Дьяк от Воскресенска съездил в Москву, где доложился в Патриархии по всем вяземским наблюдениям, порадовав владык размерами помощи, оказываемой церкви. Он же довёл предложение Михайлы на выплату десятины на десять лет вперёд, согласованным платежом, причём в золоте. Выбор прост: или ежегодно разбираться в доходах князя и ждать очередной оплаты, или получить сразу три бочонка с золотыми монетами. Вроде бы по частям могла большая сумма набежать, но на деле не было гарантии, что Вяземскому будет постоянно везти с продажами. А вдруг где-то что-то не так пойдёт. Или сам налогоплательщик в опалу попадёт и всего лишится. В конце концов, где-нибудь в бою погибнет! А три бочки жёлтых кругляшей - это почти сто тысяч ефимков в пересчёте. Чего же бога гневить и в грех стяжательства впадать? Так что "одобрямс" был вынесен и передан по назначению. А для большей надёжности, оплату решили забрать прямо на месте, заодно дополнительно освятив всё, что под руку попадётся. Ничто не обходится так дёшево и не ценится столь дорого...

   Василий Голицын, вернувшись, сразу приступил к обихаживанию лиц влиятельных и весомых. Первой жертвой явился сам Иван Милославский, чтобы на пузатых мелочей не размениваться. План задвигания царевича в дальние дали с предоставлением персонального полка выглядел необычно, но не требовал особых усилий. А так как он явно был на руку даже оппонентам, татарам Нарышкиным, то можно было выгодно побипартизанить по принципу: "Ты - мне, я -тебе". Мол, уступите нам в одном, а мы сплавим "излишка" куда-нибудь в Тьмутаракань и пусть там тараканит от всей души. В конце концов, сиё предложение довели и до государя. Царь Фёдор Алексеевич, конечно, любил младшего брата, но приближение наследника требовало внимания, которое предстояло отнять у Иоанна. Начинающийся атеросклероз мешал глубоко вникать и хотя Фёдор Третий такого термина не знал (как и само слово "термин"), тем не менее от болезней мучался. Да и доверять братцу Ивану своего первенца, в случае собственной смерти, не собирался.

   Так что, все дебаты свелись лишь к размерам выплат на содержание полка, самого царевича и привлечение достойных стольников Его Царскому Высочеству. Четырнадцатилетнего парня тупо скидывали на плечи Вяземского, делая вид оказания суперблагодеяния. Хорошо хоть смертный приговор не прописали, или постриг в монахи, в виде профилактического средства!

   Четвёртый Резервный, вместе со своим посадом, был выделен в качестве личной гвардии, чем создали прецедент, о котором никто пока не задумался. Все были увлечены другой интригой - наследником и сопутствующими ему коловращениями. Голицын отправил курьера на деревню к Мишке, вызывая его и Ивана заняться оформлением бумаг и самим полком.

   - Михайла, как же я здесь порядок наведу, да стрельцам жизнь обустрою? - удивился Иоанн, увидев посад, - Тут всё вкривь да вкось, места ровного не сыщещь.

   - Эх, Иван-царевич, в том то и радость созидания заключается. Из хорошего, да добротного сделать получше всегда легко. Но неинтересно! Попробуй такое стращилище превратить в нормальное жилое место и людям новую жизнь дать, - улыбнулся Вяземский, - тогда сам себе горд будешь и уважать себя поболе станешь!

   Действительно, посад выглядел, как назло, грязным и запутанным, по сравнению с Мишкиным посёлком, хотя мало отличался от остальной Москвы. Две кривые улицы пересекались столь же загогулистыми переулками, болотце соседствовало с лужком и каменной пустошью. Четыре зацветших ручья рассекали слободу, впадая в Москва-реку, на которой виднелась полусгнившая деревянная пристань. Скученные дома, лавки, мастерские, склады ни разу не радовали глаз, но, тем не менее, люди как-то жили здесь. Стрельцы резерва, итить-колотить!

   Общее построение сразу выявило гору недостатков, начиная с чистых, но латанных кафтанов и неприглядных сапог и шапок. Воины третьего сорта и обеспечивались третьесортно, а в Приказе и эти крохи разворовывались наполовину. Оружие, как будто специально, было изготовлено при царе Горохе и просилось к боярыне Едрёне на пенсию. Найдись крикун-бунтарь и эти, доведённые до отчаяния бойцы, тут же поддержали бы любой бунт. Хоть за правду, хоть за кривду, хоть за Белый Дом, хоть против него! Единственными местными процветающими заведениями оставались два кабака во владении откупщиков. Всё-таки, до сорока процентов налогов составляли как раз-таки питейные откупы и сиё дело следовало блюсти праведно "дабы убытку казне не было".

   - Ты, Иван Алексеевич, имей в себе народную мудрость: "Глаза боятся - руки делают!", тогда всё получится, - советовал один юнец другому, - Составишь план действий и, по нему, будешь приводить своё хозяйство в порядок. Главное, не спеши делать всё сразу, а двигайся шаг за шагом. Моя Беспутка тоже была убитой напрочь, но теперь из гадкого утёнка получилось Беспутино, где мы с тобой живём. Поди плохо выглядит?

   - Ох, Мишаня, ты прав. Коли сделаю порядок в малом, тогда и сам научусь управлять и себе помощников подготовлю на будущее.

   Громадьё планов по перестройке посада и полка увлекло обоих прогрессоров. Денег из казны, ясен пень, ни на что не хватало, поэтому Вяземский выделил в дар бочонок золота, весом в три тысячи дублонов и добавил двоих, самолично подготовленных, инструкторов. Одного по физподготовке, другого по владению боевым шестом. С чего-то надо же начинать?

   Для изменения рельефа наняли более сотни безработных и перевели в Москву четырёх прорабов, прошедших Беспутинские университеты. На зачистку и выпрямление, хотя бы одного ручья, привлекли вольных, желавших подзаработать и часть жителей посада, не входящих в стрелецкие списки. Другая часть, возглавляемая Ховиком (одним из сыновей Вазгена), начала строительство полноприводной казармы на пустоши. Вроде, обыденное дело, но и камень под ногами в наличии и, со временем, военная база получится. Со стенами, конюшнями, столовыми и прочими стрельбищами.

   Из трёх сотен стрельцов резерва вычленили сотню, которую тут же отправили в лесной лагерь на подготовку и вторичный отбор. Ещё несколько десятков остались для местных тренировок и обучения, ожидая своей очереди пожить в захолустье. Всех остальных вывели из разрядных списков и разделили на две части. Одни, проявившие себя толковыми ремесленниками, купцами и прочими полезняками, остались в посаде. Другим помогли переселиться, а чтобы не гундели - достойно доплатили им за неудобства. Для отбора кандидатов на службу был организован лагерь-времянка, где добровольцы, претендующие на будущие гвардейские льготы, сполна отведывали солдатского "карантина".

   Для пошива новой формы, Иоанн Алексеевич нанял толковых исполнителей, имевших свои поставки материи и других комплектующих. Он выбрал бежевый цвет для парадных кафтанов венгерского кроя и тёмнокоричневую полевую форму со светло-коричневыми разводами камуфляжа. Комплекты летней формы исполнялись по образцам, созданным под руководством Михайлы для "тигрят". Короткополая рубаха из плотной материи, штаны и куртка. Сапоги заказывались сразу со вшитыми в них пластинами и наколенниками. Для тренировок с отягощениями, из Кремля вывезли все устаревшие кольчуги и проржавевшие панцири. А вот порох пришлось заказывать, так как стрелковая подготовка намечалась по полной форме.

   Царевич, полностью влившийся всей душой в процесс, обзавёлся личным секретарём-сверстником. Воскресенский дьячок Филя, обладал каллиграфическим почерком, парой переносных чернильниц, набором перьев и необыкновенной жаждой к изучению всего нового. Его рясу слегка укоротили для пущей мобильности и нацепили на рукав повязку с надписью "Писец царевича Иоанна", которой паренёк гордился, а окружающие побаивались. В будущем, если владыки дадут добро, на рукав собирались пришпандорить соответствующий шеврон. Иван выбрал для себя картинку с восходящим солнцем на фоне голубого неба. Добавка "царевич Иоанн" сопровождала должностные шевроны, будучи кратким вариантом от "Его Царское Высочество..." и прочей титулярной шелухи.