Естественно, я ее послал. Я был просто в ярости. Такие бизнесмены подобны мародерам в военное время.

Знаю я одного типа, совсем, можно сказать, мальчишку. Он торговал нашей нефтью за рубежом, разумеется, с баснословной прибылью — для себя. Почему он занимался этим делом, а не государство? По какому такому праву? Он что, владелец нефтяных скважин? Сейчас этот негоциант в бегах. Боится, видимо, что придется держать ответ за свои дела.

Кто нам объяснит, почему весь российский кинопрокат отдан в частные руки? Во все времена кино у нас было делом государственной важности и приносило большую прибыль. А теперь отечественного кинопроката фактически нет — невосполнимая утрата и для кинематографа, и для зрителей, и для самого государства.

В торговле алкоголем вроде наводят порядок: она опять станет государственной монополией. Но жизней сотен тысяч людей, отравленных ядовитыми суррогатами, уже не вернешь. И денег, нажитых за эти годы целой армией уголовников на преступном бизнесе, в государственную казну не положишь.

Продано и расхищено пока не все, кое-что осталось. Но если еще в чей-то кабинет ворвется такая вот баба с предложением торговать тем, что сама не производит, и наши приватизаторы еще поднатужатся, тогда государству точно будет гроб.

И заслуженно. Потому что нельзя доверять ответственные посты людям, которые собственную выгоду и амбиции ставят превыше всего. Нельзя отдавать рынок на откуп нечестным дельцам. Нельзя отдавать свой народ в жертву сомнительным экспериментам. Надо отвечать за свои дела. Народу нужна законоответственная власть, которая заботилась бы в первую очередь о нем, а не о себе, государство, которое выполняло бы свой долг по отношению к гражданам.

Никаким клятвам и заверениям народ уже не верит. Он готов верить колдунам, ясновидящим, экстрасенсам, но не тем, кто неутомимо призывает его к чему-то с экрана телевизора, с думской трибуны, со страниц газет.

Посмотрите сегодня на наших правителей — как они борются за власть! Уже и владеть-то нечем, но идет страшная драка на глазах всего народа, которая вызывает у нормальных людей отвращение. Во имя чего они борются, разве они знают, как изменить нашу жизнь?

А если знают, то почему не действуют в нужном направлении сейчас? Ведь все эти люди какую-никакую власть уже имеют. И наобещали с три короба на выборах.

Уклонение от своих обязанностей ведет к обману народа. Мы в большинстве своем граждане законопослушные и платим налоги исправно. Наше дело знать, куда эти деньги деваются. Такое впечатление, что в прорву проваливаются.

В Америке сурово карают за неуплату налогов, и совершенно справедливо, потому что они идут на укрепление мощи государства, на его дальнейшее развитие. Есть деньги у государства — значит и население благоденствует, и в его кровных интересах делиться своими доходами с государством. У нас же сегодня на все один ответ: нет денег. Нет денег, а понастроены банки-небоскребы, шикарные офисы, коттеджи-дворцы, виллы-крепости, по телевизору вперемешку с голодающими людьми показывают банкеты, презентации. Миллиарды долларов — сегодня, когда у нас кризис! — каким-то образом переправляются за рубеж.

Я не раз давал себе слово не читать газеты, потому что, кроме нервного расстройства и удрученности по поводу состояния дел в стране, ничего они не приносят. И в этот момент, когда тебе непонятно, что происходит у тебя под носом и что тебе преподнесет завтрашний день, ко мне обратилась газета «Московские новости» с предложением ответить на ряд серьезнейших вопросов. Например: будут ли в XXI веке диктаторы? Возможна ли диктатура? Будет ли семья?

В меру своих сил и способностей я попытался ответить на эти вопросы. Помимо желания заглянуть в будущее, меня вела надежда, авось, выплывем как-нибудь, вдруг да озарят меня мысли по этому поводу! Но когда я стал прикидывать, что нас ждет, я понял по логике вещей, что и дальше ничего хорошего с нами не произойдет.

Будущего нет без настоящего. В любом предвидении можно исходить лишь из того, чем я жив сегодня, что меня тревожит, какие проблемы я пытаюсь решить.

Я думаю, что диктатор типа Сталина или Гитлера может родиться. Прежде всего потому, что люди запутались и не знают, чего им желать, даже богатство уже не утешает, так оно временно, постоянно тревожит и требует охраны. Что имущество — жизнь в опасности. Смотришь телевизор, как будто в щелку видишь что-то страшное, и понимаешь при этом, что все это происходит не где-то далеко, на другой планете, а рядом, за тонкой фанерной стенкой, которую сломать ничего не стоит. И вот, если появится человек железной воли, который прежде всего намерен (обещает) освободить тебя от этого страха, — ты поверишь ему.

Что касается демократии, то как бы она ни была несовершенна, лучшей формы человеческого общежития еще никто не выдумал. Другое дело, что в России демократии никогда не было и неизвестно, будет ли вообще.

Если определить вектор морально-нравственного состояния современного общества, то жестокость возрастет, а нравственность будет падать.

Я еще помню время, когда в деревенских домах не было замков посмотрите, как мы живем сегодня в Москве: железные двери, решетки на окнах, сто систем защиты — просто зона какая-то, а не город!

Однажды какой-то мерзавец сообщил по телефону, что в здание нашего театра подложена бомба. Тревога, как это чаще всего бывает, оказалась ложной. Но чего нам стоила эта история! Мы поняли тогда, что в любую минуту, с любым театром, с любым из нас может произойти что угодно, и мы этому не в силах противостоять.

Мир приобретает все более жестокий оскал, противоречия обостряются до предела, ломаются выработанные веками нормы и традиции. Это происходит повсюду, не только у нас: человек звереет. Прежде он был вооружен верой и моралью, сейчас — взрывчаткой, автоматом, пистолетом…

В надежде хоть на какой-то покой и стабильность народ согласен на кого угодно, вплоть до диктатора во главе страны. А это опасно, так как и в будущем обрекает нас на жалкое существование.

Почему так происходит? Почему мы кружим на одном и том же месте?

Попытаюсь ответить на это иносказательно.

В Средней Азии есть такой вид охоты — беркутчи. Охотник сажает себе на руку, в рукавице из прочной кожи, беркута, и, когда по полю бежит лисица или заяц, отпускает хищника. Тот взлетает и пикирует с неба на свою жертву, хватает ее когтями и с добычей возвращается к охотнику.

Спрашивается, чего бы ему не улететь, этому беркуту? Он ничем не привязан, крылья у него не подрезаны. Улетай! Тебе дали свободу. «Кровавую пищу» ты себе добыл.

Но ничего подобного: он возвращается и садится на руку охотника. Почему? А потому, что в течение определенного времени его приучают к этому довольно хитроумным способом — психологической обработкой.

Молодому беркуту надевают на голову шапочку, которая ограничивает ему обзор, и сажают на провисшую веревку. Вцепившись в нее когтями, он балансирует на ней, пытаясь сохранять равновесие. Устает он от этого смертельно. Изредка хозяин сажает его себе на руку, и беркут какое-то время отдыхает на неподвижной и твердой поверхности. Затем его возвращают на веревку.

Через какое-то количество дней качания на веревке и отдыха на руке беркут становится послушным воле хозяина и верным ему до конца своих дней.

…Мы ощущаем зыбкость почвы под своими ногами. Мы готовы пожертвовать многим, вплоть до свободы и собственной воли, чтобы обрести хоть временный покой.

Но крепкая рука чаще всего бывает жестокой для самого народа. За аморальность политиков он расплатится тем, что будет жить в бесправной стране. Не железная рука нам нужна, а сильная государственность, власть, главной заботой которой была бы не она сама, а человек.

Я не публицист, я актер и думаю, что свои мысли я смогу лучше выразить не в статье или в выступлении на митинге, а через роли, которые я играю.

В свое время я снимался в фильме «Частная жизнь» Юлия Яковлевича Райзмана, художника поразительного чутья на явления в жизни, определяющие ее суть. Бывает, что явление это только возникает, созревает, многие его еще не замечают, может быть, и чувствуют, но не могут сформулировать. Режиссер Райзман его четко ощущает и переносит на экран.