На носу "Бесстрашной Беатрикс" стоялдавешний рыцарь в темно-синем орденском плаще и узком кожаном дублете.Поднимаясь на корму по мокрым скользким сходням, Лар старался держаться позадиюжанина, хотя и понимал, что это глупо: не заметить его не могли.

Встретившись глазами с сэром Иремом, Крикс снеобыкновенной остротой почувствовал, как нелепо должен сейчас выглядеть состороны. Без перевязи, с длинным неудобным мечом, зажатым подмышкой, и всопровождении чумазого мальчишки с биркой местного невольничьего торга на руке.Не задержавшись на оруженосце, взгляд мессера Ирема уперся в сжавшегося заспиной "дан-Энрикса" Линара.

- Это еще кто?..

От интонаций каларийца Криксу захотелось провалитьсячерез палубный настил.

- Пленник из Мирного, мессер. Его зовут Линар. Мывидели его сегодня утром на торгу.

- Понятно… Значит, одних разговоров о работорговлетебе показалось мало, - подытожил Ирем. - Решил перейти от патетических речей кконкретным действиям?..

От его тона Крикс поежился.

- Мессер, я просто…

- Недоумок, - договорил рыцарь за него. И, переведявзгляд на эсвирта, шикнул на него, как на котенка - Ну-ка брысь отсюда. Подождигде-нибудь на корме.

Линара словно ветром сдуло. Крикс его не осуждал.Таков был Ирем.

- Купчую, - потребовал мужчина коротко. Крикс намгновение замешкался, но потом все-таки подал ему пергамент. Рыцарь быстропробежал его глазами. Поморщился.

- Ну и о чем ты думал, когда это делал, интереснознать?..

- Он свободнорожденный, мессер Ирем, - попыталсяобъяснить "дан-Энрикс". - И вдобавок родом из Империи. Нельзя же былобросить его здесь.

- Бред больного, - покривился рыцарь. - На торгахРосанны - сотни свободнорожденных. Их ты тоже будешь выкупать?.. Работорговлясуществует столько же, сколько и сами Острова. Если надумал с ней покончить, тонайди, по крайней мере, более логичный способ.

Энониец в замешательстве взглянул на рыцаря. Конечно,если рассмотреть вопрос с подобной стороны, то Ирем был не так уж и неправ.Однако…

- Старый Кодекс говорит, что рыцарь должен делать то,что может, а не размышлять о том, что выше его сил, - нашелся Крикс. - Покрайней мере, один человек будет свободен. Разве это плохо?..

Его сюзерен нехорошо прищурился.

- Свободен?.. Может быть, тебе напомнить, что мы здесьне морской прогулке? Мы плывем в Каларию, а там идет война. Посмотрим, что тыстанешь говорить о ценности свободы, когда из мальчишки будут по-живомувырезать такийскую стрелу. Или когда треть лагеря сляжет с кровавым поносом отплохой воды, и твой задохлик в числе первых.

Крикс отвел взгляд. Возразить было нечего. Если вКаларии с Линаром в самом деле случится что-то плохое - это будет целиком иполностью его вина. Лучше всего было бы как-то переправить бывшего эсвирта вМирный или, на худой конец, в столицу, но в эту весну большая часть торговцевотказалась от идеи пересекать воды Неспящего залива, где гонялись друг задругом корабли Аттала Аггертейла, Ар-Шиннора и дан-Энрикса.

- И… Что мне теперь делать? - спросил Крикс.

- Теперь уже ничего, - пожал плечами Ирем. - Иди,займись своей… покупкой. Покажи ему, где спать, найди чего-нибудь поесть - ато он уже на ногах не держится, - и посмотри, что у него есть из вещей.Недостающее - купи.

Мельком взглянув на меч, который Рикс по-прежнемудержал подмышкой, коадъютор сделал правильные выводы и процедил:

- Деньги возьмешь в моей каюте, на столе, в деревяннойшкатулке.

Впервые о войне заговорили зимой. По столице ползлислухи, что Бешеный принц, Эзар Яхор дан-Хавенрейм, открыто призывает айшеритовзахватить равнинную Каларию, "разбойным образом" отторгнутую отНагорья Наином Воителем, а проигравший Иллирийское сражение Кайшердан-Хавенрейм все благосклоннее выслушивает речи о реванше. Нагорийские послывсе еще подметали длинными узорными плащами мозаичные полы дворца,раскланиваясь перед Валлариксом и его Советом, но одновременно участилисьстычки на границах, а доглядчики писали о союзном договоре между Аварисом иНагорьем и о войске айшеритов, собирающемся под Тронхеймом. Менестрели,выступающие в кабаках, переключились с исполнения фривольных песен вроде"Монолога мельника, не вовремя пришедшего домой" на исполнение"Холмов Равейна" и "Прощальной" знаменитого Алэйна Отта.Старшие ученики бросали Академию, чтобы скорее присоединиться к своим старшимбратьям и отцам в Каларии или отправиться на Острова. Младшие с удовольствиемпоследовали бы их примеру, но все не достигшие совершеннолетия лаконцы моглипокинуть Академию только с разрешения своих родных. По этому поводу кипелинешуточные страсти. Юлиан Лэр написал длинное письмо отцу и с лихорадочнойнадеждой ожидал его ответа. Князь Афейн Рейхан получил известие, что его отецне видит никакой необходимости досрочно забирать его из Академии, и выразилсяпо этому поводу настолько энергично, что оказавшийся поблизости наставник, несумев с ходу придумать соразмерное взыскание, отвесил ему звучный подзатыльник.Маркий Этайн, отец которого возглавил дипломатическую миссию на Островах, посвоему обыкновению, ничего не говорил, но по тому, с каким остервенением Маркизучал аварский все свободные часы, он все-таки на что-нибудь надеялся. А те лаконцы,у которых ворлок в свое время обнаружил слабый Дар, в эти недели обивали порогиСовета ста - так продолжалось до тех пор, пока магистры не пожаловалисьмастерам, что не могут выполнять своих прямых обязанностей из-за Одаренныхнедоучек, возмечтавших о карьере боевого мага. Одним словом, город с каждымднем все больше походил на растревоженный пчелиный улей.

Но для Крикса эти месяцы почти не отличались отдесятка предыдущих. Если энониец не сопровождал мессера Ирема в поездках и ненаходился вместе со своим сеньором при дворе, то посещал занятия по исчислениями картографии в Лаконе или фехтовал с недавно поступившими в Орден кандидатами.А так как большинство из них было на пять или шесть лет старше его самого, топосле их учебных поединков Крикс обыкновенно бывал с ног до головы покрытушибами и синяками. Кроме этого, он должен был ухаживать за собственным конем иза конем мессера Ирема, выполнять в срок задания лаконских мастеров, ходить сдрузьями в Нижний город и хотя бы изредка наведываться в "Золотуюяблоню" к папаше Пенфу… Вечерами, возвращаясь в свою тесную каморку вАдельстане, Крикс был способен только пошвырять об стену сапоги и рухнуть напостель, уже не помышляя о таких излишествах, как чистая рубашка или умывание.

Так все и продолжалось - вплоть до пира в честьпосольства Атталидов, прибывшего с Островов.

Элиссив, не любившая размеренный дворцовый церемониал,каким-то чудом ухитрилась ускользнуть из-за стола, не попавшись на глазачопорной леди Лэнгдем и другим «наседкам». Отвертевшись таким образом отнеизбежного участия в застольных разговорах, девочка привычно отыскала Рикса всамом дальнем углу праздничного зала, из которого он наблюдал за знатнымигостями, жуя подхваченный с какого-то подноса пирожок.

Всякий раз при столкновениях с наследницей престола у"дан-Энрикса" помимо воли возникало ощущение, что они попрощалисьвсего пять минут назад. Возможно, дело было в том, что Лисси не любила тратитьвремени на бесполезные приветствия, и сразу приступала к делу, то естьпринималась говорить о тысяче одновременно занимающих ее вещей. Если пронекоторых людей можно сказать, что у них ветер в голове, то в мыслях дочериВалларикса, должно быть, бушевал непрекращающийся ураган. Подчас она менялатему прежде, чем "дан-Энрикс" успевал ей что-нибудь ответить, но самане замечала этого.

Тот, кто встречал Элиссив только во дворце, едва лимог составить правильное представление о дочери Валларикса. Но Крикса невводили в заблуждения ни шелковые платья, ни уложенные в сложную прическуволосы – он точно знал, что в глубине души Лисси осталась той же, как в тотдень, когда она случайно сбила его с ног на галерее Академии, одетая в костюм, которыйбольше подошел бы для конюшенного мальчика. Характером, манерой речи и готовностьюко всевозможным авантюрам дочь правителя всегда напоминала ему городскогосорванца. «Дан-Энриксу» нередко приходила в голову кощунственная мысль, чтотак, как к дочери правителя, он мог бы относиться к собственной сестре, скоторой они выросли под одной крышей и успели страшно надоесть друг другу еще вдетстве. Проявлялось это в том, что энониец начинал отчаянно скучать, если невиделся с Элиссив больше месяца, но иногда ему хватало десяти минут, чтобыустать от ее общества.