… В зарослях осоки, на песчаной отмели, сидел в челне старый глуховатый стоус Лапоня и дремал над удочкой. Не клевало. Деда пробирал холодок, дремота — видно, луна скоро спрячется, и короткой летней ночи конец. А улова нет… Но вдруг сквозь сон он услышал: что-то тяжело бултыхнулось и погнало волну на берег. Открыл глаза. Из воды лез (и не просто лез, а на четырёх лапах) огромный сомище. С усами, с чёрно-зелёным хвостом — и откашливался: «И-и-их!» У старого затряслось всё тело: этот сомище стал на ноги и поковылял на сушу.

Лапоня кинул удочку, выпрыгнул на мель и, взбалтывая воду босыми ногами да приговаривая: «Сгинь, сгинь!..» — пустился в густые камыши.

— Дядька Сиз! Дядька Сиз! Смотрите, как мы старого Лапоню напугали! Он, наверное, думал, что мы водяные.

Чублик упал на песок и, как рыба, тяжело зашлёпал ртом. Ведь что не говори, а через камышину в воде не очень надышишься. Упал около Чублика и Сиз XII. Мокрые его усы сразу уткнулись верёвочками в белый песок. Он дышал ещё тяжелее, и тугой животик у него то опускался, то поднимался подушечкой.

Сиз лежал и испуганно думал: что это за чудища, что это за обгорелый лес, откуда взялась эта хищная птица? Он был в плену этих невесёлых мыслей, а Чублик оттопырив губу, смотрел на Сиза и вдруг засмеялся:

— Дедушка! Вы когда упали в яму, вы и тогда не выпускали трубку. В зубах, вот так держали! Вы что, и в воде держали её?

— И в воде.

— А как же вы дышали?

— А так и дышал. Через трубку. У меня чубук вон какой длинный!

Сиз с гордостью её чмокнул. И снова забулькала, потекла ему в рот рыжая водичка. Он в сердцах сплюнул.

— Айда домой, ведь скоро рассвет! Надо наших оповестить: беда. Какие-то разбойники объявились в пуще!

Они встали и пошли по-над речкой, в широкие луга, на лунное сияние, которое колыхалось, играло на озере. Начались родные места — рощицы, орешники, светлые поляны, где триусы и стоусы собирают грибы и ягоды. Сиз подкручивал усы и прихрамывал меньше, говорил, что в холодной воде, на родниках, ему немного отпустило ногу. А скоро они увидели такую до боли знакомую картину: тёмный берег, лодочка на привязи, длинные деревянные перила, над которыми горели светлячки-фонарики. И там, около ворот, стояла высокая одинокая фигура в чёрном, сложив руки на груди, и кого-то ждала из леса. У Сиза быстро-быстро забилось сердце: это высматривала его милая и добрая Мармусия!

Они подходили к дому, когда снова — в который раз за эту ночь! — пронеслась над ними черноклювая птица и крикнула:

— К-к-куа!

Повернула, кинулась на них с неба. Казалось, хищным глазом она хотела заглянуть им в очи, чтобы запомнить их обоих навеки. Круто неслась сверху, развернув сильные крылья, как вдруг что-то кинулось ей навстречу. Кинулась Сизова кукушка, маленькая и тёмная, как комочек. «Сомнёт, снесёт её Куа», — подумал Чублик. А кукушка неслась, как кусочек камня, целясь собой прямо в сердце Куа. И хищная птица перед ударом кукушки вдруг нырнула вбок, вскрикнула и, будто окончив полёт, резко скрылась вверх.

«Удрала, удрала, злобная птица!» — радовался Чублик, радовался и не верил себе. Кукушка, такая маленькая, прогнала прочь такую здоровенную лютую гарпию! Сиз был очень рад, он и понятия не имел, что если Куа провела их до самого дома, то так просто уже не отстанет.