— Поймал зайца… и не смог убить, — мрачно ответил Херон.

Он сел на снег и зарыдал:

— И чего эти великаны со мной сделали? Зачем спасали, я же все равно от голода подохну?!

— Почему? — удивился Эрлиниэль. — Ты же поймал зайца…

— А это, — к нам присоединилась Эжона, мельком засовывая амулет мне в руку, — и есть оружие вильев. Они своей ненормальной магией могут превратить существо из мясоеда в… травоеда! Я знала одного такого дракона. Бедолага, даже не мог ни с кем общаться, все летал от леса к лесу, поскольку чтобы прокормиться ему нужно было сожрать траву с парочки больших полян. Зрелище не для слабонервных. Мне даже участь драмиса кажется приятной…

Тут девушка прикрыла рок рукой, виновато покосившись на Ага.

— Все нормально, — улыбнулся он девушке. — Без обид!

— Жуть какая, — хихикнул я. — И что же нам делать с оборотнем-травоедом? А, есть выход, смотри какая полянка, словно для тебя выращена заботливым феем! Так что знай, если проголодаешься — это к Эрлиниэлю. И тебе пропитание, и ему польза, нечего филонить — пусть тренируется!

— Ну я же говорил! — мученическим тоном пропел эльф. — Стоит только сделать добро, как дроу припахает тебя на всю оставшуюся жизнь его творить!

— Учись, пока я жив! — гордо ответствовал я.

— Актуально, — прыснул Эрлиниэль.

Я расхохотался совершенно искренне, сбрасывая с плеч все тревоги. Хорошо, что есть друзья. А ледяного с его голубоватыми пальцами на моей черной груди и кровавое месиво в палатке дроу я пока задвинул подальше в чулан воспоминаний.

Аг перевернулся кажется еще быстрей, чем раньше. Наслаждение от процесса просто светилось на его черно-оранжевой морде.

Пока Эжона устраивалась на драмисе, Херон методично уничтожал зеленый оазис посреди снежной пустыни.

Я подумал, что вельи были не так уж далеки от истины: в конце концов парень сам долго не мог определиться, то ли он волк, а то ли овен! Вот только зеленоватый оттенок кожи не очень ему к лицу.

Хотя, если вспомнить, что я до сих пор щеголяю с зелеными локонами, дарованными Эрлиниэлем…

— Кстати, милая феечка! — осенило меня.

Эрлиниэль, молча и немного мрачно наблюдавший за трапезой оборотня, удивленно развернулся ко мне… и был тут же сбит метким ударом. Нет, не эхара, я просто запустил в эльфа снежок.

Пока Эрлиниэль протестующее пищал, пытаясь выбраться из сугроба, я назидательно молвил:

— И так будет каждый день, пока ты не вернешь мне нормальную шевелюру! А то, как я буду соблазнять красавицу Дэйдрэ? Да она тихо скончается от хохота, едва меня увидит, даже не успев услышать ни одного старательно подготовленного комплимента!

Высказавшись, я запрыгнул на драмиса, старательно избегая укоризненного взгляда Эжоны. Херон бодро вскарабкался следом и, устроившись на обычном месте, сразу уснул.

Последним появился Эрлиниэль, мокрый и взъерошенный. Мрачно окинув меня взглядом, он с нарочитым безразличием направился к жене. Но, наткнувшись на предупреждающий взор Эжоны, совсем сник и уселся на спине драмиса, трясясь от холода.

Я почувствовал легкое прикосновение магии и увидел, как зеленые локоны распрямляются и светлеют. Вскоре ко мне вернулась моя белобрысая шевелюра.

— Вот теперь меня будут девушки любить! — восхитился я поступком эльфа и заграбастал того к себе. — Иди уж, чудо зеленое, согрею.

Засунув Эрлиниэля за пазуху, я услышал его довольное бурчание:

— Мог бы просто попросить по-хорошему…

— Ага, — усмехнулся я, растягиваясь на неровной спине Ага, — и получил бы красные пакли или вообще синие косички… Знаю я тебя!

Эльф гаденько захихикал, подтверждая мои предположения.

Аг, не обращая внимания на наше ребячество, плавно набирал высоту. Закат ослеплял невероятными бликами на оранжевой чешуе драмиса, а слева от нас уверенно зарождалось и расцветало магическими красками северное сияние.

До земель дручий теперь рукой подать…

Я представил себе черноволосую девушку с холодными насмешливыми глазами, и в груди приятно защемило.

Мы летели в мягком полумраке ночи. Над головой мерцали звезды, отражаясь бесчисленным количеством искорок в чешуйках драмиса. Аг в темноте приобрел тревожный кроваво-черный окрас. Херон спал без задних ног. Оборотень каким-то образом перевернулся прямо во сне и теперь радовал взор волчьей мордой, украшенной витыми бараньими рогами. Лапы его мерно подрагивали, точно в своем сне Херон бежал куда-то.

Эжона покачивалась, задремав. Её муж давно сладко сопел у меня за пазухой, лишь иногда недовольно ворочаясь.

— Гром, прекрати шуметь, — не выдержал он, снова услышав раздражающий звук.

— Я не виноват, — протянул я. — Но может, в следующий раз, вспомните, что дроу тоже иногда нужно кормить.

В подтверждение этого заявления мой живот снова издал утробный рык.

— Мы тоже на праздниках не пировали, — огрызнулся эльф. — Но, если так сильно желаешь перекусить — могу устроить! Вам вершки или корешки?

— Спи, Эрлиниэль, — я нежно затолкал раздраженного эльфа обратно, — не буди во мне зверя!

— Ты прав, я очень боюсь крыс! — пискнул придавленный фей.

Я тихо рассмеялся:

— Чем меньше эльф, чем больше наглости!

Эрлиниэль пробурчал себе под нос нечто неразборчивое. Я благоразумно не стал уточнять — что, и был вознагражден. Эльф раскатисто захрапел.

— Ну как в таком маленьком тельце может производиться такой мощный звук? — в очередной раз удивился я способностям фея. — Или это побочный эффект перевоплощения? Хорошо, что я не попал на ночь к феям. Групповой храп фей — это наверняка нечто умопомрачительное!

Эрлиниэль мне не ответил. Впрочем, я и не ждал ответа, пусть дрыхнет.

Мне очень хотелось сейчас побыть одному, подумать. И вот, наконец, такая возможность представилась. Вот только я не знал, что же мне надумать. В голову лезли всякие романтические глупости, а вот найти решение, спасти цивилизацию эльфов, дроу… драконов, привести в порядок разрозненные кусочки знаний и различных событий не очень-то удавалось.

Я попытался осмыслить происходящее, сформировать что-то вроде плана действий. Но понимал, что ничего изменить не могу. События происходили настолько стихийно, неподвластно логике, что голова начинала пухнуть и трещать как только я пытался осознать всю глобальность ситуации. Множество существ, внешне между собой не связанных постоянно воюют между собой и абсолютно все пытаются прикончить меня… даже те, которых я считал своими друзьями.

Нарвэ… Что я сделал не так? Почему она встала на сторону Лайнеса. Мне вначале нравилось думать, что она под его контролем. Но я понимал и признавал правоту Эрлиниэля. Цвейго не повелся бы на внушение, раскусил бы Лайнеса, понял бы, что девушка под воздействием… если бы она под ним была. Эрлиниэль ни капли не сомневался и сразу признал в Нарвэ врага. Тем более странно, поскольку он всегда был галантен с ней, а вот девушка эльфа не любила. И каждый раз подчеркнуто презрительно отзывалась о принце.

Я вздрогнул от внезапной мысли: а ведь Нарвэ презирала всех светлых эльфов. Восхищалась темными, носилась со мной и моими друзьями-дроу везде. Всегда избегала общения с эльфийками, но никогда не упускала возможности разбить сердце еще одного эльфа. А влюблялись в неё часто, ибо тайна и опасность всегда привлекают. А очарование одиночества добавляют харизмы. Очередному наивному мальчику кажется, что эта черноволосая чертовка просто не знает любви, что никто не сможет понять такое сложное существо… никто, кроме него, конечно. А вот он сможет растопить её ледяное сердечко, научит любить эту холодную королеву, проникнет в тайну и личное пространство. А в это время Нарвэ, в пример любому пауку, плетет сети вокруг простачка, роняющего розовые сопли. И с холодной усмешкой добавляет еще одно сердце в свою коллекцию.

И стыдно подумать, я сам чуть не попался на тот же крючок. И хоть мне было до факела её неземная красота — ибо я не считаю эльфийский идеал таким уж прекрасным, и её непознанная душа и тайна… Мне нравилось в ней чувство свободы. От условностей, от суеты жизни, свободы от эмоций. То есть эмоций у неё всегда было с избытком, но она не зависела от них. Чувства появлялись, взрывались, переворачивая окружающий мир, и уходили взрывной волной во все стороны. А Нарвэ в это время могла уже забыть об этом и жить в свое удовольствие уже другим. Но, несмотря на это, в девушке постоянно чувствовалась какая-то гадкая тягучая пустота внутри. Словно изумительной красоты ваза, в которой можешь себе представить лишь сверкающие сокровища, оказывается полной тухлых склизских водорослей. И душу постигает разочарование от вдребезги разбитой мечты. Я подсознательно чувствовал, что Нарвэ ничего не может дать, поскольку такой, как она просто нечего давать. И та тайна, что так привлекала парней, оказывалась просто затейливо украшенной гнилью.