Коматозность. Это многое усложняло. Особенно отношения с Владиславом. А родители? Что скажут папа и мама, когда узнают? О том, чтобы поведать им правдивую версию случившегося, и речи быть не может. Ни им, ни Владу. Никому. Что будет с моим бизнесом, с 'Темной стороной'?

  - О Боже. - 'Скажи это, скажи'. - Я коматозник.

  - В самом деле, все не так плохо.

  - Нет, именно так плохо! Именно так, мать твою, плохо!

  - Так, приплыли, - Константин ударил по рулю. Я даже не шелохнулась, продолжая таращиться в одну точку. - Хочешь сказать, что мне надо было позволить тебе истечь кровью и умереть? - рычал он. - Ну извини, что поступил с тобой как распоследний ублюдок! Мой поступок, разумеется, не идет ни в какое сравнение с поступком Быка!

  А, к черту.

  Потеряв ко всему интерес, я залезла на сиденье с ногами, свернулась в клубок под тяжелой кожанкой и закрыла глаза. А, когда в следующее, как мне показалось, мгновение открыла их, Константин садился в авто, а вместе с ним в салон рвались снежные хлопья. Я не чувствовала не холода, ни тепла, только ноги скотски затекли. В руках Константин держал коричневый бумажный пакет с логотипом супермаркета.

  - Я кое-что принес.

  Я смотрела на то, как он извлекает из пакета упаковку влажных салфеток, достает одну салфетку и поворачивается ко мне. Запах свежести, чистоты. Жасмина. Он скрупулезно вытирал мое лицо, лоб, щеки, губы, шею, вытягивая из упаковки все новые, и новые, и новые салфетки, а грязные бросая на приборную доску. Все салфетки на приборной доске были испачканы чем-то бурым.

  - Ты мог забрать зерно, оставить меня где-то на обочине и просто уехать, - сказала я.

  Константин как раз наклонился к моему лицу и тер мою скулу. Его рассеянный взгляд обрел осмысленность.

  - Да, мог. Я так уже делал.

  Я отвела взгляд в сторону:

  - Так почему не поступил так снова?

  Он перестал вытирать мою скулу, из его рта вырвался полувздох, полустон, он откинулся на сиденье. Я провела рукой по лицу, облизала губы. На губах остался солоноватый привкус мыла.

  - Не знаю, - ответил он, наконец. - Я не мог позволить тебе умереть. Это все, что я знаю.

  В отсветах вывески супермаркета его лицо казалось эфемерным, словно бы сотканным из зеленого дыма.

  - Бык все еще в багажнике? - спросила я.

  - Конечно.

  - Почему он стрелял в меня?

  - Думаю, он стрелял в нас обоих, тебе просто... не повезло.

  Восхитительная формулировка. Если бы не Константин, я бы, дура, продолжала думать, что невезение - это когда ты торчишь в заторе два часа.

  - Понятно, - я отвернулась. - Зато повезло тебе. Зерно ведь твоим было. Что, теперь будешь шантажировать, тянуть из меня деньги? - Я сухо рассмеялась. - Любой другой на твоем месте поступил бы именно так.

  - Я не любой другой, - улыбнулся Константин. Нет, зло оскалился. - И вот что, Палисси: зерно не мое.

  - Класс. Теперь чувствую себя виноватой за то, что осталась жива. Вернее, стала коматозником.

  Константин какое-то время всматривался в мое лицо. Его глаза были взбешенными, но лицо оставалось равнодушным.

  - А ты, я посмотрю, зараза еще та, - сказал он. От вида его звериных зубов у меня по спине побежали мурашки. - Я не держу тебя, Рита, - он потянулся к дверце с моей стороны. - Ты свободна. У меня слишком мало времени, чтобы тратить его на тебя.

  Я сжала зубы.

  - А сколько у тебя есть?

  Он был так близко, мог повернуть голову и коснуться губами моего лба. Было видно, что мой вопрос огорошил его.

  - До утра, - ответил он внезапно осипшим голосом.

  - Отодвинься.

  Я стряхнула тяжелую кожанку с себя и вылезла из машины.

  - Ты приняла правильное решение.

  Да, знаю.

  Хотя я и чувствовала чуждое одеревенение в теле, однако рука с удивившей меня стремительностью метнулась и вцепилась в дверцу, когда Константин, перегнувшись через сиденье, попытался закрыть ее. Он поморщился.

  - Забыла что-то?

  - Я не ухожу, Константин. Далеко, по крайней мере. Я хочу повидаться с Быком. Он может ответить как на мои, так и на твои вопросы.

  Константин вышел из авто, снег заскрипел под подошвами его ботинок. Его слова неслись мне вслед:

  - Ну да, общественная стоянка - отличное место для выяснения отношений с пассажиром в багажнике. Первый представитель периферии настучит на нас в милицию.

  - Бык убил меня, понимаешь? - возразила я и открыла багажник. - Это дает мне некоторые преимущества. Нынче старина Бык обслуживает меня без очереди. Константин, - позвала я десятью секундами позже.

  - Сожалею, но он не сможет обслужить тебя без очереди. Ни тебя, ни меня, ни кого бы то ни было.

  Я захлопнула багажник, и как раз вовремя, потому что мимо нас, нагруженный двумя бумажными пакетами, прошел тучный мужчина в длинной дубленке. Дубленка была из разряда тех, какие люди покупают не потому, что являются обладателями превосходного тонкого вкуса, а потому, что эти дубленки словно говорят сами за себя: 'Посмотрите, я стою пять штук, мой владелец может купить золотую карточку в любом супермаркете Порога'. Окинув меня взглядом (узнал меня?), Безвкусная Дубленка открыл машину и сложил покупки на заднем сиденье. Мандарин выкатился из пакета и шлепнулся ему под ноги. Наклоняясь за мандарином, мужчина закряхтел - живот явно доставлял ему массу неудобств.

  - Мы все еще можем переговорить с Быком, - сказала я, глядя на то, как Константин вытряхивает из пачки сигарету и закуривает. - И не говори мне, что не знаешь как - не поверю.

  - Мне казалось, девушки твоего класса не должны знать о подобных вещах.

  - Пробел в моем воспитании. Или - в воспитании моего брата. - Второе более вероятно, подумала я.

  - На что пялишься, приятель? - Константин шагнул к Безвкусной Дубленке и почти доброжелательно улыбнулся. 'Почти' играло определяющую роль.

  Мужчина быстро подобрался, юркнул в машину и укатил.

  Я перевела взгляд с номерного знака стремительно удаляющейся иномарки на Константина. Он стоял в паре метров от меня, но, как и номерной знак, я разглядела написанное в нижней части его пачки сигарет 'послание курильщикам'. Рука непроизвольно взметнулась, чтобы поправить очки на переносице. А потом я вспомнила, как очки слетели с меня, когда... когда пуля Быка угодила в мой затылок.

  Я зажмурилась. Открыла глаза. 'Послание курильщикам' было на месте - до рези в глазах четкое.

  У меня восстановилось зрение? Я не снимаю очки с восемнадцати лет, и не планировала снимать их всю оставшуюся жизнь. Но - вот что: я снова вижу мир, находящийся более чем в двух метрах от меня, вижу не букетом размытых очертаний, а с захватывающей дыхание четкостью.

  - Что ты там увидела? - Константин поднял пачку сигарет на уровень глаз и нахмурился. - А, понял. У тебя плохое зрение... кхм, было.

  Похоже, он знал гораздо больше о бонусах, идущих в комплекте с коматозностью.

  В том, что всем погоняет проглоченное зерно, я не сомневалась. Я решилась и осторожно коснулась затылка, готовясь к всплеску боли. Провела кончиками пальцев по сваленным волосам. Значит ли мое восстановившееся зрение, что зерно затянет и эту рану? Что ж, если уж мне жить... существовать с этим, то было бы неплохо.

  Я нашла свое полупальто, скомканным на заднем сиденье; большое бурое пятно выделалось на драпе. Химчистка отменяется - кому захочется носить пальто, в котором тебя убили? Стараясь излишне не зацикливаться на том, чем является это бурое пятно и откуда оно взялось, я порылась в карманах пальто, выудила ключи от квартиры, сунула их в задний карман джинсов, а двадцатку сжала в кулаке. Ключи от машины брать не стала - теперь они годны разве что для открывания бутылок 'Ам-Незии'. Терпеть не могу 'Ам-Незию'.

  - Мне надо в уборную.

  - Постой.

  Сняв с себя свитер, Константин протянул его мне; его пальцы были горячими. Он остался стоять в черной футболке.