Подождав немного и убедившись, что не дождется от Грэйс слов благодарности или выражения каких-либо иных чувств, Тамара Литевски перешла к письму для Труди Шурфут.

— «Для Труди Хэйди Хэлли Паттерсон, также известной как Труди Шурфут, в благодарность за обильные мистические воспоминания, я оставляю свой дом в Калифорнии, «Ми асиенду», со всем его содержимым. Кроме этого, хорошо зная деликатность Труди Шурфут, ее чувствительность, а самое главное — ее жалостливое, сострадательное сердце, я назначаю ее, наряду с Тамарой Литевски, исполнительным директором Фонда Исправления Человечества Томми Паттерсона. Этот Фонд, учрежденный Тамарой Литевски под моим непосредственным наблюдением, предназначен для тех, кто временно оказался на обочине жизни. Эти люди смогут получать из моего Фонда небольшие пособия, которые помогут им пройти сквозь темную полосу жизни. Часто говорят — за деньги счастья не купишь. Это, возможно, правда. Но деньги могут помочь избежать голода, уберечь сердце от ожесточения. Труди хорошо понимает это. В большом сердце Труди есть место для страждущих. Труди, ты всегда мечтала сделать сей мир лучше, и теперь у тебя появилась такая возможность. Мы оба с тобой верили, что помощь конкретным людям важнее помощи абстрактному человечеству. Теперь ты можешь воплощать эту философию в жизнь. Моя любовь и благословение всегда будут рядом с тобою».

— Вы, конечно, понимаете, миссис Шурфут, — от себя добавила Тамара, — что распоряжаться этим фондом мы с вами будем совместно. Томми боялся, что без посторонней помощи вы легко можете попасть под дурное влияние и будете обмануты нечестными людьми. Но вместе мы, я уверена, поведем дело так, как и хотел Томми.

— О, конечно, разумеется, — охотно согласилась Труди. — Я верю в это. Томми подарил мне тот роскошный дом на горе?

— Откуда будут поступать деньги в Фонд? — нетерпеливо осведомилась Одель. — Это, конечно, не мое дело, но…

— Я уверена, что Томми не возражал бы, чтобы вы узнали об этом, — любезно сказала Тамара. — После того как будут выплачены деньги многочисленным знакомым Томми и когда его родственники получат причитающиеся им доли его наследства, тогда деньги, поступающие от публикации всех его книг, за исключением книги «Оглянись на любовь», плюс пятьдесят процентов доходов, поступающих от использования неопубликованных записок Томми, которыми распоряжается миссис Мэндлин, пойдут в Фонд. Если умело сочетать инвестиции с расходами, то приток денег в Фонд не иссякнет практически никогда.

— Неужели мир никогда не устанет от Томми Паттерсона? — еле слышно плеснула своей желчью Грэйс.

Настала очередь Киттен Фэрлей. Теперь не в своей тарелке почувствовала себя уже Тамара.

— «Для Гретхен Марии Корелли Паттерсон, также известной под псевдонимом Киттен Фэрлей, я оставляю ровно столько, сколько она мне дала, то есть ничего».

Прочитав это зловеще короткое послание, Тамара подняла глаза на Киттен, ожидая фейерверка гнева. Но недаром Киттен слыла хорошей актрисой. Она сидела совершенно спокойно, как бы выжидая, когда суфлер подскажет ей, как надо действовать.

Но остальные три женщины были явно потрясены. Им он дал кое-что, пусть и после смерти, хотя при жизни выжал из них все соки. Но почему он ничего не дал Киттен?

— Не расстраивайся. — Одель участливо положила ладонь на руку Киттен. — Тебе и не надо ничего от Томми Паттерсона, у тебя же и так все есть.

— Тебе даже повезло! Ты полностью от него избавилась, — присовокупила Грэйс. Она все еще мучилась тягостными мыслями, как ей быть с бумагами, оставшимися от Томми.

Наконец Киттен очнулась и резко встала, так что груди ее колыхнулись под светло-голубым платьем.

— Как жестоко было с вашей стороны пригласить меня сюда, чтоб я выслушивала все это! — сказала она, обращаясь к Тамаре.

— Такова была его последняя воля.

— Томми мертв, а я жива и могу чувствовать. Он всегда думал только о себе, только о своих собственных чувствах. Из-за этого он ломал жизнь каждой из нас, разве не так? — Тут Киттен призвала себе на помощь воспоминания, которыми с ней доверчиво поделились бывшие жены во время вчерашней пьянки. — Он сделал Одель мученицей, Грэйс — писательницей макулатуры, Труди — наркоманкой, а меня — шлюхой. Можем ли мы после этого испытывать к нему благодарность?! Да, конечно, я буду играть роль вдовы, тяжело переживающей смерть мужа, потому что у Томми слишком много поклонников, от которых зависят мой успех и моя популярность. Я сумею сыграть роль несчастной, потрясенной тем, что он отверг меня в завещании. Сыграю так, как вам и не снилось! Но знайте, я рада, что Томми мертв. Я жалею только о том, что убила его не я.

Киттен резко повернулась и вышла из помещения с таким достоинством, что Одель позавидовала ее стойкости.

— Эти слова, — встала Грэйс, — достойный эпилог к завещанию Томми Паттерсона. — И Грэйс пошла к выходу.

— Киттен так опечалена, — заговорила с адвокатом Труди, — может быть, мне отдать ей этот дом? Она ведь живет там.

— Не принимайте опрометчивых решений, — предостерегла Тамара. — Томми приобрел этот дом до того, как женился на Киттен Фэрлей. Кроме того, вам надо иметь здесь дом, ведь мы будем с вами тесно сотрудничать в Фонде.

— Даже не знаю, — неуверенно сказала Труди. — Все это так неожиданно. Зачем он поставил меня во главе Фонда? Когда мы с Томми жили вместе, он давал мне деньги только на мелкие расходы, а крупные покупки всегда делал сам. Мне так грустно, даже плакать хочется. Я не знаю, что делать. Я никогда не знаю, что делать. Я часто не понимаю, что происходит вокруг.

Одель вздохнула. За многие годы знакомства с Труди она убедилась, насколько эти слова верны. Но теперь не до Труди, у Одель много своих забот. Она встала, подошла к столу, за которым сидела Тамара.

— Я бы хотела еще раз напомнить вам, как срочно мне нужны деньги. Буду очень признательна, если вы ускорите это дело.

— Разумеется, — охотно подтвердила Тамара. — Понимаю ваши чувства, я ведь тоже занимаюсь благотворительностью.

— Это не просто благотворительность, я всю свою жизнь посвятила помощи детям и женщинам.

— Но я связана завещанием и законами штата Калифорния, да еще нужно разобраться с родственниками Томми. Что, если кто-нибудь из них опротестует завещание?

— Разве закон позволяет изменить завещание Томми?

— Нет, но судопроизводство тянется медленно.

Одель поняла, что таким путем не сможет добиться от Тамары ничего, кроме расплывчатых обещаний, поэтому она добавила с оттенком легкой угрозы:

— Может быть, мне сказать моему адвокату, чтобы он позвонил вам?

— Я уверена, что все адвокаты понимают, насколько…

Но Одель и слушать не стала. Махнула рукой и повернулась к выходу. Ничего, у Одель есть несколько знакомых адвокатов из престижных чикагских фирм, а один из них вообще может свернуть горы. Теперь, когда она сидит на неистощимой золотой жиле, Одель никому не позволит одурачивать себя и свой приют «Сестры бури». Одель — человек дела, а не размазня, и скоро Тамара это поймет, к ее великому неудовольствию.

Труди между тем все еще сидела, задумчиво устремив неподвижный взор в пространство. Опять, подумала Одель, придется пасти эту заблудшую овцу.

— Пошли, Труди, я отведу тебя в гостиницу.

Держась за руки, Одель и Труди вышли из конференц-зала. Больше жены Томми Паттерсона не собирались все вместе. Позади остались общие слезы, смех, волнения, ожидание и убийство.

Когда Грэйс Мэндлин вернулась самолетом с побережья в аэропорт города Ньюарка, выглядела она совсем не так, как на портрете на последней странице обложки ее книги «В аду нет неистовства». Теперь волосы не развевались на ветру, глаза были подведены только самую малость, а взгляд не имел той влажной поволоки, которая появилась на книжном портрете из-за того, что фотограф уловил момент, когда вентилятор, развевавший Грэйс волосы, нанес ей на контактные линзы то ли пыль, то ли соринку. Сегодня она надела солидный твидовый костюм и шелковую блузку с высоким воротником. Дело в том, что на той фотографии, пока ее не отретушировали, на шее у Грэйс были видны уже появляющиеся морщины. С тех пор она не любила открывать шею. Тогда она поняла, почему у модниц большим успехом пользуются всевозможные шарфы и косынки.