— Гм… — задумчиво хмыкнул Ван Хаутем. — Почему же ты не привел его сюда? С ним надо потолковать. И как можно скорей!

— Сегодня с утра он на судебном заседании. Не мог же он не явиться в суд, правда? Но Терборг обещал мне linea recta[4] прийти на Эландсграхт, как только снимет свою адвокатскую мантию. Часов в двенадцать.

Доложили о приходе Бернстейна. Комиссар усадил его в кресло и передал ему открытую коробку. Некоторое время эксперт оценивающим взглядом скользил по камням и наконец сказал:

— Чудесные экземпляры, менеер Ван Хаутем! Откуда они?

— Это мы надеемся узнать с вашей помощью, Бернстейн. Чем скорей вы составите оценочную ведомость, тем скорей я буду знать, с чем мы имеем дело.

Ювелир отрегулировал свои весы, тщательно протер лупу и приступил к работе.

— Биллем, позови Мертенса. — Ван Хаутем снова углубился в бюллетень французской полиции. — Не думаю, чтобы на бумаге и коробке остались ясные отпечатки пальцев, но пренебрегать этим не следует. Пусть явится также капрал Трёрнит. Он должен немедленно выехать на место.

Когда через несколько минут явился полицейский капрал, комиссар приказал ему отправиться на Регюлирсграхт и незаметно установить наблюдение за пансионом Фидлера.

— Действуй по обстановке, Трёрнит. Дело вот в чем. Вчера хорошо одетая пожилая дама — меховое манто, седые волосы, ходит с трудом, опираясь на трость с серебряным набалдашником, — передала в пансион Фидлера небольшой пакет. Не исключено, что тем временем она — или кто-то другой — пришла к выводу, что было бы целесообразно получить пакетик назад. Будь рядом, если кто- нибудь позвонит у дверей пансиона. Попытайся услышать, не зайдет ли разговор о пакете. Если да, подожди, когда посетитель соберется уходить, задержи его и доставь ко мне. Если спросят, в чем дело, скажи, что я все объясню. Через часок-другой я сам навещу филлера и дам дальнейшие указания. Смотри не подкачай!

Спустя полчаса Бернстейн положил перед Ван Хаутемом заключение вместе с открытой коробкой, где на мягком белом ложе покоились сорок восемь сияющих бриллиантов. На камни ювелир наклеил маленькие кусочки бумаги с номерами от 1 до 48. В ведомости были указаны веса и оценочные стоимости. Он повторил свое первое восклицание:

— Чудесные экземпляры, менеер Ван Хаутем! — И добавил: — Всю коробочку я бы взял у вас за сто тысяч гульденов. Да еще неплохо бы заработал на перепродаже!

Когда эксперт ушел, Ван Хаутем погрузился в чтение тех пунктов бюллетеня французской полиции, которые заранее обвел красным карандашом. На основании экспертизы Бернстейна он пришел к выводу, что его первая догадка была правильной. Эти сорок восемь бриллиантов изъяты из тиары, которую носила в Ницце индийская магарани. Правда, всего в тиаре было девяносто шесть камней одинаковой величины и огранки, но это пока ничего не значило. Возможно, преступники решили проверить, безопасна ли пересылка, как говорится разведать путь, и поэтому послали только часть награбленного. Таково было одно предположение, но могли быть и другие. Рассматривать их все на этой стадии расследования было преждевременно и бесполезно.

Ограбления на Ривьере вошли в историю краж ювелирных изделий как настоящая легенда. Шайка, состоявшая по многим признакам сплошь из гроссмейстеров воровской профессии, в один вечер нанесла удар одновременно в нескольких местах. По-видимому, грабители заранее тщательно изучили правила хранения драгоценностей в сейфах крупных отелей. Эти правила полностью исключали возможность незаметно взломать сейфы, и воры сразу же отказались от такого традиционного метода. Был разработан чрезвычайно ловкий план, и он имел полный успех. Ван Хаутем даже усмехнулся, перечитывая подробности.

Воры приурочили свою операцию к окончанию масленичного карнавала. Пока гостиничные служащие — по двое в каждом отеле — принимали от гостей в специальном помещении футляры и шкатулки с драгоценностями, преступники ждали своего часа. И вот, когда все сданные вещи были уже спрятаны в сейф и оба хранителя собрались уходить, поспешно появилась еще одна элегантно одетая пара. Дальнейшая процедура была очень проста и всюду одинакова. Господин, сопровождающий даму, принес глубочайшие извинения за столь поздний приход и выразил надежду, что его жена все-таки еще успеет сдать свои драгоценности. Служащие, узнав в посетителях гостей, проживающих в этом отеле, не стали возражать и приняли вещи. Один из них отвернулся, чтобы открыть сейф, а чета замешкалась, закуривая сигареты. Как только сейф был открыт, на сцене появились револьверы, и оба хранителя были обезврежены. Все произошло так по-детски просто, что ни в одном из отелей не получилось осечки. Поздний час после утомительного вечера обеспечил полный успех налета: кругом не было ни души и сорвать операцию мог бы разве что заспанный ночной портье. Воры, работавшие парами, сумели без всякого риска быть замеченными скрыться со своей добычей через черный ход. Автомобили, должно быть, стояли наготове, и, когда связанные и усыпленные хлороформом жертвы налета были освобождены, грабителей и след простыл. Вообще-то, французской полиции достались лишь предметы исчезнувших гостей. Первоначально рассчитывали, что под маской богатых туристов скрываются лица, давно известные полиции, однако план преступной операции и меры безопасности были разработаны настолько виртуозно, что эти надежды не оправдались. Поэтому амстердамская находка — хоть она и составляла лишь весьма малую долю похищенных ценностей — по воле случая дала в руки полиции первую улику, на которую можно опереться в дальнейших розысках.

Ван Хаутем срочно связался по телефону со своим старым другом Фиделем из французской полиции. Как только француз понял, о чем идет речь, он разразился целым потоком поздравлений вперемежку с громкими одобрительными возгласами. Через некоторое время, справившись со своими эмоциями настолько, чтобы вести вразумительный разговор, Фидель выразил удивление, что след ривьерской добычи обнаружился именно в Амстердаме.

— Откровенно говоря, Ван Хаутем, как только появились маломальски твердые подозрения, что преступники вот-вот начнут вывозить драгоценности за пределы страны, мы сразу же организовали поиск — но в совершенно другом направлении. Брюссель, да! Брюссель не противоречил бы нашим данным. Но Амстердам? C'est incroyable![5] Ты вполне уверен, что эти бриллианты действительно из тиары магарани?

— Да как тебе сказать… Вес камней и характер огранки совпадают с описанием. Не забудь, их только сорок восемь — ровно половина того, что было в тиаре.

— Voyez, mon ami[6]. Сегодня же вышлю авиапочтой экземпляр материалов наших расследований. Там подробно описаны все наши мероприятия, от которых по сей день нет никакого толку. Не прислать ли в Амстердам парочку ребят вам на подмогу?

— Не стоит. Сами справимся, а вас я буду держать в курсе событий.

— Прекрасно. A propos, mon cher, се m'sieu Terborgh est un veinard![7] Ведь tot, кто поможет полиции напасть на след добычи или преступников, получит хорошее вознаграждение. Процентов пятнадцать от стоимости награбленного! Ну, успеха вам в вашем расследовании и мой сердечный привет cette chère madame, votre femme![8]

Около двенадцати появился Терборг. Комиссар вызвал к себе Ван Хохфелдта, а тот в свою очередь привел Старинга. Показания адвоката во всех основных пунктах совпадали с рассказом практиканта. Когда Терборг замолчал, Ван Хаутем спросил:

— Вы с кем-нибудь разговаривали об этом деле, кроме как утром с Ван Хохфелдтом и сейчас с нами?

— Ни с кем. Решив спросить совета у Эверта, я понял, что главное теперь — молчать. Конечно, слуга из пансиона филлера знает, что для меня был передан пакетик, но не имеет ни малейшего понятия, что там было.