— Я бы все отдал за то, чтобы жить в городе, где есть такие места! — вскричал я. — Ты, верно, тоже, Сюзон?

Она ничего не ответила, но по глазам ее я догадался, что она разделяет мое желание.

— Готов поспорить, что сестра Моника с радостью поступила бы в подобное заведение, — добавил я.

— Я тоже так думаю. Она помешана на мужчинах, — согласилась Сюзон.

— А ты? — не без задней мысли спросил я.

— Не стану отрицать, что и мне мужчины небезразличны, — скромно отвечала Сюзон, — Я их обожаю, но в общении с ними кроется немало опасностей.

— Не более, чем во всем остальном, — беспечно проговорил я.

— Не скажи, Сатурнен, — возразила сестра. — От любви между женщинами ни одна из них не забеременеет.

— Посмотри на нашу соседку, — защищался я. — Она уже давно замужем и, разумеется, все это время живет с мужем как с мужчиной, но остается бездетной.

Приведенный пример, казалось, поколебал уверенность сестры.

— Послушай, дорогая Сюзон, — в волнении проговорил я, ибо меня осенила блестящая догадка. — Сестра Моника рассказывала тебе, что когда Мартен вводил в нее свой член, оттуда изливалась жидкость, называемая семенем. Уверен, что беременными становятся от семени.

— Может, оно и так, да что с того? — сказала Сюзон и отворотила личико, чтобы скрыть желание, которое я в ней возбуждал.

— О чем я тебе толкую? — продолжал я. — Если женщина становится беременной от семени, то мужчина может это предотвратить, вовремя вытащив член.

— Это невозможно, — с сомнением сказала Сюзон, хотя глаза ее сверкали желанием. — Разве ты никогда не видел сношающихся собак, одна на другой? В эту минуту их хоть палкой колоти, ни за что не разнимутся. Они так тесно соединяются, что разделиться нет никакой возможности. Не то же происходит и у мужчины с женщиной?

Довод ее был уместен, и я не нашелся, что ответить. Сюзон смотрела на меня, словно требуя дать убедительное опровержение. Казалось, она жалеет о том, что обратила внимание на эту трудность, которую я не в силах был преодолеть, несмотря на то, что как следует напряг мозги.

Вдруг я вспомнил, как давеча отец Поликарп без труда слез с Туанетты. Я хотел рассказать об этом Сюзон, но потом подумал, что будет лучше, если она увидит все своими глазами.

— Идем со мной, Сюзон, — уверенно приказал я, — и ты вскоре воочию убедишься, как ты ошибаешься.

Я встал и помог ей подняться, но прежде запустил руку под ее юбку. Сюзон оттолкнула меня, но не рассердилась.

— Куда ты ведешь меня? — спросила она, когда мы шли по тропинке. Маленькая распутница, наверно, подумала, что мы держим путь в укромное местечко. Разумеется, она только об этом и мечтала. Но я хотел, чтобы она раньше посмотрела на Туанетту и святого отца, которые, должно быть, к этому времени далеко ускакали, ибо монах еще не покидал нашего дома. Я ответил, что мы направляемся в такое место, где она увидит нечто, что немало ее позабавит.

— В какое место? — не унималась Сюзон.

— В мою комнату, — сказал я без обиняков.

— В твою комнату? — переспросила она. — Нет, я ни за что не пойду туда. Мало ли что тебе взбредет в голову!

Я без труда убедил ее, поклявшись, что не сделаю ничего без ее согласия.

Мы вошли ко мне в каморку никем не замеченные. Когда мы на цыпочках проходили залом, держась за руки, я почувствовал, как сильно дрожит Сюзон. Я приложил палец к губам в знак того, что следует сохранять молчание, и приник к отверстию в перегородке, однако в соседней комнате никого не было.

— Что ты мне хотел показать? — шепотом спросила Сюзон, заинтригованная моим загадочным поведением.

— Придет время — увидишь, — сказал я, опрокинул ее на кровать и всунул руку промеж ее ног почти у самых подвязок. Она в весьма резких выражениях обещала поднять шум, коли я не оставлю ее в покое. Более того, она сделала вид, будто собирается уйти, а я оказался таким простаком, что поверил ей. Испугавшись не на шутку, я начал умолять ее остаться, и она, несмотря на бессвязность моих увещеваний, согласилась.

Тут я услыхал, как дверь в комнату Амбруаза приоткрылась. Я затаил дыхание и стал ждать, когда любопытство одержит верх над Сюзон, чего до сих пор не удавалось мне.

— Вот они, — радостно прошептал я и позвал Сюзон на кровать поближе к дырочке. Глядя в нее, я видел, как святой отец начал нежно поигрывать с восхитительной грудью Туанетты, почти полностью выпавшей из корсажа. Любовники держали друг друга в объятиях и почти не шевелились — настолько были поглощены друг другом. Казалось, происходит великий ритуал созерцания.

Я дождался начала более решительных действий, после чего кивком пригласил Сюзон посмотреть в дырочку. А за стенкой Туанетта, наскучив созерцанием, освободилась от объятий монаха и скинула на пол сорочку и платье. Она готовилась к празднику любви. О, что за чарующий вид открылся мне! И тем сильнее я возгорался, что радом находилась Сюзон.

Заметив внимание, с каким я наблюдал за тем, что творилось в соседней комнате, она, снедаемая любопытством, приблизилась и, легонько оттолкнув меня, прошептала:

— Позволь мне посмотреть.

Я с радостью уступил ей место, поскольку это полностью отвечало моим желаниям. Оставаясь подле Сюзон, я прилежно наблюдал за тем, как на ее лице отражаются эмоции, вызванные зрелищем. Она густо покраснела, но не отрывалась от дырочки.

В то время, как Сюзон с жадностью следила за сценой, разыгрываемой за перегородкой, рука моя осторожно подымалась по ее ногам и не встречала сопротивления более, чем символического. И вот моя ладонь оказалась в тисках ее бедер, причем хватка постепенно ослабевала по мере того, как увеличивалась интенсивность любовной баталии, за коей она наблюдала. По легким судорогам шелковистых ягодиц Сюзон я мог без труда сосчитать, сколько толчков совершили отец Поликарп и Туанетта. Наконец я достиг заветной цели. Не выказав ни единого знака неудовольствия, Сюзон окончательно сдалась и развела ноги, дабы моей руке позволительно было проникнуть туда, куда она стремилась. Воспользовавшись благоприятным случаем, я надавил пальцем на чувствительное место, но глубже палец входил с большим трудом. Сюзон не могла унять непрерывную дрожь, а с каждым моим новым усилием она вздрагивала всем телом.

«Теперь ты моя!» — победно подумал я и тут же задрал ей юбку. Восхищенные глаза мои встретились с самым очаровательным, самым белым, самым упругим и совершенным в своей округлости, самым восхитительным задом, какой только можно себе представить. Никогда ни прежде, ни потом не возносил я молитвы перед столь соблазнительным алтарем. Я воздал сим обожаемым полушариям должное поклонение, покрыв их тысячью пламенных поцелуев. Никогда мне не забыть этой божественной задницы.

Однако Сюзон обладала и другими прелестями, достойными моего внимания.

Став на ноги, я распустил ее корсаж и освободил из заточения две маленьких грудки — твердых, заостренных, словно вылепленных самой любовью. Они подымались и опускались и требовали мужской руки, способной унять их колыхание. Я охотно пришел на помощь и потрогал каждую по очереди, а затем обе вместе.

Не в силах оторваться от зрелища, за которым она наблюдала, Сюзон безропотно позволяла мне проделывать с ней различные манипуляции. Ее податливость сперва очаровала меня, но потом затянувшаяся сосредоточенность на том, что имело место в соседней комнате, начала раздражать меня. Я горел огнем, угасить который могла лишь Сюзон, однако она отказывалась покинуть свой пост.

Мне хотелось видеть Сюзон совершенно обнаженной, дабы охватить целиком безукоризненное тело, которое я покрывал поцелуями и ласками. Неискушенному уму казалось, что этого будет достаточно, чтобы удовлетворить все желания.

Призвав все свое мужество, я проворно снял с уступчивой Сюзон одежду вплоть до последнего лоскутка, а затем разделся сам. Теперь, когда оба мы были голые, словно в день появления на свет, я перепробовал разнообразные подходы, дабы утолить мою страсть, но Сюзон оставалась безответной. Настойчивые поцелуи и нежные, но энергичные ласки не могли расшевелить ее. Мыслями она была в соседней комнате.