— Мы восхищаемся всем, что является творением Господа, в том числе и женской красотой, — ответствовал я.

Вдохновленная моим любопытством, престарелая дама начала описывать свою добродетельную дочь. По ее описанию я догадался, что речь идет о восхитительной брюнетке, которая не пропускала ни одной мессы.

«Отец Симеон, — сказал я про себя, — должно быть, это и есть одна из тех набожных дурочек, о коих вы мне рассказывали. Надеюсь, она придет ко мне на исповедь, дабы я мог убедиться в справедливости вашего пророчества».

Я побоялся спугнуть удачу и посему в первой беседе с матушкой решил не заставлять ее тут же прислать дочь ко мне на исповедь. Лучше повременить до следующего раза. Дабы завоевать расположение старухи, я отпустил ей все грехи, как прошлые, так и настоящие. Я с радостью отпустил бы ей и будущие грехи, ежели она того пожелала бы, это ведь мне ровным счетом ничего не стоило. Когда она собралась покинуть исповедальню, я велел приходить почаще за святой водицей.

Дорогой читатель, мне уж слышится твое восклицание: «Дом-Бугр, продолжай в том же духе, ты на правильном пути, скоро исцелишься!».

Да, святость, которую я на себя напустил, начала приносить плоды. Возблагодарив Бога за Его милосердие, я стал испытывать эрекции такой силы, что ко мне возвратилась надежда на скорую поправку.

На следующий день я исправно присутствовал на всех службах, и вы без труда догадаетесь почему. Там я увидел мою брюнетку. Она усердно молилась Богу.

«Вот она, — удовлетворенно подумал я. — Вот этот образец добродетели. Ах, как приятно отведать сей лакомый кусочек! Что за восторг преподать ей первые уроки любви. Я исцелен, ибо у меня эрекция, как у настоящего кармелита».

Моя святоша тоже смотрела на меня. Сказывала ли ей обо мне ее матушка? Торопись. Надо погасить пламя, которое разжег во мне ее взгляд.

Я не сдержался. Ее благочестивый вид довел меня до кипения, и рука моя помимо воли потянулась к восставшей плоти, твердой, как железо. Радость, которую я испытал, облегчившись, была столь велика, как если бы я побывал в ней самой.

Однажды я уходил на некоторое время из монастыря, а, возвратившись, узнал от привратника, что меня уже несколько часов дожидается некая молодая особа, которая настаивает на личной беседе. Я поспешил в приемную, где обнаружил, к моему крайнему удивлению, святой предмет моих вожделений.

Заметив меня, она тут же бросилась ко мне и упала к моим ногам.

— Сжальтесь, святой отец, — умоляла она, а по щекам у нее струились слезы. Рыдания не позволили ей продолжать.

— Что случилось, дитя мое? — участливо спросил я, помогая ей подняться. — Доверься мне. Господь милосерден. Он видит твою скорбь. Открой свое сердце мне как Его представителю.

Она пыталась заговорить, но рыдания душили ее. Затем она упала без чувств в мои объятия. Каким глупцом я был бы, если бы, повинуясь первому порыву, отправился за помощью! Я уже сделал несколько шагов с этой целью, но, подумав хорошенько, вовремя остановился.

— Куда ты уходишь? — вдруг спросила она. — Благоприятнее возможности не представится.

Я подошел к моей святоше, распустил ей лиф и узрел соблазнительнейшую на свете грудь. Белоснежные шелковистые полушария с розовыми окончаниями были словно колонны у врат, ведущих в парадиз. В восторге и ликовании прижался я к упругим формам и притронулся губами к их острым завершениям. Уста наши встретились, и дыхание смешалось в одно.

Несмотря на сильное желание, я оказался достаточно благоразумным, чтобы запереть дверь, которую оставил открытой, входя сюда. Затем я вернулся к моей жемчужине. Я обнимал ее с восторженным трепетом, едва сдерживаясь при виде ее прелестей.

«Милосердный Боже, укрепи меня в моих усилиях», — молил я Всевышнего, неся на руках драгоценную любовь мою.

Она оказалась легкой как перышко. Добравшись до своей комнаты, я положил ее на кровать, запер дверь и зажег свечу. Когда тусклый свет достиг кровати, я увидел, что она опять в обмороке. Я полностью расстегнул ей корсаж, и мне открылись обворожительные полусферы, но теперь уже во всей красе. Затем я поднял ей юбку и развел вширь ее бедра. То, что я чувствовал, было сочетанием похоти и восторга. Отступив на шаг, я созерцал ее прелести и, видит Бог, восхищался ими. То было зрелище, разжигавшее сладострастие: белизна, приятная полнота, упругость, нежность — все при ней, и все радовало глаз. По снегу кожи разбежались тонкие голубые линии вен, черное руно было мягче бархата, тонкие оттенки киновари обозначали вход в восхитительную п…ду. Все это вызвало у меня неописуемый восторг. Вообразите себе красоты всех греческих богинь, соедините их вместе, и то они не сравнятся с тем, что узрели мои глаза.

Однако восхищаться, лишь созерцая, было немыслимо. Я с жадностью прикладывался губами ко всему, что выхватывал нетерпеливый взгляд. Вскоре моя святоша начала подавать признаки жизни — вздыхать и ловить мою руку. Когда я вновь поцеловал ее, она попыталась оттолкнуть меня и освободиться. Удивленная и испуганная тем, что оказалась в чужой постели, она в тревоге оглядывала комнату и словно пыталась понять, куда она попала. Ей хотелось что-то сказать, но дар речи покинул ее. Меня сжигала страсть, поэтому я не мог отпустить ее, а она прикладывала отчаянные усилия, стараясь вырваться из моих объятий, но я лишь крепче сжимал ее. Наконец мне удалось распластать ее на кровати. Предприняв энергичную попытку подняться, она царапалась, кусалась и лупила по мне маленькими кулачками. Оба мы изрядно вспотели.

Однако ничто не могло остановить меня. Я прижимался грудью к ее груди, давил своим животом на ее живот. Мне хотелось, чтобы она успокоилась под тяжестью моего тела, и все же я позволял ее рукам делать все, что было продиктовано ее бешеным гневом. Не замечая ударов, я медленно разводил ее упрямо стиснутые бедра. Поначалу отчаявшись в достижении своей цели, я удвоил усилия и наконец добился успеха. Бедра широко раскрылись, тогда я вытащил из штанов член, до того напряженный, словно внутри него была стальная пружина, и ввел его промеж ее ляжек. Одно мощное движение, и конь оказался в стойле. Почувствовав это, набожная девица перестала гневаться. Она порывисто обняла меня, расцеловала, прикрыла глаза и откинулась на спину, как будто вновь упала в обморок. Я действовал как во сне, и ничто не могло остановить меня. Я вонзал, пронзал, пырял, толкал, пока не достиг своей цели и не затопил самые потаенные уголки ее п…ды кипящим потоком. Она ответила на мой залп не менее обильным наводнением. Затем мы расслабились, смакуя взаимные восторги.

Моя напарница первая восстановила свои силы и сразу же принялась за любовную игру. Ее п…да была словно горн, куда я мечтал засунуть для обжига свой фаллос.

— Я умираю, — задыхаясь, бормотала она.

Потом вдруг судорожно дернулась, крутанула задом, на что я ответил вдвойне, и мы опять спустили.

Так продолжалось до тех пор, покуда сама природа не остановила нас. Желания превзошли возможности, и мы вынуждены были прекратить поединок. Пользуясь передышкой, я сходил на кухню за едой, предназначавшейся для пациентов монастырской больницы. Пища эта славилась тем, что восстанавливала жизненные силы. Я сказался больным и получил свою порцию.

Возвратясь в комнату, я обнаружил мою святошу в раскаянии и горе. Мы утешились новыми ласками и разделили трапезу, после чего она получила от меня то, что мне наказано было давать не иначе как отшельницам из купальни. Другими словами, я нарушил правила нашего ордена.

Утомившись, мы легли на кровать как были обнаженные, но когда я случайно прикоснулся рукой к ее п…де, этому источнику и могиле наслаждений, сонливости и след простыл. Она, в свой черед, притронулась к моему мужскому достоинству, дивясь его размеру, равно как и наполненности яичек.

— Ты вернул мне радости, которые я заставила себя возненавидеть, — призналась она.

Вместо ответа я поспешил дать ей новые наслаждения, прежде чем она успела возвратиться к первоначальному мнению. Она с жадностью приняла мои авансы и с такой живостью, что была способна вырвать меня из объятий самой смерти. Ее задница ходила то вверх, то вниз, как океан во время бури. Наши тела стали горячими, словно две железных болванки, только что из огненного горна. Мы так тесно прижались друг к другу, что едва могли дышать. Казалось, малейшее промедление способно лишить нас блаженства. Кровать тряслась и угрожающе скрипела. Скоро наши усилия увенчало сладостное упоение, после чего я заснул прямо на ней, не вытащив член из п…ды.