«Маджестикс» был баром прям за кампусом, где собирались все молодые студенты колледжа. Он будет переполнен девятнадцатилетними и двадцатилетними детьми, особенно в пятницу вечером. Не совсем то место, где будут рады тридцатипятилетнему мужчине.

Когда я открыл рот, чтобы ответить, моё внимание привлекли внутренние стороны его голых рук, и я замер. Они были усыпаны широкими шрамами. Не одним или двумя, а дюжинами на обеих руках. Большинство были толстыми и вздутыми, а несколько были просто тонкими серебристыми линиями. На руках едва ли было свободное от меток место, и у меня отвисла челюсть.

Когда Коэн понял, почему я остановился, он пожал плечами и закатил глаза, прежде чем повернуться обратно к зеркалу.

— Не беспокойся об этом, детка, это помогает избавиться от гадостей.

«Гадостей?» Этот вопрос крутился на кончике моего языка.

Покопавшись в разбитых воспоминаниях о статьях, которые прочёл, я вспомнил, что зачастую альтеры хранят тайны прошлой травмы хозяина за крепко запертыми дверьми. Недоступными ни для кого, включая высококлассных терапевтов, которые могут работать годами и пытаться их выявить, и не всегда это проходит успешно.

— Итак, «Маджестикс». Что ты думаешь?

Коэн вырвал меня из круговорота мыслей и вернул в настоящее. Возможно, упоминать его руки было не безопасной темой, и мне следовало поддаться тому, что предлагал он.

— Эмм… Мой друг Эван сказал, что сегодня в «Инфернос» играет хорошая группа. Я не уверен, что «Маджестикс» в моём стиле.

Коэн хохотнул и отвернулся от зеркала. Он пересёк комнату уверенной походкой и похлопал меня по груди, проскальзывая мимо и выходя в коридор, который вёл к входной двери.

— Брось, ты не такой старый.

Я не чувствовал себя таким старым, пока Орин не ушёл, и не пришёл Коэн. Плывя по течению, я пошёл за ним и нашёл свою обувь. У меня складывалось ощущение, что Коэн намного младше Орина, только я не помнил, насколько младше.

Дорога до «Маджестикс» была… странной. Моему мозгу требовалось время, чтобы осознать факт, что мужчина рядом со мной — хоть и выглядел точно как Орин — не был Орином.

Он был самоуверенным и смелым — две черты, которых не было у Орина. Должно быть, моё напряжение было заметным, потому что через несколько тихих минут рука Коэна легла на моё бедро. Выше, чем в дружелюбном прикосновении, и несмотря на неожиданные обстоятельства, по моей коже расползлось тепло от прикосновения.

— Ты в порядке, детка? Если ты не танцор, мы можем просто потусить и немного выпить.

Раньше в тот день я пришёл к выводу, что меня физически влечёт к Орину, но ещё я отмахнулся от этого по многим причинам. Во-первых, я не был уверен, что Орин вообще гей. Во-вторых, он был таким мучительно робким, что если бы я спросил его об этом или каким-то образом предположил, ему стало бы ужасно неуютно. Прикосновение Коэна вызвало несколько вещей, ни одна из которых не помогала мне избавиться от замешательства.

— Я мало танцую и не особо хорошо. Но ты можешь веселиться, — я улыбнулся в его сторону и вернул взгляд на дорогу. Через минуту он убрал руку и откинулся на спинку сидения, глядя вперёд.

Когда мы приехали в «Маджестикс», была почти половина одиннадцатого. Посетители бара только начинали приезжать, и многие компании молодых студентов тусовались на парковке, разговаривая, смеясь и куря. Коэн наблюдал за ними с вспышкой интереса, пока мы выходили из машины.

Изнутри звучала музыка, пока мы подходили к входу, и улыбка Коэна стала шире. Достаточно странно, он находился в своей стихии. Внутри он пошёл впереди меня к бару, но несколько раз оглядывался через плечо, чтобы убедиться, что я иду следом. Его бёдра двигались под музыку, пока он шёл, и он улыбнулся нескольким людям, когда они встречались взглядами.

Он схватил меня под руку, когда я его догнал, и мягко сжал, наклоняясь, чтобы прошептать мне на ухо:

— Что ты пьёшь? — свежий запах его одеколона и его дыхание на мочке моего уха лишили меня сосредоточения. — Я угощаю, только выскажи свои пожелания, — затем он хохотнул, мягко касаясь губами моей кожи, прежде чем отстраниться.

Он определённо флиртовал, но я разрывался по поводу того, что чувствовал насчёт этого. Если я буду флиртовать в ответ, как это повлияет на нашу с Орином дружбу? Кроме того, много чего казалось неуместным.

— Пиво подойдёт. Любое разливное. Спасибо.

Коэн улыбнулся, проводя ладонью вниз по моей руке, по пути сжимая мой бицепс.

— Расслабься.

В его глазах был лёгкий блеск под тусклым светом бара, и я искал любые признаки Орина. Но его не было. От него не осталось ни капли. Это было нереально.

Коэн облокотился на бар, ожидая, пока его кто-нибудь обслужит. Его зад был выпячен и двигался под ритм. Пока он стоял ко мне спиной, я огляделся. Было многолюдно и шумно. Я узнал нескольких одногруппников за одним из столиков, но остальные посетители были незнакомцами. Как я подозревал, большинство присутствующих здесь людей были очень молоды.

Коэн развернулся и протянул мне мой бокал пива, оставив себе какую-то фруктовую смесь.

— Там есть столик, — он указал в ту сторону подбородком. — Хочешь присесть?

— Конечно, — я улыбнулся сквозь своё беспокойство и пошёл впереди него.

Как только мы сели, я сделал большой глоток пива, думая, что сказать. Внимание Коэна было повсюду, и он излучал восторг. Стараясь не пялиться на его изрезанные руки, кожа на которых практически деформировалась из-за множества шрамов, я поправил свои очки и едва заметно проследил за его взглядом. Казалось, его не заботило, что шрамы открыты, так что я старался не таращиться.

Когда он начал подпевать музыке, я вернулся обратно. Обе его руки обвивали высокий бокал, и он двигал телом, напевая слова, пока наблюдал за мной. Не было никакого беспокойства или застенчивости, хоть он пел ужасно негармонично и мямлил большинство слов.

Когда наши глаза встретились, он рассмеялся и пожал плечами.

— Плевать, песня хорошая.

Я не собирался признавать, что не знаю её. Это было что-то новое, чего я никогда не слушал. Коэн явно хорошо проводил время, и мне не хотелось делать что-то, что этому воспрепятствует. Я понятия не имел, часто или нет он выходит из дома и веселится. В этот момент я действовал вслепую, и было такое ощущение, что я не знаю абсолютно ничего.

— Так почему ты вернулся на учёбу и ходишь на вечерние занятия? — спросил он, изогнув бровь, прежде чем отпить свой коктейль через извилистую трубочку. Его лёгкий дефект речи только увеличивал моё влечение. Это придавало ему дополнительное очарование, что я не мог игнорировать.

Я улыбнулся от вопроса. Мы с Эваном много спорили об этом.

— Честно говоря, и не говори это Эвану, но мне нужны были перемены. Моя жизнь стала монотонной и предсказуемой. Я хожу на работу, прихожу домой, ем, сплю и повторяю всё заново. По выходным я тусуюсь с Эваном или сижу один дома и смотрю телевизор или читаю. Мало жизни. Мне начинает становиться скучно весь день считать цифры.

Он подпёр подбородок раскрытой ладонью.

— И тебе пока что нравится?

— Наверное. Не уверен, что я отучился достаточно долго, чтобы судить. Иногда я чувствую себя не в своей тарелке. Я не тот же человек, которым был десять лет назад, когда учился в колледже.

Нога Коэна прижалась к моей ноге под столом. Это было намеренно, и хоть я не был уверен, как отношусь к его излишнему флирту, я не отодвинулся. Моё тело было убеждено, что это нормально, и трепетало от контакта.

— И как ты изменился?

— Больше жизненного опыта. Стал на десять лет мудрее, — рассмеялся я. — Я не знаю. Я не так сосредоточен, как десять лет назад. Но тогда мне было интереснее общаться и ходить на вечеринки, тогда как теперь я больше сосредоточен на своей карьере и будущем. Я практически старик, знаешь ли.

Он фыркнул и прикрыл рот, прежде чем махнуть рукой, отмахиваясь от комментария.

— Я тебя умоляю, ты совершенно не старый. Нельзя забывать иногда веселиться. Нельзя быть постоянно серьёзным.