Бессмысленный, варварский обстрел Ленинграда на­чался недавно. С сознанием большой ответственности ра­ботали люди звукометрического пункта.

Красноармеец Озеров, только что получивший зада­ние, низко склонился над своим столом, изучая бумаж­ную ленту, на которой было зарегистрировано прохож­дение нового снаряда.

В землянку возвратился капитан Крихалев. Он при­нялся налаживать свой аппарат, вставляя в него новую ленту. Скоро журчание его машины слилось с общим равномерным шумом, производимым остальными при­борами.

Неожиданно Крихалев заинтересовался поведением красноармейца Озерова, сидевшего к нему спиной. Ка­питан стал все чаще посматривать в его сторону. Внача­ле ему показалось, что Озеров слишком много глядит по сторонам и, следовательно, не торопится с выполне­нием срочного задания. Затем он заметил, что красно­армеец вытащил из кармана смятую ученическую тетрадь и принялся ее внимательно читать.

Все это необыкновенно удивляло капитана. До сих пор красноармеец Озеров, бывший студент Ленинград­ского политехнического института, работавший при звукометрическом пункте вычислителем, служил приме­ром дисциплинированности и подчеркнуто-аккуратной исполнительности. Несколько дней тому назад он пред­ложил начальнику пункта отпустить его в Ленинград, с тем чтобы получить из лаборатории, где он раньше работал, измерительные приборы, в которых временно ощущался большой недостаток. И вот сегодня, вернув­шись из командировки, он держит себя очень странно.

Но то, что произошло дальше, окончательно порази­ло капитана.

Тихо и однообразно жужжали моторчики звукометри­ческих машин. Иногда совсем приглушенно доносилась в землянку далекая артиллерийская канонада.

Вдруг раздался громкий звук резко отодвигаемой и падающей табуретки.

Капитан увидел, что красноармеец Озеров быстро поднялся со своего места, держа в руках ученическую тетрадь, и, продолжая смотреть на нее широко открыты­ми глазами, бросился к выходу…

***

По тротуару одной из центральных ленинградских улиц почти бежала Зоя Леонтьева, аспирант Ленинград­ского политехнического института. Прохожие останавли­вались и, недоумевая, глядели ей вслед. Кроме взволно­ванного вида девушки, их интересовала одна маленькая подробность, которую, повидимому, совершенно не заме­чала сама девушка. За ней явно неумело следил низкого роста ефрейтор, одетый в потрепанную серую солдатскую шинель.

Сурово выглядела улица осажденного города. Нужно представить себе серое осеннее небо, мелкие капли вла­ги, почти висящие в воздухе, и блестящие от них гранит­ные фундаменты зданий. В разных, порой самых неожи­данных местах регулируются моторы боевых самолетов. Тревожно разносится их гул, то громкий, то медленно умолкающий. Люди, идущие вдоль тротуаров, торопливы и хмуры. Их лица особенно сосредоточены. А над всем этим царит равномерный и глухой стук метронома, раз­дающийся из всех уличных репродукторов.

Медлен и как будто торжествен ритм этих ударов. Он проносится над городом, как бы управляя размерен­ностью его жизни. Ленинградцы привыкли к нему. Он как бы неотъемлем от забот дневной суеты и от напря­женной тишины продолжительной ночи. Спокойный и медленный стук всегда говорит о том, что город-боец зорко стоит на страже. Но если тоскливый вой сирены, пробегающий по всей гамме, начиная от низких до самых высоких тонов, возвещает о приближении воздуш­ной опасности, то вслед за ним возникает уже частый и нервный стук метронома. Город меняет свой пульс. Он начинает биться усиленно, быстро, как в напряженном организме, готовом к борьбе не на жизнь, а на смерть…

Зоя остановилась у подъезда большого здания. Тот­час же остановился невдалеке и ефрейтор, следовавший все время за ней. Когда девушка скрылась в дверях, он медленно перешел на противоположную сторону улицы и принялся с сосредоточенным видом скручивать из газет­ной бумаги длинную козью ножку.

Сжимая в руках пропуск, Зоя торопливо поднялась по широкой мраморной лестнице й скоро очутилась в просторном кабинете, обставленном мягкой кожаной мебелью.

— Прошу садиться. Я вас слушаю, — раздался из-за стола добродушный голос.

Девушка заговорила быстро и энергично, нервно вер­тя в руках и без того измятый пропуск.

— Вы говорите, — сказал генерал, внимательно вы­слушавший ее объяснение, — что это не могут быть обыкновенные снаряды? Так-так… Интересно…

— Безусловно! — горячо продолжала девушка. — Моя установка, предназначенная для изучения электри­ческих напряжений в атмосфере, не в состоянии реаги­ровать на приближение обыкновенных снарядов. Это совершенно ясно…

— Так-так… И что же вы предполагаете?

— Можно предполагать все, что угодно, — продолжа­ла девушка. — Для меня ясно только одно: эти снаряды содержат в себе какое-то электрическое устройство… Может быть, немцы посылают нам… снаряды с автома­тическим управлением или управляемые по радио, — за­кончила она робко.

Генерал внимательно посмотрел на нее.

— Что-то нам пока ничего не известно о таких сна­рядах, — медленно проговорил он.

— Вот именно! Надо же принимать меры! — заволно­валась девушка.

Через несколько минут генерал провожал Зою к вы­ходу из своего кабинета.

— Так, значит, условились, — говорил он, пожимая ей на прощание руку. — Только смотрите, зря подвер­гать себя опасности не стоит… Бомбоубежище-то у вас там есть?

— Ничего, не беспокойтесь… Всего хорошего! — про­говорила девушка, улыбаясь, и скрылась за дверью.

Скоро по мокрому от дождя тротуару Зоя Леонтьева быстро возвращалась обратно. За ней попрежнему сле­довал маленький ефрейтор, весьма неискусно выполняв­ший свою роль сопровождающего. Особенно трудно ему пришлось, когда девушка села в трамвай. Он еле успел вскочить в тот же вагон.

Ефрейтор не оставил ее и тогда, когда трамвай оста­новился у парка, где находился Политехнический инсти­тут. Стараясь быть незамеченным, шел он за ней по песчаным аллеям, то ускоряя, то замедляя шаг.

Вдруг резкий, оглушительный грохот с необыкновен­ной силой ошеломил Зою.

Девушка свалилась на мокрую траву, инстинктивно схватившись руками за голову. Синие быстро чередую­щиеся круги поплыли у нее перед глазами. Сквозь на­зойливый, звенящий в ушах шум послышался совсем недалеко протяжный человеческий крик.

“Что это такое? Неужели я ранена?” — смутно про­мелькнуло в голове у Зои.

Подняться ей удалось с большими усилиями.

Она увидела сзади себя облако черного дыма. Отту­да слышался тяжелый и приглушенный стон.

“Это снаряд”, — пронеслось у нее в сознании.

Когда дым немного рассеялся, можно было разгля­деть, что вблизи разбитого дерева лежит на животе маленького роста человек в длинной, разорванной во многих местах и красной от крови шинели.

Вся испачканная кровью, тащила Зоя повиснувшего у нее на плече и еле передвигавшего ноги раненого ефрейтора. Совсем недалеко продолжали через равные промежутки рваться снаряды. Они пронзительно свисте­ли, улюлюкали, а иногда проносились над головой со страшным ревом. Вблизи никого не было видно. Обычно в таких случаях люди прятались в бомбоубежища или плотно прижимались к стенам. Наконец, у самого входа в институтское здание обес­силевшую девушку встретили два красноармейца. Они бросились ей на помощь и бережно приняли на руки стонущего человека.

— Вот беда-то какая! — посочувствовал Зое один из красноармейцев. — Положить-то некуда! Госпиталь еще не развернут. Врачей поблизости нет. Куда же мы его понесем, а?

— Несите его ко мне наверх, — проговорила Зоя и быстро зашагала вперед, указывая путь.

Длинный институтский коридор гулко отозвался на тяжелые приглушенные стоны.

Перед дверью в свою лабораторию девушка удивленно остановилась. У входа стоял часовой, глядевший на ее испачканное кровью пальто немного подозри­тельно.

— Вы куда, гражданочка?

— Мне сюда, это моя лаборатория! Я здесь рабо­таю, — ответила Зоя.

— Предъявите документы!

Зоя протянула ему свое старое институтское удосто­верение.