Иногда они снимали с меня всю одежду и клали меня на скамью. Одна сестра садилась верхом ко мне на грудь, щекоча мои уста нижними волосами, вторая — седлала живот, а третья устраивалась на бедрах и пыталась ввести мой член в свою щель. Еще две стояли по бокам, чтобы у меня в каждой руке было по п…де, а шестая, обладательница самой очаровательной груди, трясла над моим лбом сладкими сиськами. Все они истекали истомою, так что мои ладони, ноги, живот, грудь, член и лицо оказывались мокры. Я тонул в их выделениях, но отказывался смешать свой нектар с их соком. Подобные попытки, впрочем, как все остальные, оказывались напрасными. Мало-помалу ко мне стали относиться как к существу потерянному.

В таком состоянии я повстречал однажды во время одинокой прогулки в монастырском саду отца Симеона, мудрого и весьма ученого монаха, дожившего до седин в непрерывных трудах любви и обжорстве. Он подошел ко мне и дружески обнял меня.

— Сын мой, — сказал он, — вижу, что ты в глубокой печали, но не позволяй себе отчаиваться. За свою долгую жизнь я не однажды находил способы оживить страсть к наслаждению и чувственный пыл, который является отличительной чертой всякого доброго монаха. Сейчас ты переживаешь не лучшие дни, это ясно каждому. От столь жестокого недомогания требуется сильное лекарство. Наши возможности, к сожалению, ограничены от природы, хотя, надо признать, мы, монахи, являемся ее баловнями. Но излишняя растрата сил даже у монаха вызывает те же последствия, что у обыкновенного смертного. Именно неумеренное расходование своих возможностей стало причиной твоего расслабления и некоторого отвращения к занятиям любовью. Теперь, дабы восстановить растраченное, тебе требуется сочная пища, и тут мне не приходит на ум ничего лучше, чем набожная женщина.

Я не сумел скрыть удивление.

— Я говорю вполне серьезно, — продолжал отец Симеон, — и это вовсе не парадокс. Ты еще молод и не знаешь, что такое набожная женщина, а мне это хорошо известно. Видишь ли, в них неистощимый источник, от которого можно зажечь угасшее пламя. Они способны возбудить пыл даже в самом пресыщенном мужчине. Я познал это на собственном опыте. Уверяю тебя, мне пришлось более чем однажды иметь с ними дело.

Я взглянул на него с недоверием, ибо он считался старой развалиной с ледяной водой вместо крови в жилах. Отец Симеон еле двигался, яички его были пусты, а член превратился в ничто. Таково было всеобщее мнение. Со времен послушничества он славился неукоснительным исполнением целибата.

— Да, сын мой, — продолжал он, — ты пребываешь в том счастливом возрасте, когда можно неограниченно наслаждаться радостями жизни. Не пренебрегай этим. В твои годы я не упускал возможности, а сейчас мне больше пристало размышлять о вещах поважнее, например, о вечной жизни. Тем не менее, я не могу отказать в совете тем, кто в нем испытывает нужду. Повторяю: единственным средством от апатии является набожная женщина, а чтобы заполучить ее, надобно добиться разрешения принимать исповедь. Я позабочусь об этом.

Я поблагодарил его за совет и за предложение помочь мне стать отцом-исповедником, хотя сомнения не оставляли меня.

— Это еще не все, — продолжал он. — Прежде чем ты приступишь к новому поприщу, тебе нужен некто, кто поможет тебе сделать первые шаги. Я буду счастлив сыграть эту роль. Наша беседа еще не кончена, однако сядем на скамью, где нам будет гораздо удобнее продолжать разговор.

Мы сели, и святой отец, откашлявшись, произнес следующее:

— Ты, вероятно, не знаешь, что сие счастливое таинство, известное под названием исповеди, восходит к нашим предшественникам, первым монахам, и священнослужителям раннего христианства. Это — самая драгоценная часть их наследия. Я всегда испытывал величайшее восхищение их гением. Когда-то священники не знали жизненных удобств, а в животе у монахов частенько не водилось ни крошки, поскольку они целиком и полностью зависели от скудной благотворительности. С изобретением исповеди все изменилось в лучшую сторону. Богатство дождем посыпалось на нашу голову, и теперь мы довольны и счастливы.

Скоро ты познаешь преимущества исповедника. Люди станут благословлять тебя, а женщины — обожать. Для них сам Господь, чьей милости они просят при твоем посредничестве, меньшее божество, нежели ты. Первый совет — не совестись брать от престарелых дам и вдовушек, этих фанатичек, которые приходят на исповедь не столько для того, чтобы примириться с Богом, сколько — поглядеть на красивого молоденького священника.

Будь милостив к юным девушкам, ибо их пожертвования редко бывают более чем символические. Но они могут предложить дар гораздо драгоценнее, а именно свою девственность. Чтобы похитить эту восхитительную драгоценность, требуется умение. Сосредоточь все свои помыслы на молодых набожных девушках, ибо лишь они способны исцелить тебя. Несмотря на вполне объяснимое стремление излечиться, следи за каждым своим шагом. Не выражай своих желаний открыто. Любая женщина прекрасно уловит даже намек. Она сердцем почувствует то, что не следует произносить вслух. В случае с молоденькой девушкой, хотя завоевать ее много труднее, победа окажется гораздо слаще.

Во всех них ты обнаружишь естественную склонность к любовной игре. Как этим воспользоваться — вот настоящее искусство. У застенчивой девушки в скромном платьице в потупленных глазках тлеют угольки, готовые вспыхнуть, ежели их раздуть ветром страсти. Будь нежен и находчив, и ты несомненно добьешься успеха.

В беседе с некоторыми ты должен расписать эротические наслаждения такими яркими красками, чтобы они не могли устоять.

Возможно, ты возразишь мне, что добиться своего в столь трудном деле не так-то просто. Не отчаивайся, во всем надобна практика. Их тайные желания обязательно победят скромность. И не робей, выслушивая их болтовню. Ведь они благоговеют перед тобой как перед представителем Господа. Положи словно невзначай ладонь к ней на грудь, направь на нее взгляд, полный страсти, подними ей юбку. А если забоится — успокой, скажи, что есть много способов избежать беременности.

Наставление отца Симеона так распалило мое воображение, что я не отставал от него и от отца приора, покуда не получил то, что так страстно желал иметь.

Итак, я стал посредником между грешниками и Милосердным Господом. Мне мнились наслаждения, кои снизойдут на меня, когда я буду выслушивать исповедь робкой девушки, которой не терпится уступить своим тайным желаниям. Я направился в исповедальную кабинку и занял свой пост.

Мне приходилось слышать об одном молодом священнике, который, принимая первую в своей жизни исповедь, беседовал с безобразной старухой. Исповедав ее, он заперся в своей келье и не выходил оттуда остаток дня. К счастью, я не последовал его примеру, когда передо мною явилась такая же старая карга.

На меня напало красноречие, и мне удалось утешить ее так успешно, преподав ей лицемерный совет из области нравственности, что она захотела тут же отблагодарить меня. Я вспомнил о том, что говорил отец Симеон — не совеститься, требуя денег от престарелых дам — и получил щедрое вознаграждение. Старуха оказалась болтлива, и мне удалось вывести ее на разговор об ее семье. Она проклинала мужа и ополчалась на сына, негодника, изменявшего своей жене, как, впрочем, и ей изменял ее собственный муж. Похвалы она расточала лишь дочери, единственно служившей ей утешением на старости лет. Она мол и образец набожности, и ангельской чистоты. Дабы грязь этого мира не осквернила ее, она оставляет свою комнату лишь затем, чтобы пойти в церковь, а радость получает только от молитвы.

— Ах, — произнес я елейным голосом, — какое счастье, должно быть, продолжиться в такой примерной дочери. Какую церковь посещает сие святое создание? Не нашу ли? Мне бы очень хотелось увидеть этот образец добродетели.

— Она здесь всякий день, — сообщила мне престарелая мать. — Вы не могли не заметить ее, ибо она необычайно прекрасна, хотя мне не надо было упоминать об этом, поскольку это вряд ли интересно тому, кто, подобно вам, упражняется в святости.