- Ну, ничего, молодо-зелено. Дивное покрывало вышло. Сказывай лучше, как самочувствие? Не жарко? Дай-ка ладошку, – я протянул. Он в своих сжал, глаза закрыл. – Все хорошо, наконец-то, – отпустил руку. Сел рядом. Вздохнул тяжело. – Повиниться перед тобой хочу. Прости старика. Ведь знал, какого ты роду-племени, а как в твоем роду дела деются – не ведал, да не поторопился все разузнать точнее, думал, время еще есть. Ты ж дитя дитём. А тебя вона, как накрыло. Быстро. И трогать тебя нельзя было. Иначе переломали б тебе все руки-ноги. Хрупкий был, как льдиночка. По-правильному, тебе надо было в горах переждать, во льду, как предки твои. Тогда такого резкого отката не было бы. И не полгода б лежал, а пару месяцев. Не успели. Да и не знали ведь толком. Ты как свалился, тут я и заполошился, всех знакомцев поднял. Хорошо, подсказали мне, что делать. Плохо, что поздно было. Эхехе. Пришлось оставить как есть, да твою комнату заморозить, как в ледниках горных, – он умолк. Сидит, ворот теребит. – Моя вина. И тут я снова опоздал. Думал, сегодняшней ночью отойдешь. А ты уже… Сильно испугался? По незнанию, да со страха… - я покивал. Эту истерику я не скоро забуду. Просыпаешься – а вместо рук-ног льда кусок, красота. – Хорош я, нечего сказать… Толком-то никогда не рассказывал тебе, кто ты, чего ждать-то. Как-то начал, да у тебя тогда только плясульки на уме были, небось, и забыл, как прочь вышел? Не морщи лоб, вижу, что не помнишь. Моя вина. Не нашел потом времени, – он опять замолк, голову склонил.
- Я теперь ярра?
- Теперь? Сразу был, как в наш мир вошел. Только кровь спала, – очнулся он. Опять затих.
- И теперь как?
- Да вот думаю… Сам я тебе ничем помочь не могу, как с силой твоей быть – не знаю, она в ближайшее время скакать будет, пока не успокоится. Где-то надо учителя взять. Твоей родни-то уж давненько никто не видывал. Может, из мира ушли, не знаю. А учитель нужен. Как перепугаешься, да подморозишь пол-леса. Дааа… дела…
Опять умолк. Сижу, жду, а он не торопится. Да что ж такое, я - пострадавшая сторона, и должен из него как клещами вытягивать? Хоть пинка давай для разгона старости! Всегда такой шустрик, а сегодня что, погода нелетная?
- А… «ближайщее время» - это сколько? – не выдержал я.
- Да недолго, лет пять-шесть.
Ого, меня пять лет колбасить будет, и я должен каждый день ждать, что кого-нибудь в сосульку превращу ненароком? Ужас! Срочно учиться!
- Что с учителями? Как учиться? Куда-то ехать?
- Что? – опять очнулся дед. – Нее, ты точно никуда не поедешь. Тебе сейчас нельзя, ни-ни. Я с друзьями связался, скоро ответят. Учитель будет, сюда приедет. Только не знаю, как скоро. До зимы, надеюсь, успеют, еще пара месяцев есть, а то перевалы завалит, в зиму не пролезут. Ехать-то долго, а маяков для перехода сюда ни у кого из мира нет, без надобности как-то было.
Маяки для перехода? Это как? А вообще, откуда учителя возьмутся? И кто это будет, если не перевертыши? Что, другие расы тоже магические? Дааа, Флерран, ты полный распиздяй. Как сюда попал, вроде хотел узнать, что вообще в этом мире делается, а потом ни одной книги не раскрыл. А ведь видел у медведей путеводитель по расам мира, да и к картам ни разу ни прикоснулся. Даже к деду не пристал, а ведь он знает все-все! Всё дела-дела были, носился, как в попу петухом клюнутый. Ну, и ладно. Теперь узнаю.
- Деда, а откуда учителя возьмутся?
- А? Чегось, маленький? – опять всполохнулся он. – Учителя? Дак из школ, откуда ж еще? Отвлекутся от наставничества, отдохнут от своих оглоедов, тебе сейчас важнее. Азам силы научишься, мы тебя этому не можем научить, у нас другая стихия, земля, камни, а у тебя - вода да воздух. Ну, не переживай так. Все хорошо будет. Тебе сейчас главное - не пугаться, тепло одеваться, хорошо кушать и весело смеяться. Понятно? – тыкнул легонько пальцем мне в лоб, лицо серьезное, а глаза смеются. Хороший он, зря переживает, и не виноват ни в чем…
- Понятно! – я взял его сухую ладонь в руку и поцеловал: – Спасибо, дедушка.
- Ээх, маленький… Да не за что… Бывай, пойду с батькой твоим потолкую.
Он встал, потрепал меня по голове и зашел в дом. Я дотронулся до головы. И чего всем не терпится мне волосы растрепать?! Взял косищу в руку. Капец они отросли. Раньше я всегда подстригал, когда ниже ушей опускались, мешались мне. А сейчас такую красоту отрезать жаль. Как иней сверкают, переливаются. И не мешают вроде, заплетенные. Придется Моррас меня заплетать, у нее так здорово получается: и широкие косы, и как колосок, и слева направо, и зигзагом, и сверху головы лежит, по всякому! Не отвертится!
Тут я заметил шальные мордахи близнецов, выглядывающих из-за угла, помахал им рукой. Ниррах осмотрелся, подошел тихонько:
- Дед ушел?
- Не, у бати…
- Тогда тикаем…
- Вы чё уже успели учудить?
- Те прям щас рассказать? Или подождешь до речки? Пошли, нечего бока греть на завалинке, Вирран заждался.
- Давай, только покатаешь меня?
- Ну, ты нахал, мелкий!
- Кто тут мелкий! Я тебя старше!
Зашли за угол, в гляделки играем. Кто кого переглядит.
- Вирран! Ну-ка, подь сюды, – брат подтащил того к нам ближе, сам рядом со мной встал. – Ну-ка, рассуди нас, кто тут мелкий?
Я прыснул со смеху. Эти лбы выше меня на голову, широкие в кости, массивные, мышцы стальные, не как у бати ещё, тот просто скала, но и не хлюпики мелкие, как я, что в пупок им дышит и запыхается, пока их кругом обходить будет:
- Конеечно, если рядом – так меня меж вами и заметить сложно!
- То-то же, мелочь!
- Все равно поехали!
- Ладно с тобой! Только шмотки сам попрешь, не хочу тащить.
***
Постепенно все наладилось. Близилась осень.
Я к себе новому привык. И к когтям, и к глазам.
Когти оказались натуральные, при попытке обстричь их я перерезал когтями лезвия ножниц. От шока минут пять сидел с обломками ножниц в руках, ничего вокруг не замечая, пока рядом не рухнул Террен, поскользнувшись на получившемся у меня нечаянно катке. Очнувшись, бросился помогать, да заливать пол горячей водой, потому как морозить – это вам всегда пожалуйста, а обратно – увы, никак.
Глаза – просто кошмар, как у кошки. Неудивительно, что я ночью теперь как днем вижу, даже читать в сплошной темноте мог. К этому ужасу меня всей семьей готовили, потому как понимали, что если я сам ненароком в зеркало взгляну, последствия будут самыми неожиданными. До сих пор вспомнить смешно, как меня под ручку к зеркалу подводили, просили не переживать, что я по-всякому хорош, меня любого любят, а не желаю ли я перед этим делом пирожочка? Нет? Ну, ладно, держись, маленький наш… После этого я не выдержал и заржал.
Так что вертикальным зрачкам я не сильно испугался. Я ж по-всякому хорош?
Как-то так.
Меня не пугали, сильно не напрягали, кто-то из близнецов был постоянно рядом, сестра научила волосы заплетать и тоже часто со мной сидела, рисовала, у нее неплохо получалось, рука легкая и глаз точный.
Эта полугодовая спячка меня пугала, я боялся, что потерял сноровку так же, как и четверть своего веса. Так что каждое утро я начинал с пробежки и комплекса упражнений, которые умудрился почти забыть, чтоб нарастить утраченную мышечную массу, затем весь день тренировался, как ненормальный, метал ножи, стрелял из лука, вспоминал приемы и блоки ближнего боя. В один чудесный день я вспомнил о подарках на свой день рождения, который был – подумать страшно! – больше полугода назад. Новые ножи были легкими, с отличным балансом, летали, как серебристые молнии, вонзаясь точно в цель. Лук был слабоват, пришлось перетягивать, наверное, сказалось столь долгое лежание без дела. Но рука помнила, стрелы летели кучно, аккурат в яблочко.
Мое издевательство над собой прекратил ведун.
Пришел в один из дней, посидел на пеньке, подождал, пока я закончу комплекс, и спросил, а что это я такое делаю? Я начал объяснять. На это он махнул рукой со словами, что все зря, и ничего уже не исправить. Теперь я, как и все ярру, буду тонким и хрупким, и я могу даже не надеяться поправиться. «Смирись, сын, ты такой навеки»… мерзкий старикашка! Но все же смилостивился разъяснить, что переживать причин нет, ярру – сильная раса была, пусть и мелкие, особенно по сравнению с перевертышами, но они - как ледник неприступный, камень живой, встанут скалой – не пройти. Использовали воду и лед, но ни разу не воины, больше художники, скульпторы. Красота и великолепие их городов поражали воображение, тонкие шпили, ажурные белоснежные дворцы стоят до сих пор, хоть и живут там теперь другие расы.