Егорушка тут же, в школьных сенях, надел куртку поверх своей заплатанной рубахи и в таком виде явился домой.

Глава IV

У ПРИЛАВКА

В школьные годы Егорушки произошли на Кривой Косе большие изменения. Рыбацкий поселок превращался в маленький порт. Удобное положение морского рейда по соседству с богатой станицей и с плодородным районом речек Еланчиков привлекло внимание дельцов. Кривая Коса стала застраиваться амбарами, пакгаузами, конторами и лавками. Появилась пристань, наехали новые люди. Отдельные хутора стали сливаться в одно селение.

Но прежним жителям этих хуторов жить стало не легче. Наоборот, старики вспоминали: «Эх, были времена! Помучаешься на льду с ватагой, зато заработаешь за зиму хорошие денежки, хватало чуть ли не на год. А теперь? Хорошо, если пробьешься до начала лета, и то спасибо!».

Рыбаки из казаков, имевшие землю, справлялись. Но таких безземельных пришельцев, как Яков Седов, один рыбацкий промысел не мог прокормить. Яков надеялся на старшего сына, Михаила, — подрастет, станет подмогой. Но Михаил, рано женившись, слепил себе отдельную хатку — и не только помогать, а к отцу ни ногой. И редко бывал на Кривой Косе Михаил: уходил вместе с женой в Керчь, работал там засольщиком на рыбалках у купца Керма. Теперь Яков возлагал все надежды на Егорушку, собирался пристроить его куда-нибудь на письменную должность. Грамотеям платят хоть не помногу, зато каждый месяц. Очень надеялся Яков на помощь сына.

Весной, в последний год ученья Егорушки, заходил к Якову учитель Степан Степанович поговорить о том, что надо бы Егору учиться дальше.

Таких способных не приходилось видеть, да и сам хлопец хочет учиться.

— Выучится — тебе же будет подмогой.

Яков на это ответил:

— Не до ученья нам, господин Оксенов, как бы только прожить! На Егора теперь одна надежда. Жить нечем становится. А на ученье деньги нужны. Откуда их взять? Сами видите, худо живем. Люди говорят: травка у вола под ногами — рад бы ее пощипать, да ярмо не пускает.

Степан Степанович пытался хлопотать в станице. Он рассказывал всюду о жадности к ученью и о способностях своего любимца, но ничего не добился.

— Будь ваш ученик казачьего рода, можно бы похлопотать о стипендии в коммерческом училище. Но чужому, простому крестьянину станичники стипендии, конечно, не дадут, — сказал Степану Степановичу инспектор народных училищ. — Нечего и хлопотать.

Конец ученью. Егорушка принес домой последнюю награду — томик Жюль Верна «Ледяной сфинкс» и похвальную грамоту.

Мать ходила по соседям, показывала бумагу с золотыми печатными буквами и говорила всем:

— Мий Егор мае похвальны лист!

Жаль было расставаться со школой, с учителем. Степан Степанович все знал, имел ответ на все, что ни спроси. Даже про звезды на небе мог рассказать. Однажды вечером он собрал ребят и объяснил движение небесных светил.

С того вечера Егорушка стал искать на небе одну звезду, неяркую и незаметную среди великого множества других. Она скромно горит в созвездии Малой Медведицы. Степан Степанович сказал:

— Эта звезда особенная, — все движутся, она одна стоит на месте, указывая прямо на север. Моряки по ней проверяют свой путь. Если идти дальше и дальше, в ту сторону, куда указывает эта звезда, — придешь на Северный полюс. Там она станет над самой головой. Но видеть там ее можно только в зимнее время, когда солнце зайдет на полгода. С весны и по осень на полюсе солнце не прячется, ходит по небу кругами. В ту пору там полгода день. Но полюс далек и людям недоступен. За безлесными, мерзлыми землями, за холодными морями и за островами, где под льдом земли не видать, — там полюс. Там не был еще ни один человек. Много храбрых моряков ходило туда. Никто не дошел. Многие погибли. Слава будет тому во всем мире, кто первым придет на полюс!

Со всеми этими рассказами, с учением, с любимыми тетрадями — со всем нужно расстаться, забыть.

— Пора работать. Не маленький. Другие давно отцам помогают, — ворчал отец.

Егора отдали в услужение к помещику генералу Иловайскому, внуку первого наказного атамана донского войска. Что делал у него Егорушка, никто из соседей не помнит. Сам он тоже не любил рассказывать про три месяца, прожитые у этого помещика. Видно, стало невмоготу — прибежал домой. Яков тогда находился в отлучке, а мать не бранила Егора за побег. Как раз в это время открылась на Кривой Косе новая контора помещика Фролова и лавка при ней. Мальчика взяли на побегушки. Он подметал контору и лавку, ставил самовар, исполнял поручения, которые давал приказчик. Приходилось и почту носить из станицы и в станицу, записки и письма помещику. Жалованья назначили два рубля в месяц.

На эту службу жаловаться не приходилось. Работа нетрудная, оставалось по вечерам свободное время сходить домой. По праздникам ездил рыбачить с отцом или помогал матери по хозяйству, когда Яков находился в отлучке.

Зимой хозяин рассчитал приказчика за какие-то плутни. Егорушка остался один. Фролов поручил ему присмотр за лавкой и за товаром. Нового приказчика сразу не мог найти. Пришлось хозяину через неделю приехать в контору самому. Он с удивлением увидел, что у Егора все в отличном порядке: и комнаты, и товар в лавке. Фролов решил назначить приказчиком Егорушку, жалованья положил восемь рублей, а если к празднику все будет в порядке и мальчик справится с делом, обещал прибавить.

Дома Егорушкой стали гордиться. Соседки начинали завидовать — восемь рублей каждый месяц! Восемь пудов хлеба! Пожалуй, теперь Седовы поправятся.

На службе приходилось держать ухо востро. Помещик был требователен, строг, приезжал всегда внезапно, часто требовал отчетов. Но у молодого приказчика все было ладно. Он всегда был на месте и вечно за книжкой. Видя, что страсть к чтению работе не мешает, помещик стал давать книжки из своей библиотеки, с условием относиться к ним бережно.

Время шло. Егорушка стал высоким светловолосым парнем. Фроловского приказчика знали и на Кривой Косе, и в станице. Кривокосские девушки стали на него заглядываться. В праздничный день бывало не одна из гулявших парами на морском берегу девчат смотрела искоса вслед, а другие — посмелее — заигрывали, толкнув, словно нечаянно, или обсыпав подсолнечной шелухой. Не беда, что приказчик и в воскресенье одет был попросту, не фасонисто, не то что Семка Николаев. Тот к каждому празднику покупал обнову: то сапоги с гармонным набором, то пояс с шелковыми кистями или алую сатиновую рубаху. Егорушке не на что было форсить: все деньги отдавал он семье. Зато дома было ему почтение. Когда отец бывал в отъезде, мать сажала Егорушку на хозяйское место, чашку с чаем наливала первому и заставляла младших ребят благодарить Егора «за хлеб, за соль», как благодарят родителей. Ребята слушались Егорушку и любили его. По праздникам приставали, чтоб рассказал что-нибудь. Чаще всего старший брат начинал рассказывать про заморские страны, из толстой книги «Жизнь народов». Эту книгу достал у хозяина и держал ее около полугода.

Испания, Бразилия, Китай, Индия — дальние заморские страны. Ах, если б все это увидеть своими глазами! Плыть бы через море, как изображено на картинке, на большом корабле с грузом пахучего сандалового дерева или кокосовых орехов, сражаться бы с тропическими шквалами и со страшными ветрами — «тифонами» — в восточных морях! Потом, истомленному долгим путем, выйти на сладко пахнущий берег и встретить чернокожих людей, несущих связки невиданных тропических плодов… Или отправиться в страну эскимосов по морю, через страшный водоворот Мальстрим, пробираться с замиранием сердца между высокими ледяными горами и взять на гарпун чудовище — единорога! Счастливые люди моряки-капитаны, они все это видят своими глазами, плавая из одной части света в другую, пересекая экватор. Вот это жизнь, — не соль отвешивать!