ящиков с полупотрошенными петушками, но зато работа здесь не требует напряжения физических сил.

Тут еще следует указать на один штришок в биографии раннего Кореньева.

В далекие школьные годы Генка Кореньев неустанно собирал всякие колесики, разобранные старые часы и прочую карманную принадлежность, которую он добывал, меняя на марки и конфеты. Учась на тройки, молодой Кореньев всегда получал единственную пятерку — по физике. Не брось он учиться, не останься он без родительского присмотра и не свяжись с плохой компанией, из него, возможно, получился бы хороший рабочий.

Об этом подумал Кореньев, пробуя самостоятельно с первого раза включить машину, которую, «в порядке передачи опыта», обычно демонстрировал сам завбазой.

— Да вы, товарищ Кореньев, молодец, — похвалил завбазой, — и память у вас на технику хорошая. Ну а сноровка появится тоже. Это не сразу.

Завбазой хотел еще что-то сказать, но в дверях появился милиционер. Он отдал честь и протянул повестку.

— Не везет этому агрегату, — горько улыбнулся Кореньев. — Не судьба ему заворачивать пломбиры. За мной, понятно, пришли!

— Кому повестка? — спросил завбазой.

— Курлыкину Гарри Антиповичу, — медленно прочел вслух милиционер.

— За что же меня? — заартачился Гарри, принимаясь нервно трепать свои бакенбарды. — Меня не за что… я при исполнении своих служебных обязанностей и на повестки являться в рабочее время не обязан! Я законы знаю!

— Зря шумите, — успокоил милиционер. — Дело очень важное. Просили доставить лично к начальнику.

— А меня не просили? — поинтересовался Кореньев: очень уж ему не хотелось уходить сейчас от этой машины, да и вряд ли за чем-нибудь хорошим ищут его стражи дымского порядка!

— Простите, — смутился милиционер. — Если не ошибаюсь, Кореньев ваша фамилия? Про вас тоже разговор шел у начальника… Думали, вы в вытрезвителе…

— Недоразумение какое-то, — поднимая воротник пальто, ворчал Гарри.

— Именно недоразумение, — живо откликнулся милиционер. — Кто-то пустил слух, что это вы утопающего позавчера из Тарабарки вытащили… Только у нас все думают, что не могло этого быть… Уж кто-кто, а милиция вас, гражданин Курлыкин, изучила на сто процентов… Тут, определенно, недоразумение!

— Нет, почему же?.. — пропищал Гарри. — Никакого недоразумения нет. Все верно.

И, как ни в чем не бывало, обратился к Кореньеву:

— Ну что ж, пойдем, браток. Правду скрывать нечего. Раз спасал — значит, спасал!

— Когда же на работу? — спросил вдогонку завбазой.

— Завтра, — ответил Кореньев. — Обязательно!

По дороге в милицию Кореньев неприязненно посматривал на своего «спасителя», который безостановочно рассказывал милиционеру, как он спасал своего друга, сообщая при этом чудовищно неправдоподобные подробности.

Поскольку сам Кореньев в силу своего полного опьянения точно все-таки не помнил, кто вытащил его из реки, Гарри считал, что слава спасителя безукоснительно и неоспоримо принадлежит исключительно ему.

Ну а если так, то почему бы не дать волю своему воображению, почему не приписать себе побольше всяких доблестей.

Хитрый и трусливый Гарри, не сделавший ни одного шага, чтобы не соблюсти первым долгом свою собственную выгоду, после того как объявил себя спасителем Кореньева, стал просто неузнаваем.

«Ну хорошо, — рассуждал Кореньев, слушая квакающий голос Гарри. — Допустим, у него в голове всякие надежды на эти наследственные деньги. Потому он и вытрезвительскую задолженность погасил, и на работу меня устроил. Тут картина ясная. А вот про спасение с какой целью придумал? Славы ему, что ли, захотелось?»

В отделении милиции процедура установления личности спасителя длилась недолго.

Начальник, который вел дознание, еще до прихода Курлыкина собрал о нем необходимые сведения, и хотя никаких очень уж больших нарушений за Гарри в последнее время не числилось, тем не менее и положительными качествами имевшиеся характеристики не блистали. По опыту начальник знал, что такие, как Курлыкин, если и меняют к лучшему свое поведение и «притихают», то делают это чаще всего по тактическим соображениям.

«Так оно, по всей вероятности, и есть, — решил начальник, — очень уж он сильно повернул рычаги. Хитрит, да не придерешься. А тут еще человека из реки вытащил. Вот и подцепись к этому Гарри, если он благородный поступок совершил и за спасение утопающего наградную медаль получить может!»