Габраэл поморщился — его будущий избранник может оказаться кем угодно — от воина до нищего или мальчика легкого поведения.

Ах, брат, брат! Что же ты наделал?! Вот у тебя-то были все шансы на личное счастье! Твой Пара с самого детства рос рядом с тобой. И был из хорошей семьи. Вы нашли друг друга так быстро… И понесло же несносных мальчишек на ту проклятую охоту!

Король отставил в сторону полный кубок. Его братишка был таким веселым и беззаботным, в отличие от угрюмого одиночки Габраэла. Миррила любили все, а он любил всех вокруг. В отличие от ослепительного красавца Гирр-Эстега, чья красота буквально замораживала, Мирр был вполне себе земным мальчишкой, к которому охотно тянулись люди.

Руку его величества мимолетно обожгло, и Габраэл понимающе вздохнул. Закатав рукав, король увидел, как на левом запястье медленно проявляется прихотливая вязь серебряной татуировки.

Вот и он дождался — именно сейчас рождалось существо, предназначенное стать его Парой. И даже радости нет, одна лишь глухая тоска. Кем он будет, этот Избранник — мужчиной или девушкой? Аристократом или шлюхой? Утонченной красавицей или уродливым калекой?

Но кем бы он ни стал, их неизбежно притянет друг к другу. Нужно лишь узнать Избранного при встрече. Вот только как, если татуировка окольцевала пока королевское запястье? А на руке его Пары такая же проявится лишь в день брака.

— Будь ты проклят! — Прорычал Габраэль, сметая со стола зазвеневший кубок. — За что твои потомки должны расплачиваться за твою похоть и гордыню?!

Но давно почивший предок молчал, и Гирр-Эстегу оставалась только зубами скрипеть от бессилия. Говорили, что он унаследовал грешную красоту своего прародителя… шептались, что Великий король, правивший Восточным материком, никак может не найти свою Пару… и великий род Белых волков… род воителей, королей и магов… этот род скоро прервется. Впрочем, угроза вымирания наточенным мечом всегда висела над головами королей из этого рода. И поэтому все они отличались немереными аппетитами — торопясь найти свою Пару. Попросту говоря — трахали все, что движется.

Вот и Габраэл ни в чем себя не ограничивал. Но все эти Дарующие, как мужчины, так и женщины, хороши только для снятия напряжения. Единственным для него сможет стать лишь тот, чью татуировку он отныне будет носить как клеймо. И кого обречен искать и любить, еще не зная. Кого БУДЕТ искать спустя двадцать лет после сегодняшней ночи — когда наступит первое совершеннолетие только что рожденного младенца. И кого ОБЯЗАН найти к сорока годам полного совершеннолетия. Иначе проклятие вступит в силу, и его Пара погибнет. А род Габраэла оборвется. И не будет никого, кто бы смог его продолжить…

Семнадцать лет спустя…

Тишина векового бора успокаивала.

Присев на старый пень, отполированный задами многих, сидевших до него, Арэль аккуратно поставил на мягкий мох корзинку, заполненную дарами леса. И откинулся на спину, почти лег на широкий срез могучей лиственницы, некогда росшей вместо этого пня. Длинная пушистая челка соскользнула назад, не мешая смотреть на смыкавшиеся над головой высоченные деревья, в чьих кронах звонко цокали многочисленные белки. Арэля они знали и потому не кидались шишками. А приди на это место чужак — засыпали бы целым градом.

Слабо усмехнувшись, подросток прикрыл глаза, позволил себе на миг погрузиться в безмятежный шум леса, омываясь его целительной силой. С закрытыми глазами звуки и запахи стали ярче, резче… их так приятно было впитывать всем телом. Пахло нагретой хвоей, растопленной смолой и пряной сыростью грибов. За кустами жимолости тихонько бормотал ручеек, доносился запах тины и папоротника. От корзинки струились ароматы раздавленных ягод ранней земляники… кисловатый запах щавеля, остро-свежий стрелок дикого лука и легкая горчинка чудом уцелевших с весны листиков черемши. С самого дна едва-едва доносился сладковатый аромат оладушника — сложенных аккуратной стопкой крупных, мясистых листьев низкого кустарника, растущего в самой глубине чащи. Оладушник недаром называли хлебом бедняков. Освобожденные от восковой кожицы и поджаренные листья вкусом напоминали точь-в-точь оладьи бабки Язорри, спеченные из драгоценной зерновой муки. Жаль только, что столь полезное растение не приживалось в садах и огородах. Но зато его можно было запасать на зиму. И хотя Арэль, проживая в доме весьма зажиточного лекаря, никогда не знал голода, вкус оладушника ему нравился. Особенно с малиновым вареньем. И подросток охотно отправлялся на его поиски, хотя можно было приказать мелким лесным духам собрать и принести уже готовую траву. Но нужно было ходить.

Поморщившись, Арэль вытянул нудно нывшую ногу, чувствуя, как медленно расслабляются перекрученные судорогой мышцы, постепенно отходя от длительной нагрузки. Ходить было больно. Но еще больнее просто сложить лапки на животе и щадить искалеченную ногу. Год назад Арэль через это уже прошел. Это, когда получив травму, малодушно решил не напрягать ступню. Но скрутившие его судороги быстро отучили мальчишку от лени. Старый лекарь Варос тогда снял отек вместе с резкой болью, но раз и навсегда запретил ученику щадить раненую ногу. И Арэль сам убедился в словах своего учителя. Ступня при нагрузке ныла вполне терпимо, судороги исчезли. Вот только хромота осталась на всю жизнь. И длительные прогулки помогали не слечь окончательно.

Лениво повертев все еще ноющей ступней, Арэль резко сел, пережидая миг неизбежного головокружения. Да, не повезло ему год назад наткнуться на ближнее окружение князя Крэйна. Будучи учеником лекаря, мальчишка бегал вместо учителя во дворец, принося лекарства в многочисленный гарем самозваного князя и исполняя другие мелкие поручения. Арэль прекрасно знал, что по сути именно он должен править Северным материком, являясь единственным сыном княжны Сомианны и Посредником-Дарующим. Но Крэйн захватил власть, силой женившись на его матери и убив в поединке отца. В настоящее время княгиня не покидала Южную башню, находясь в ней в длительном заточении. Сам Крэйн правил Большим островом с помощью наемников, щедро платя им из богатой казны клана. А роль Посредника исполнял дальний родич матери Арэля — Астарон Рамисста. Если бы мог Арэль отравил бы убийцу отца, но, к сожалению, Крэйн был слишком осторожен, окружив себя преданными ему чужаками. Люди клана Изумрудных волков ничего не могли поделать с их засильем.

Варос рассказывал, что в первые годы власти Крэйна соклановцы целыми семьями покидали Северный материк, расселяясь по миру. Куда угодно, только бы подальше от того, во что превратился доселе тихий и мирный уголок. Но вскоре новый князь сообразил, что с уменьшением истинных Изумрудных, падает и так невеликая способность его нечистокровного Посредника. Те, кто платили огромные деньги, обращаясь за услугами клана, стали проявлять недовольство, требуя, чтобы на свет вышла истинная княгиня-Посредник. И вот тогда Крэйн испугался — стоило его пленнице предстать перед Советом кланов, как его власти мигом бы пришел конец. Одно дело, когда все выглядит законным со стороны, а другое — когда княжна заявила бы о насилии над ней. Другим кланам очень уж нужны были таланты Посредников, чтобы ему позволили держать Сомианну взаперти. Но верить советам несломленной пленницы — ищите дураков! И князь-захватчик запретил подданным покидать материк. Отныне даже рыбаки, выходившие в море, отвечали за невозвращение на сушу своими семьями. И люди затаились, живя на Большом острове как на вулкане.

Сам же Арэль с ранних лет был под личным приглядом нового князя. Но как-то не особо опасался за собственную жизнь. Тяжело постоянно жить под клинком смерти, каждый миг ожидая его удара. Трижды за эти годы маленький оборотень был близок к Темной Волчице. И трижды уходил от ее клыков, когда мать рожала очередного Дарующего от своего насильника, а Крэйн в бешенстве убивал собственных детей. И вот сейчас этот миг ожидания смерти настал вновь — княгиня была на сносях. Только сам Арэль почему-то уже не боялся смерти — наверное, свыкся с ней или просто устал. Да и не видел он впереди полной тьмы, хотя Посредники не зрят для себя и близких. А, значит, была надежда на лучшую долю.