Когда семьи велики, когда родственные связи поддерживаются со всей кровной родней, свойственниками, посаженными родителями дядьёв и тёть, опекунами двоюродных сестер, в общем когда знают всех своих вплоть до четвертоколенных братьев и далее, даже перед маленьким на фоне общественной иерархии человеком открываются большие возможности. Окольными путями наемник справился о том, насколько всерьез власти будут искать убийц признанного городом держателя, но случайно узнал и кое-что сверх общеизвестного. Только намек, но для думающего человека сего оказалось достаточно. Дабы поверить обещанному небрежению поисками нужно же было получить представление и о причинах подобного расклада.
- Ну и чтобы быть честным до конца, должен предупредить. Смогу отпустить только когда станет ясно, никто ли из наших не затребует право личной мести за убитых тобой. Павшие, конечно, погибли от железа, а не от волшбы, лицом к лицу, а не стрелой из засады. Потому, возможно, никто не станет мстить. Но даже если станут, то получат лишь право равного поединка, ведь ты уже один раз помощью выкупишь свою жизнь, если вскроешь заговор.
Южанин лишь усмехнулся, поединок один на один его, списавшего было себя со счетов, не смущал. Возможно, не смущал зря.
Шел день накануне ожидаемого подхода кочевников. Город совершал последние потуги в подготовке к штурму или осаде. Из соседней провинции прибыла сотня наемных лучников, прельстившихся высокой платой, внесенной их семействам северянами вперед. Ревел загоняемый в ворота скот. Пришли последние несколько из ожидавшихся телег с грузом соли и, выхваченной буквально из под носа у кочевников, железной руды. А Дан, как думали многие горожане, занимался полной ерундой.
Стражники Белова по всему Фойерфлаху реквизировали барабаны, а северяне дополнительно изготовили несколько новых огромного размера из дерева и кожи. И теперь команда увечных (от слепых до безногих и просто древних старцев) выбивала оглушающий вблизи ритм. Боеспособных же местных - за исключением часовых и бывалых ратников - заняли иным. Они разучивали песню.
- Зачем мы теряем время, - роптали некоторые. Другие ухватились за возможность отдохнуть от муштры.
Учили долго, ведь большинство не видело смысла в происходящем.
В конце-концов Дан, будто нехотя, снизошел до объяснения, не сказав ни слова лжи:
- Чем-то ведь нужно заменить наговоры, усилить нас в решающий момент перед воинами врага, - тихим голосом пояснил старик.
Но его услышали. И поняли так, как захотели.
- Северный наговор... - тотчас начал множиться в толпе громкий шепот.
Они поверили в странную волшбу, не в последнюю очередь из-за показавшегося искренним нежелания Дана говорить. Говорить о том, что песня, состоящая из чуждых для южан строф с зарифмованными лишь первой и последней строкой, предназначена заменить собой наговоры могущественных жрецов. Будто старик по недомыслию приоткрыл одну из тайн загадочного Севера. И теперь, попробуй знахарь их разубедить в сверхъестественной природе разучиваемого песнопения, ничего не выйдет, только пуще уверуют.
Однако Дан беспокоился не об альтернативе колдунам врага. Древние заговоренные стены, образуя волшебный круг, отразили бы враждебную Силу, направленную не только на камень, но и через камень. Северянин волновался о преодолении в нужное время обычного страха.
- Как же без песни-то? Без песни и барабанов ничего не выйдет, побегут, - шепнул старик Клевоцу. - Конечно, из-за скромной величины отряда мы не привезли привычные длинные трубы. Но, думаю, сработает и так.
А Изабеллу одолевали противоречивые чувства. 'Похоже, северяне и впрямь искренне хотят защитить город. Несчастная покойница-тетя ошибалась, когда, отправляясь к ним, говорила о предотвращении предательства'. Но в сравнении с изученными жрицей наговорами влияния на разум, предложенное знахарем показалось жалким скоморошеством, неспособным повлиять на исход битвы. Изабелла презрительно скривилась, однако на укрытом в тени капюшона лице этого никто не заметил.
Между тем дюжина северян с наиболее пронзительными голосами в очередной раз проорала часть мелодии, предоставляя ополченцам повторить. Постепенно отдельные строки складывались воедино:
Но никому из присутствовавших, кроме Изабеллы, не оказалось дела до богохульного смысла песни. Слишком все увлеклись овладением таинственным 'наговором'. Странные проповеди последних лет о греховности любого пролития крови, о покаянии за поедание мяса, привели к тому, что ослушаться жрецов стало не таким уж необычным делом, если оставалось безнаказанным в подлунном мире да сулило барыши. Жрецы всего лишь люди, могут и ошибаться, толкуя потустороннее.
Перед боем кто-то может в волнении не находить себе места. Но северяне, если есть время и возможность, если приготовили заранее всё, что должно, и разослали дозоры, предаются неге.
На этаже, где жили Холмин, Дан, Вызим и Зырь, из-за воловьих шкур, служивших в углу пологом, слышались пояснения Клевоца:
- Теперь, постепенно смещаясь от поясницы к шее, надавливаешь указательным и средним пальцем у хребта, каждый палец со своего бока от него. А другой рукой берешь работающую за запястье и давишь вниз.
Тело бойца, который, если выживет, должен стать еще более опасен к старости, требует не только работы мышцам и связкам. Десятилетиями его подготовка включает множество уловок, где находится место и женщине. Северянин пока учил Изабель простейшему.
Он уж совсем было надумал похвалить, сказать ей что-нибудь приятное, ведь непривычная кого-либо обихаживать девочка так старалась. Но жрица опередила, тихо пожаловавшись:
- У меня уже пальцы устали.
- Слишком быстро что-то. Но ладно, - соглашается Холмин. - Тогда поясню, что именно ты можешь растирать основанием ладони.
- Ручки болят, - кокетливо канючит Изабелла, в попытке хоть таким способом разжалобить своего мучителя, но делает, что сказано.
Северянин не очень понимает ее жалобы: да разве ж это боль - от несложных, невинных телодвижений! Он же девушку не к воинским забавам привлекает. Хотя в последних так та же Чеслава иногда прямо рвалась поучаствовать, с осиновым мечом.
- Искушение, - неподдельно вздохнул, сидя за столом в сажени от отгороженного угла, Дан. - Пожалуй, спущусь-ка я вниз.
А Изабель, заметив как Клевоц разомлел под ее руками, думает: 'если когда-нибудь у меня будет официальный супруг, стану дарить ему такое удовольствие раз в году, на день рождения'. Жрица невольно засмотрелась на жилистое тело, покрытое не излишне объемными как у атлета, но зато плотными, будто каменными в напряжении мышцами. Окажись у нее в столице такой поклонник, но из волшебников, подруги бы изошли желчью от зависти. Все их сверстники в этом смысле почему-то - тогда она в причины не вникала - выглядели ну очень невзрачно.
В закутке слышалась возня и Клевоц продолжил вполголоса, вознамерившись получить долю чистого удовольствия без сопутствующей пользы:
- Так, а теперь перекинь волосы вперед и поводи ими по моей спине.
- Они же станут... - возмущенно недоговаривает Изабелла, не решаясь сказать про собственные волосы 'засаленные' или попросту 'грязные'.
- Так помоешь. Разве у нас нет золы, крапивы и березовых листьев? А раствор из золы и растительный настой сама приготовишь, пора уже было научиться, - Клевоц полагает, что изживает столичные капризы неуместные на Севере.