Незаметно зыркнув на Марика и убедившись, что тот перестал плакать, Генка вывел брата на середину комнаты, начал считалочку с Павлика, четко отмахивая рукой по койкам, топчанам и раскладушкам.

На этот раз роль Труса выпала на долю Шурика.

— Чур с оживлением! — сразу же попросила Валентина, как только Генка закончил считалочку.

— Нет! Нет! — завизжал Павлик. — Чур без оживления!

— С оживлением! — гаркнул Генка и врезал братцу увесистый подзатыльник. Не давая ему зареветь, грозно приказал: — Боеприпасы готовь! Шагом арш!.. Катьку назначаю наблюдателем! Марика — телефонистом! Всем по местам!.. Атаку я сам построю!..

Главу и ударный центр атакующей колонны составили разноликие танки, сконструированные по случаю из облезлых кубиков, круглых деревяшек от городков, жестяных дверц, случайных колес и редких подшипников. На каждом танке были намалеваны крест или свастика. За танками выстроились остатки бывших, бесколесных уже машин, со сплющенными радиаторами. Чудом уцелевшие оловянные солдатики следовали за двойным заслоном броневой мощи. В большинстве своем это были «лежачие» герои — с отбитыми стволами ружей и ручных пулеметов. Замыкали шествие бумажные и картонные воины, многократно выгнутые и перекошенные. Самого невероятного покроя и разновековой принадлежности.

Пока Генка тщательно сортировал и расставлял армаду, Павлик разносил по койкам снаряды и патроны: обломки бывших игрушек, несколько исцарапанных резиновых мячей, пустые консервные банки с обработанными краями.

Едва последний картонный «фриц» занял свое место в грозной дивизии, Генка заспешил на излюбленную огневую позицию, к топчану Федора. Примостившись за деревянными ножками, он стал быстро рассортировывать причитавшийся ему комплект ручных и противотанковых гранат.

Павлик тем временем, ловко обделив зазевавшуюся Катьку, быстро по-пластунски прополз под двумя койками, залег за пустой кроватью, в нескольких шагах от брата.

Генка, не поднимая головы, проворно скинул вылинявший пиджачок с дырками на локтях, оттянул до коленей застиранную тельняшку, которую носил поверх двух фуфаек.

— Внимание! Внимание! — прижимая к глазам остов бывшего театрального бинокля, загудела в нос Катька. — Товарищ командир, вижу танки! Вижу танки!

— Сколько? — с нарочитой значительностью спросил Генка, поворачивая засаленную кепку козырьком на затылок.

— Шестнадцать!.. Четырнадцать! — начала выкрикивать Катька. — Двадцать семь… Двадцать три…

— Точнее! — зло одернул ее Генка.

— Сорок… И еще десять… и два! — выпалила Катька.

— Телефонист, немедленно сообщите в штаб, что на нас движутся пятьдесят два тяжелых вражеских танка! — приказал Генка.

— Есть! — отозвался Марик и застучал сломанным наушником по железной спинке кровати.

— Товарищи бойцы, слушай мою команду, — начал Генка.

— Постой! А про Труса-то забыли! — неожиданно перебила его Маринка. — Ну что же ты, Шурик?

— Тьфу!! — С досады Генка бешено застучал по полу консервной банкой.

— Товарищ политрук, мне страшно… Мне страшно. Мне страшно, — чужим, деревянным голосом начал ныть Шурик. — Надо бежать… Надо бежать…

— Смерть трусам! — завопил Марик.

Генка, не глядя, несколько раз поспешно тряхнул деревянным наганом в сторону койки Шурика.

Шурик, крутнул головой, торопливо наволок на лицо подушку. Позорно умер.

— Товарищи, нас осталось всего двадцать восемь, — вдохновенно подытожил Генка. — Танков — пятьдесят два. По два на одного человека. Поэтому прошу беречь каждую пулю. Отступать некуда — за нами Москва!.. Всем приготовиться. Без моей команды не стрелять. Последнюю гранату беречь для себя… Приказываю подпустить танки еще на сто шагов!.. — Генка опять припал к полу и, дав сигнал остальным, сначала чуть слышно, а затем постепенно прибавляя звук, замычал-завыл, подражая реву мотора приближающихся танков.

Мычание и вой разом подхватили со всех постелей. Через несколько секунд уже выла вся палата. Когда рев достиг апогея, Генка вскочил на колено, поднял вверх правую руку с кубиком, закричал:

— По немецко-фашистским гадам — огонь! — Брызнула, взвихрилась, разлетелась на куски армада!

Вспрыгивали, сшибались, лязгали жестянки, деревяшки, оловянные осколки!

Первый залп разметал по палате солдат, перевернул почти все машины-бронетранспортеры.

Только танки, приземистые и устойчивые, оставались неуязвимыми. Лишь прямые попадания отбрасывали их назад, но ни один из танков не перевернулся.

Генка и Павлик, постоянно рискуя получить тяжелое ранение от сотоварищей, под перекрестным обстрелом, отважно охотились за отскакивающими снарядами и патронами.

Но вот отлетел в угол последний солдат. Лязгнув, вскинулась на стену распятая прямым попаданием пожарная машина. И даже один танк нежданно раскололся надвое…

— Так можно уже оживать?! — пробился все-таки к Генке через канонаду голос Шурика.

— Конечно! — радостно спохватился Генка. — Стойте! — остановил он швырявших гранаты ребят.

Пальба несколько поутихла.

— Сколько штук ему полагается?! — крикнул Генка Павлику через всю палату.

— Пять ручных и четыре противотанковых! — мгновенно отозвался Павлик.

— Скорей сюда! По-пластунски! По ходу сообщения! Огонь! — скомандовал Генка. — Одну противотанковую мне дашь, ладно? — заискивающе попросил Генка, прячась от засвистевших снарядов за Шуркину кровать.

— Ладно, — нехотя пообещал Шурик.

— Я… вот увидишь… Вон того гада как пить дать срежу!..

Несколько последних банок, бестолково пролетев над заколдованными танками, закатились в далекие углы.

Снаряды кончились. Теперь у каждого оставалась одна последняя граната. Для себя.

В гнетущей тишине Генка шевелил губами, считал оставшиеся танки.

— Товарищ политрук, разрешите мне первому? — Павлик подполз к брату, умоляюще заглянул в глаза.

Генка насупил смоляные брови.

— А попить можно? — пискнула вдруг Маринка.

— Ты что?! Совсем обалдела! — гремучим шепотом напустилась на нее Катька. — Если каждый…

— Разговорчики! — свирепо оборвал Генка.

— Ну, товарищ политрук! Ну, пожалуйста! — Павлик готов был разрыдаться.

Генка мрачно пересчитал оставшихся в живых бойцов, сурово кивнул Павлику, разрешая принять первый удар.

Младший просиял, отдал честь и, зажав в зубах грязный теннисный мячик, пополз под кроватками, в обход танкам.

На койках затаились. О том, что ребята все-таки дышат, можно было догадаться только по чуть заметным облачкам пара, появлявшимся над каким-нибудь из топчанов.

Наконец, обогнув самую близкую к двери, пустовавшую койку, Павлик выбрался в тыл к танкам. Припав щекой к холодному полу, затаился, ожидая команды.

Генка впился взглядом в собственное запястье на левой руке, прикрывая от сторонних глаз то место, где политруки и командиры обычно носят часы со светящимся циферблатом.

Выждав положенные секунды, Генка тряхнул челкой, прошептал, обращаясь к Марику-телефонисту:

— Пошел!

Марик дрожащими руками прижал к губам наушник, захлебываясь, повторил:

— Пошел!

Двумя прыжками Павлик достиг стола-шкафа. Стремительно прокатившись по диагонали несуразного сооружения, он, не останавливаясь, упал сверху на самый здоровенный из танков.

Схватив врага, перевернулся на спину, высоко подкинул танк над собой, успел перехватить правой рукой в воздухе, спикировал им на собственное лицо, ткнув в зажатый в зубах теннисный мячик. Снова высоко подкинул, подсек на лету уже левой ладонью, прокорябал башней об пол, прихлопнул напоследок кулаком, и только тогда, широко раскинув ноги, умер вместе с танком…