Огромный седой бык лежал и спал. Ванька ударил его кнутом Агай проснулся. Со сна, видимо, не мог понять, в чем дело. За все лето никто его ни плетью, ни дубинкой не бил. Еще хлестнул его Ванька, и тогда Агай, не понимая, чего от него хотят, тяжело сопя, поднялся. Отряхнулся, замахал хвостом.

 — Пошел, пошел! — крикнул Ванька, махая дубинкой.

Две коровы, лежавшие с ним рядом, тоже поднялись. Агай шагнул было вглубь стада, но Ванька, — страшно даже смотреть, — схватил Агая за хвост и начал нахлестывать плетью. Так и выгнал его из стада на поле.

Тучинские тоже гнали своего. Издали сразу определили мы, что их бык ростом не меньше нашего. Может быть, чуть потоньше. Шел он тоже неохотно, как и наш. Когда согнали их на одну десятину и оставили одних, они завидели друг друга. Мы отошли в сторону.

 — Спорю на пятак! — крикнул Ванька.

Второй тучинский подпасок был постарше.

 — Хоть на рубль, — сказал он.

Сговорились на шести копейках, то есть на двух осьмушках табаку. Пока спорили, быки начали сходиться. Когда их разделяло расстояние шагов в двадцать, они остановились и широкими ноздрями потянули воздух. Агай принялся копать землю. Туча земли летела на него, оседая на спине и шее. Начал копать землю и другой бык. Словно поднялись два вихря. Чем больше копал Агай, тем сильнее злился, крутил хвостом, головой, затем, широко расставляя задние ноги, пошел навстречу противнику. Низко, до самой земли, опустил огромную морду, выставил вперед левый рог, собрал гармошкой складки на шее и заревел так, что Есех нас дрожь проняла. Шаг за шагом, медленно сходились быки, зорко следя друг за другом, прищурив налившиеся кровью глаза. В пяти шагах круто остановились, подняли морды, будто увидев что‑то в небе. Затем, взревев, снова нагнули морды и так уже низко, что головы уходили между передних ног. Я от страха закрыл глаза.

 — Э–эх, схватились! — крикнул тучинский подпасок. — Наш взял!

Да, тунченский, туго упершись ногами, сразу навалился на Агая. Агай начал пятиться, упираться, бороздил землю. Вот–вот подкосятся у него ноги, и тогда он подставит свой бок под острые рога. Вдруг Агай уперся, поднатужился, взревел. Теперь уже тучинский шел задом, изгибаясь и крутя хвостом. Но это была проба сил. А дальше уже ничего нельзя было разобрать. Быки скакали то в одну, то в другую сторону, то взад, то вперед. Агай поскользнулся, но быстро вскочил, двинулся на Синего. Поскользнулся и тот, припав на колено. Пыль крутилась над ними вихрем. Мы молча, со страхом, смотрели на них. Знали, что за это нам здорово может попасть от мужиков. Хорошо, вот сейчас обед и никого нет в поле. Вдруг кто‑нибудь выедет за снопами? Мало того, вдруг быки пропорют друг друга, и в ранах черви заведутся?

Быки избороздили целую десятину. Прижимали друг дружку к меже, отбегали в сторону, снова сходились, ревели. Ни гот, ни другой не хотели уступать. Неизвестно, до каких пор продолжался бы этот бой быков, если бы на горе не показались две подводы из Тучина.

 — Давай разнимать! — крикнул тучинский.

Начали хлестать быков кнутами, но быки схватились еще злее. Стали бить дубинками — тоже не помогло.

 — Крути хвосты.

Я не знал, как и подступиться. Ведь они сшибут, затопчут. Но Ванька — смелый. Смелый и тучинский подпасок. Побросали дубинки, ловко поймали быков за хвосты и, уцепившись обеими руками, начали накручивать: так баба выжимает мокрое тряпье. Быки, почувствовав страшную боль, рванулись в стороны.

 — Гони теперь!

Не давая своему быку оглядываться, мы погнали его прочь. Тучинские своего тоже угнали. Над загоном все еще висела пыль. Агай тяжело дышал. С губ его капала густая пена. Мне было жаль Агая.

 — Не надо больше так! — крикнул я Ваньке.

 — Я бы не стал, да зачем хвалиться… — испугался Ванька.

 — Кто же выиграл? — деловито спросил Данилка.

 — Баш на баш, — ответил Ванька. — Пойдемте еще разок покупаемся и поспим.

Агай лег не скоро. Он все еще стоял и тревожно оглядывался. Со злобы, походя, пнул какую‑то корову, но та и не поднялась.

Жара все усиливалась. Дух захватывало, голова кружилась, тошнило. Марево так близко, что кажется, будто оно плавает вот» тут на гриве оврага. Подвода на тучинском поле, на которую накладывали снопы, то двоилась, то ширилась, то вдруг вытягивалась и дрожала, как мираж. В ушах пронзительно звенело. Кажется, вот–вот лопнет голова. Хоть бы ветерок чуть подул! Где‑то в небе одиноко простонал ворон и смолк.

 — Что, если пожар сейчас, — задумчиво проговорил Ванька, глянув к селу, — сразу все погорит.

 — Это, ей–богу, к дождю, — воскликнул Данилка, — у меня в глазах индо зеленеет.

 — Петька, прочитай ты что‑нибудь про зиму. Может, не так нам жарко будет, — неожиданно попросил Ванька.

 — У меня нет с собой такой книги.

 — А ты на память. Но чтобы про такую зиму, чтоб она до костей… Прохлади нас, Петька… морозом, вьюгой.

 — А не иззябнете, если прочитаю? — засмеялся я. — Могу напустить такого морозу — только уши береги!

 — Будь хоть сейчас самый мороз–размороз, и то чуть нас тронет.

И в эту отчаянную жару я начал читать про суровую зиму. Задыхаясь от зноя, я кричал и завывал, подражая ветру:

 — Полегчало? — спросил я Ваньку.

 — Чуть–чуть. А еще?

 — Хватит.

Издали донесся невнятный гул. Или это в имении соседней деревни молотили, или…

 — Слушайте! — насторожился я.

Прислушались. Тихо. Только вода журчит в ручье.

Но вот — опять гул. Глухой, словно под землей гудит. А может, в роднике?

Нагнулся, слушаю. Снова тихо. Шлепнулась в воду лягушка, корова промычала. И снова гул.

«А–а, — догадался я, — это обвалы в горе. Может быть, озеро заваливает? И вода сейчас перестанет течь?»

Опять пронесся гул. Будто телега с пустой бочкой покатилась с горы.

 — Ребята, давайте уйдем отсюда, — предложил я. — Что‑то не так. Может, землетрясение началось.

Мы выбежали из оврага на крутой берег. Стало лежало на другом берегу. Гул стал слышнее.

 — Э, гляньте! — указал Данилка — на село. — Пожар… Нет, не то… Что это, а?

Мы взглянули на гору, за которой скрывалось наше село. Там во весь горизонт лежал белый, с проседью дым. Он сровнял небо и землю.

 — Леса небось где‑то горят, — догадался Ванька.

 — Может, гумна, — сказал Данилка. — Как, по–твоему? — обратился он ко мне.

Ничего я не мог ответить. Слишком много дыма.

 — Поднимается! — крикнул Данилка.

Верно, дым поднимался. А солнце пропекало до костей. Желтое жнивье блестело, склоны гор потеряли очертания.

Вдруг мы услышали, как несколько коров тревожно замычали.

 — Пойду, погляжу, — сказал я, — может, телится какая.

Обошел стадо, осмотрел: почти все коровы проснулись. Они испуганно смотрели на меня. Некоторые поднимались. Вдруг меня осенило. Да ведь это…

 — Туча–а, — крикнул я, — туча валит!

Мы взбежали на гору. За белой пеленой, которую мы приняли за дым, по всему небосклону пролегло что‑то темное. Словно густой лес вырастал из‑под земли.

 — Сгонять, сгонять! — тревожно крикнул Ванька. — Если это дождь, то уж такой… Лучше быть к селу ближе.

Коровы, не дожидаясь наших окриков, сами поднялись и пошли. Сгоняли стадо и тучинские.

Пока гнали коров в гору, тучи не было видно, только слышались глухие раскаты грома. Выгнав стадо выше, мы замерли от удивления. Навстречу нам неслась туча с иссиня–черным подтеком. Ее тяжелый заслон пересекался белыми косыми прядями. Гром становился все слышнее. Теперь он гремел почти беспрерывно.