— Стало быть, можно и на гауптвахту сажать.
Наша караульная команда постепенно увеличивалась. Мы уже занимали два дома по Б. Алексеевской и обзавелись своей конюшней, но не хватало лошадей, необходимых для пулеметной команды и подразделения конных разведчиков.
Доставать коней было трудно, в особенности для части, не отправляющейся на фронт. Правда, районный совет всячески помогал нам, и если у кого-либо из владельцев за незаконные действия реквизировали лошадь, то ее, как правило, передавали нашей команде. Но это случалось не часто.
Выручил нас красноармеец Чесноков. Когда-то он работал у барышников и знал толк в лошадях. Ему первому стало известно, что на бойни, расположенные в пределах Рогожского района, поступает на убой много здоровых лошадей. Мы добились у районного совета разрешения реквизировать их.
Чесноков с несколькими красноармейцами стал ежедневно дежурить на бойнях, и вскоре мы полностью укомплектовались конским составом.
Резкого увеличения самой караульной команды нам удалось достигнуть после того, как произошло слияние Рогожского и Симоновского районов в один — Рогожско-Симоновский район.
В Симоновском районе, как и в нашем, была своя караульная команда. Их объединили, в результате чего сформировался сильный караульный батальон. Первоначально в составе батальона числились две роты: 1-я — из команды Рогожского района и 2-я — из команды Симоновского района. Обе роты были оставлены на своих квартирах: первая — в пределах бывшего Рогожского района и вторая, как и прежде, — на охране Симоновских пороховых погребов.
Но, формируя батальон, мы мечтали о создании из него полка, который мог бы отправиться на фронт. Мы даже вынесли по этому поводу специальное решение, однако районные организации не хотели нас отпускать, [38] чтобы в трудную минуту не остаться без вооруженной силы, следившей за революционным порядком.
В этом был смысл, так как именно в те дни левые эсеры готовили вооруженное восстание против Советской власти.
Караульный батальон пригодился, и обе наши роты активно участвовали в подавлении левоэсеровского мятежа.
Особенно отличилась при этом 2-я рота. В ответ на предложение левых эсеров сдать оружие командир роты Исакович приказал выкатить против мятежников два имевшихся у него пулемета и поставил всю роту под ружье.
В пределах бывшего Рогожского района больших столкновений с левыми эсерами не было. Лишь перед вечером районный военкомат получил сообщение, что мятежники отступают по направлению к Богородску. Требовалось срочно перерезать им путь. Первая рота немедленно выступила и задание выполнила. Боя вести не пришлось: деморализованные эсеры сдавались без сопротивления.
Вспоминается также случай с нашим шофером Волковым. Левые эсеры захватили его в автомобиле, нагрузили оружием и приказали ехать к штабу восстания. Рискуя жизнью, Волков пустил машину полным ходом и вместе с оружием приехал к нам. Смелость и находчивость красноармейца были отмечены приказом по военному комиссариату.
Летом 1918 года в Москве еще пахло порохом. По ночам в городе слышалась стрельба, кое-где бесчинствовали бандиты.
Для поддержания порядка было решено организовать ночное патрулирование района. Патрульным предписывалось не брать без нужды винтовок на изготовку, не щелкать затвором, не кричать без нужды и громко «стой». В то же время красноармейцы не могли быть слишком доверчивыми ночью.
Патрульную службу наш батальон нес четко. Красноармейцы из местных рабочих словно чутьем узнавали в прохожих «не своего». Задержанных приводили в штаб батальона. Мелких уголовников направляли в милицию, а бандитов с оружием — в ВЧК. Некоторых задержанных, во избежание их побега, временно, до выяснения [39] личности, оставляли при штабе батальона. Районный совет считал содержание мародеров и бандитов при караульном батальоне более надежным, чем в арестных домах. И действительно, наши красноармейцы были бдительны и неподкупны.
Однажды произошел у нас такой случай. На службу в военный комиссариат Рогожского района поступил по фальшивому паспорту на имя Гуревича один аферист. Когда его разоблачили, он убежал. Но на третий день командир конной разведки Квятковекий арестовал авантюриста где-то на дороге между Москвой и Чухлинкой.
Взятый под стражу «Гуревич» пробовал подкупить часового Титляева. Он предлагал красноармейцу 10 тысяч рублей.
— Если ты еще раз обратишься ко мне с этими пакостными словами, то вот!.. — ответил часовой, щелкнув затвором винтовки.
Но арестованный не унимался и предложил 20 тысяч. Тогда Титляев вызвал разводящего Яковлева. «Гуревич» предложил за свое освобождение 30 и даже 40 тысяч рублей. Красноармейцам это надоело, и они обратились за помощью по команде.
Поведение часового и разводящего было отмечено в приказе по военному комиссариату района и по караульному батальону. В нем говорилось:
«Отмечая бескорыстие тт. Титляева и Яковлева и сознание революционного долга, Рогожско-Симоновский военный комиссариат приносит им горячую благодарность за образцовое несение караульной службы и за стойкое выполнение обязанностей, несмотря на соблазны, которые им сулил преступник.
Рогожско-Симоновский военный комиссариат приказывает начальнику караульной команды товарищу Логофет сфотографировать товарищей Титляева, Яковлева и шофера Волкова и снимки их доставить в Рогожско-Симоновский военный комиссариат в журнал «Военное дело», а также вывесить на видном месте в помещении караульной команды, дабы они служили примером образцовых красноармейцев, достойных всяческого подражания. Прочесть в командах, ротах и эскадронах».
Через некоторое время «Гуревич» был переправлен в ВЧК и впоследствии расстрелян. [40]
Незабываемое
В последних числах июня в Москве была произведена первая мобилизация в Красную Армию рабочих из бывших солдат царской армии. В связи с этим Рогожско-Симоновский районный комитет партии принял, наконец, решение удовлетворить желание красноармейцев нашего батальона о развертывании его в полк и об отправке на фронт.
Нужно сказать, что Рогожско-Симановский батальон был в значительной степени подготовлен для такого развертывания.
С первых же дней своего появления в красногвардейском отряде Логофет начал подбирать наиболее способных красноармейцев для подготовки из них командиров. Затем мы укомплектовали полковую инструкторскую школу. Курсанты этой школы были на положении рядовых бойцов, но их мы старались освобождать от нарядов, чтобы дать возможность учиться.
В инструкторскую школу допускались исключительно рабочие, в первую очередь — бывшие красногвардейцы, а также служившие в царской армии унтер-офицеры.
Вообще всех бывших унтер-офицеров, приходивших в отряд, мы брали на особый учет, подвергали испытаниям в знании военного дела и, если видели, что знаний этих у них недостаточно, посылали доучиваться в инструкторскую школу. Готовили в ней пулеметчиков, связистов, разведчиков...
В те дни было совершено провокационное убийство германского посла графа Мирбаха. В связи с этим в Москве проходили митинги, собрания. Состоялось такое [41] собрание и в нашем батальоне. В единодушно принятой резолюции говорилось:
«Мы, караульный батальон Красной Армии Рогожско-Симоновского района, услышав о требовании германского правительства ввести в Москву империалистические войска, как один человек, заявляем: приспешникам буржуазии и империализма нет места в социалистической Советской республике; все товарищи красноармейцы и товарищи рабочие в этот грозный час должны сомкнуться стальным кольцом вокруг Советов. В ружье, товарищи! Российская Советская Республика в опасности! На карту поставлены все завоевания революции. Долой империалистов, долой буржуазию, вся власть Советам! Да здравствует Российская Советская Федеративная Республика!»
Летом 1918 года каждую неделю по четвергам в саду имени бывшего председателя революционного комитета Рогожского района Н. Прямикова устраивались митинги для рабочего населения района, на которых выступали как местные товарищи, так и представители из центра. Два раза, насколько помню, на эти митинги приезжал товарищ Ярославский. Здесь он познакомился с 38-м полком, и это знакомство, в дальнейшем укрепившееся, имело для нас большое значение.