ГЛАВА СЕДЬМАЯ Обугленные деревья. Страшная стая, что пробивает себе дорогу в чащах лбами. Бегство, п

Сиз вытащил из кисета гнилушку, посветил над землёй. В густые кусты, вниз, вела не очень заметная тропка, протоптанная дикими кабанами к речке. Они пригнулись, продрались сквозь кусты, забрели в какое-то болото. Хорошо, что буря или ветер повалили старое трухлявое дерево. И по гнилому бревну они перешли Кабанью речку, а дальше вступили в глухой, дикий лес, куда стоусы и триусы не очень любили заходить. Тут в болотах и чащах пропала не одна невинная душа.

Лес стал гуще, угрюмей, больше бурелома валялось на земле, всё тут лежало в беспорядке и давно обросло толстым слоем мха.

— Не беги, — попросил Чублика Сиз. — Мне что-то натёрло ногу.

Сиз опёрся рукой на ствол сосны, хотел поглядеть, что ему нестерпимо давит в пятку. И вдруг… Высокая сосна (от лёгкого прикосновения!) посыпалась на землю, как порошок. Сиз не поверил своим глазам. Так и стоял с протянутой рукой, упираясь в тёмную пустоту. А сосна рухнула на землю, осела, и на её месте выросла куча чёрной гари. Да ещё горькая перегорелая пыль тучей висела над ними. Обоим запершило в горле, они переглянулись: что за диковина? И только сейчас заметили, какой вокруг чудной лес. Словно засохший. Словно он окаменел, или ещё что.

Стоусы прекрасно видят ночью, а слух у них острее, чем у совы. Когда они пробирались к речке, Чублик не раз выкрикивал: «О! Там, слышите? В гнезде! Пятеро птенцов проснулись!». Потом бежал дальше и настораживался: летучая мышь пролетела! Треснула куколка под корой! Паук упал с ветки на свой плетёный гамак и тихо качался. Лес жил своей обычной, потаённой, недремлющей жизнью. А сейчас что-то в нём стихло, закоченело. Деревья стояли густо, как всегда. Но птиц не слышно. Не шевелились в дуплах дятлы. Не точили кору древоточцы. Наверное, именно отсюда всё убежало из леса — даже гусеницы, даже грибы.

— Дядечка Сиз, смотрите, — прошептал Чублик. — Вон в том дупле… бельчата… они неживые… кто-то их спалил.

Чублику сразу вспомнились давние-давние разговоры про какого-то страшного приблуду с мёртвой пастью, про то, как он дул в дупло — и птенцы сразу гибли, как трогал лапой дерево — и дерево вмиг засыхало и цепенело. Неужели это правда?

Вдвоём они подошли к той осине, в которой чернело дупло. Осина стояла как осина — с живой корой, с раскидистыми ветками, с мелкими листьями, которые и без ветра тихо трепетали. Сиз осторожно тронул её рукой — осина с сухим шелестом повалилась наземь. И они увидели: вся середина выгорела. Так выжигает дерево удар молнии — огонь пронизывает ствол от верхушки до низу; всё нутро выгорает, хоть дерево стоит и издалека кажется живым.

Долго блуждали Сиз и Чублик тем страшным лесом. К чему бы они не притрагивались — к липе, лещине, клёну, — всё осыпалось, дымилось, ложилось угольно-чёрным пеплом.

— Кошмар, чёрный сон, — шептал Сиз. — Кто выжег деревья? И оставил лес, чтобы он так стоял, будто бы живой. И даже листья висят — зелёные, а тронь — сыплются.

«Кр-р… Ку-а-а!» — вдруг закричала над ними чёрная птица, быстро пронеслась вверх, между обугленными соснами.

Сиз от этого наглого крика встрепенулся, стал напряжённо вспоминать: где он видел, где он слышал такую птицу? Что-то у него забрезжило в памяти — этот зловещий крик, этот размах сильных и хищных крыльев… Так, так, кажется, там было, в джунглях — Куа, огни в темноте, голос из потёмок. Ночная птица, предвестница зла…

Сиз пригнувшись стоял, а Чублик нетерпеливо дёргал, тормошил его:

— Дядька, дядька, гляньте туда. Кто-то подкрадывается… к нам!

Между обгорелыми деревьями — с той стороны, куда полетела птица, — перебегали косматые тени. Промелькнула одна тень, за нею другая, потом ещё. Стали, притаились за стволами. И вдруг Чублик глянул и оцепенел: прямо к ним шлёпало высокое долговязое страшилище. Медведь не медведь, будто с человеческой головой. Оно чем-то тренькнуло, кинуло что-то от себя — и в ту единственную живую сосну, под которой они стояли, с треском ударилась стрела. Брызнул чёрный огонь, загудело пламя, и словно закрутился, завертелся адский бурав, выедая всю сердцевину сосны — от её верхушки до корней. Сосна загудела и окостенела. Она стала твёрдая, как графит. Хвоя на ней звенела, как проволока.

Сиз почувствовал, что и на нём рубашка немного опалилась.

— Ага, вот где они, двое карликов, — загоготал один страшила. — Спрятались под деревом! Как болотные мыши! Ловите их! Ловите их! Сейчас мы их поджарим на огне!

Страшила махнул рукой — и десяток или два мохнатых здоровил, тяжело переступая ногами, двинулись к ним. Видно, они хотели взять Чублика и Сиза живыми. Сухие, обгорелые палки на земле трещали у них под лапищами.

Чублик и Сиз со страхом глядели, как приближаются страшилища, и не в силах были пошевелиться. А вокруг трещало. Приблуды обходили, окружали их.

— Дядька Сиз, бежим! Они же нас сьедят!

Кто знает, или Чублик это выкрикнул, или просто подумал про это, но вдруг их дёрнуло в сторону. Они со всех ног вдвоём, словно зайцы, кинулись в кусты, запетляли, стремглав перепрыгивали через пеньки и колоды. Сухие и колючие ветки били и хлестали им в лицо, рвали на них одежду. А страшилища с криком и диким воем гнались за ними.

И что за наваждение!

Тут же, прямо на глазах, они меняли облик. То бежали, будто медведи, то вдруг переменялись — и гнались уже как орда воинов-кочевников в шкурах-накидках, с луками и стрелами за плечами. Как, откуда они взялись в этом добром грибном лесу? Из какого тёмного царства выползли?

Сиз упал, Чублик ещё немного пробежал и провалился в яму. Он и не разглядел, как следует, что это за яма — дождевая выбоина или, может, берлога. Он лишь подумал: «Сиза сюда! Скорее! Тут спасение!» Вырвался, нащупал Сиза, но поднять не мог, не осилил, просто покатил его, свалил в тайник.

Только они попадали и вжались в землю, как над ними затрещало. Здоровилы в шкурах-накидках один за другим перепрыгивали через ров и мчались дальше. Бух! Бух! — тяжёлый гул катился лесом. Это мохнатые разбойники — лбами! — били с разгону в деревья, и опалённые стволы падали ниц, будто их кто-то валил огромным молотом.

Дикая стая бежала, и каждый проламывал за собой целую просеку, уничтожал и топтал всё под собой.

— Где они? Где? Мы их загубили! — страшным рыком откликнулся один воин-страшила, величайший во всей стае. — А ну, все назад! Перенюхайте землю, а чтобы нашли их!

Мохнатые увальни повернулись и все, как быки, загребли лапами землю, копали, нюхали влажные листья.

Хорошо, что рылись они в пуще, за деревьями и не видели двоих несчастных, которые притаились в яме.

— Дядечка, где-то тут речка, давайте туда… под воду.

— Ох, не могу, Чублик. Ногу… Ногу я подвернул.

— А вы хоть ползком. Опирайтесь на меня. И быстрее, дядька, слышите!

Он подсадил Сиза — и они поползли. Канавкой, под колючими батогами ежевики, которая впивалась им в тело, через какое-то вязкое болотце. Тяжёлый кругленький Сиз постанывал, за что-то цеплялся, говорил — не доберётся. Но вот в кустах туго забилась, заплескала речка, и они быстрее поползли на четвереньках.

— Пригибайтесь, дядька, пролазьте сюда, под этими брёвнами…

— Лови их! Они где-то тут! Чуете! Грибным духом пахнет!

— И дынями! — рыкнул косматый верзила.

А за пеньком — вода, спасение! Ещё немного ползком, ещё немного пролезть… А там с высокого подмытого берега — бултых в воду! Боком, неуклюже они свалились в речку. Попадали, и оба притаились.

Здоровилы столпились над берегом, раззявив свои пасти.

— Где они? Куда они исчезли? Утопились?

— Нюхайте, нюхайте воду, увальни! Ищите их!

Чублик знал: лесная речка вся в корягах, в гнилых сучковатых корнях; надо свернуться калачиком, руки и ноги подобрать под себя — и пусть течение несёт, пока не зацепит за что-то, а там — выпутался, глотнул воздуха — и дальше плыви. Если нужно, Чублик мог взять камышинку и притаиться на дне, дышать через трубочку, он умел это делать. А вот дядька Сиз…

Чублика несло под водой, как улитку, а Сиз XII зацепился за первый же пенёк на дне. Вылез по пояс из воды, забарахтался. И тогда снова над его головой (кто знает, откуда она взялась) страшным криком прокричала Куа.

— Ага! Они там! — заревели увальни. — Догоняйте! Ловите их!

И снова послышалось: бух! Бух! Мохнатые лбами сбивали деревья и неслись напролом по-над берегом.

Сиз XII булькнул мокрой трубкой, выплюнул воду, которая набралась ему в чубук, и сказал: «Ныряю! Раз, два!» Сложил на животе руки, зажмурил глаза и нырнул. Его понесло водой, как бочечку, качало и вертело — то боком, то вниз головой, то вверх ногами, как придётся. Из воды раз за разом выглядывали или его башмаки (подошвами вверх), или встопорщенные усы, или круглая, надутая пузырём рубашка.

Куа летела над ним и пронзительно каркала, а берегом топотали, неслись ватагой здоровилы, сбивая на пути деревья.

Добрый десяток их, уморившись, кинулся на ходу к маленькому озерцу, чтобы напиться воды. Но вот страшная невидаль: чистой воды они сторонились, не хотели пить. Захрапели, сыпанули чёрной сажи в воду — и вот озеро стало густым и тёмным, как дёготь. Увальни и выхлебали разом ту чёрную воду, утёрлись лапами, а затем бегом над речкой за двумя бедолагами.

Сиз будто догадался, что их и в воде преследуют. Он вдруг сник, не переворачивался больше, притонул на дне. По воде плыл какой-то небольшой тёмный сучок, из которого выходили мелкие пузырьки воздуха. Никто из увальней и не догадался (да и темно было), что это Сиз плывёт себе и дышит через трубку.

Птица ещё два раза пронеслась над речкой, со свистом рассекая воздух. Что-то крикнула на мохнатых чудищ, и те вместе повернули в чащу.

А лесная речка бежала и бежала дальше, постепенно становясь шире, спокойнее, светлее под берегами. Лес расступился, открывались широкие поляны, полные лунного свечения. Дохнули росой и ночным туманом луга, и вот уже близко — под красной луной — заблестело первое озеро, Нижнее.