Через несколько часов, когда уже начало смеркаться, Яо зашла в мою комнату:

– Давай попьем чаю, и будем отправляться спать. Я еще раз поговорила с лейтенантом, он сказал, что мы можем пойти обследовать другой конец долины, так что завтра нам нужно пораньше встать.

– Хм, да наш вояка явно к тебе неравнодушен!

Яо слегка нахмурила бровки. Мы спустились вниз, на веранду, и выпили по пиалушке великолепного зеленого чая.

– Яо, а ты мне обещала показать, как китаянки бинтовали ноги! – вспомнил я.

Яо вытащила из-под столика ножку, сбросила матерчатую туфельку, и обнажила ступню (размера 33-го, если не меньше). Потом рукой загнула четыре пальчика, так что остался торчать только большой.

– Вот таким образом. А ходить они могли только в специальных туфельках.

Я, признаться, остался разочарован:

– Ну, и что же в этом красивого?

Мне показалось, что Яо обиделась:

– Не знаю, – ответила она, одевая туфельку обратно. – А нашим предкам нравилось.

Напившись чаю, мы разошлись по комнатам. Я улегся на простое крестьянское ложе и заснул сном праведника. Без сновидений – хотя, казалось бы, что может быть труднее, чем не думать о белой обезьяне? Разве что искать черную кошку в темной комнате под мат работающего там фотографа.

Утром я проснулся оттого, что Яо трясла меня обеими руками:

– Вставай! Вставай! – яростно шептала она.

– М-м! Что случилось?

Как всякий журналист, я не терплю ранних подъемов. С трудом я разлепил глаза и губы (ощущение было такое, как будто перед сном я с головой окунулся в бассейн с клеем).

– Ты правильно сказал! – от волнения в голоске Яо даже усилился китайский акцент. – Им не нужно было оставаться на ночь в лесу!

– Да что случилось, наконец?

– Что-то страшное!

– А!

Это я жутко зевнул (поверьте, звук этого зевка мог напугать толпы демонов). Спустил ноги с кровати и стал одеваться, совершенно не смущаясь присутствием Яо.

– Лейтенант бегает по деревне, как сумасшедший. Он уже был здесь и потребовал немедленно тебя разбудить.

– Чего ему надо?

Наконец я поднялся с кровати.

– Дай хоть лицо ополоснуть.

Яо провела меня к висевшему во дворе жестяному умывальнику с пипкой, из которого я и умылся. Глянул в зеркало, чтобы привести шевелюру в порядок…

В глубине отражения бился какой-то здоровенный солнечный заяц. Он напоминал ту тонкую полоску, которая начала сопровождать меня еще в Израиле, но теперь полоска изрядно увеличилась. А может, это отблески восходящего Солнца?

– Пошли!

Все еще просыпаясь, я побрел к калитке, спотыкаясь о собственные ноги. С улицы к забору подбежал лейтенант и закричал нам что-то страшным голосом.

– Почему ты спрашивал его об обезьяне? – перевела мне Яо. – Что ты о ней знаешь?

– Я просто пошутил, – никакого более разумного оправдания мне в голову не приходило.

– Солдаты, которые остались ночью в лесу – все убиты, – обычно Яо переводила бесстрастно, но сейчас ее голос дрогнул.

– Каким образом? Разложились, как тот коммунист, которого мы видели в той деревне? Да только не переводи ему, ты же видишь, в каком он состоянии! Сейчас он возьмет и нас арестует!

– Он говорит, что мы должны это видеть. Возможно, хочет заручиться независимыми свидетелями. Кстати, ты мог бы осмотреть трупы…

– Только умоляю, не говори ему, что я патологоанатом! Это будет выглядеть по меньшей мере…

– А сейчас он интересуется, о чем мы говорим, – перевела мне Яо очередную реплику летехи.

– Скажи – совещаемся, что одеть в лес.

Вернувшись в дом, я надел высокие кроссовки, серую куртку из плотной прорезиненной ткани, Яо же натянула резиновые сапожки (типа тех, что в советское время продавались в «Детском мире») и штормовку, из того гардероба, в котором строили БАМ.

До опушки леса нас живо домчал армейский грузовик, а там мы слезли и пошли пешком. Лес, к счастью, был не очень густой (издалека он казался мне непроходимыми джунглями, и я уже боялся, что путь придется себе прорубать с помощью мачете).

– Далеко-то идти хоть? – спросил я, чтобы как-то разрядить обстановку (лейтенант молчал, как рыба, и поминутно оглядывался, кроме того, нас сопровождали трое солдат с автоматами наперевес).

– Чуть больше двух километров, – перевела мне Яо ответ.

– Тебе не тяжело так быстро идти?

– Нет, – моя верная спутница улыбнулась. – А вот если бы мне с детства бинтовали ноги, то я без специальных туфелек и шагу бы сделать не могла, да и в них ходила бы с трудом. Знаменитые красавицы древности в город выходили только на паланкине. Так что тебе и офицеру пришлось бы взять носилки на плечи… а я бы лежала там, как императорская наложница.

Яо звонко засмеялась. Лейтенант резко повернулся и что-то недовольно сказал, так что Яо принялась виноватым голосом оправдываться.

– Видно, произошло, в самом деле, что-то очень серьезное, – сказала она мне уже вполголоса.

В течение получаса мы добирались до места. Наконец деревья чуть поредели, и мы вышли на небольшую поляну, посередине которой была разбита армейская палатка. У входа в палатку лежали четыре пары носилок, на которых что-то было прикрыто черным пластиком.

– Вот, полюбуйтесь! – лейтенант, подойдя к носилкам, наклонился и откинул пластик.

Яо вскрикнула и уцепилась за меня.

У лежащих солдат отсутствовали черепные крышки, а мозг из черепов был вынут. Причем сделано все было достаточно грубо…

– Спокойно, Яо, спокойно, – похлопал я китаяночку по плечу (она отвернулась от ужасного зрелища и уткнулась в меня лицом). – Мы всего лишь убедились, что китайцы без мозгов жить не могут. А вот кое-кто из моих соотечественников отсутствия мозгов в черепной коробке даже бы не заметил.

Тем не менее, Яо на несколько минут потеряла дар речи – а значит, и способность переводить. Я знаками показал лейтенанту, что хочу осмотреть трупы. Он широким жестом указал на останки несчастных солдат – дескать, пожалуйста!

– Яо, сядь где-нибудь в сторонке и дыши глубже, – крикнул я, – а я за это время попытаюсь разобраться, что здесь произошло.

Переводчица благоразумно последовала моему совету, а я обратился к трупам.

Первое, что мне бросилось в глаза – у всех четырех погибших я обнаружил гематомы по всему телу. Скорее всего, их сначала оглушили, а уж потом вынули мозги. И, слава Богу, что в этот момент они были без сознания.

Меня передернуло при мысли о том, что нам с Яо нужно будет еще лазить по этой зловещей долине… Черт побери, да не самоубийца же я, в конце концов! Если мы благополучно выберемся из леса, я сюда больше не вернусь ни за какие коврижки – хотя бы наш редактор уволил меня и дал объявление о новой вакансии в газету «Клуба самоубийц».

Бормоча:

– Хотя бы перчатки какие были, что ли, – я заглянул в черепную коробку одного из солдат и поморщился от неаппетитного зрелища. Мозг явно выгребали лапой… А чего я ожидал? Что в китайских джунглях проведут трепанацию черепа?

– Яо, тебе уже лучше? – крикнул я.

– Немного, – ответила она слабым голосом.

– Тогда объясни мне, на кой черт нас сюда притащили, и зачем подвергают твою нервную систему таким испытаниям?

После кратких переговоров Яо с лейтенантом открылась интересная вещь. Оказывается, в руке одного из погибших был зажат клочок белой шерсти, которую наш отец-командир идентифицировал как обезьянью!

Особого энтузиазма это сообщение у меня не вызвало.

А может быть, я сплю? Не стоит исключать и такой вариант, что я все еще нахожусь в Пекине, в комнате даоса, и остекленевшим взглядом гляжу в его магическое зеркало… Признаться, эта идея немного меня подбодрила – ведь в таком случае все должно закончиться хорошо. Я проснусь и поеду в долину…

Тьфу, получается дурная бесконечность!

– Я могу посмотреть эту долбанную шерсть?

– Какую? – удивилась Яо.

– Потом объясню.

Лейтенант достал из кармана кителя пластиковый пакетик (специальный, для сбора улик – они ведь готовились подбирать остатки упавшего самолета), и протянул его мне. Внутри я разглядел какие-то белые волокна.