Мы быстро подхватили приготовленные сумки, а Лена накинула на голову найдёныша маленькую шаль, хотя я и предупредила, что на улице уже и так стемнело.

— Она знает, что вы Зрячие, — одними губами прошептала Лена. — И стесняется.

Маму мы уже предупредили, что уедем вместе со странными гостями, но скоро вернёмся, причём нас привезут назад. Думаю, ей после нашего ухода будет совсем не до того, когда мы вернёмся: я велела ей разобраться с шалями в моей комнате, выбрав те, которые отдавать на продажу ей не захочется. Так что, когда мама закрывала за нами дверь, в её глазах стоял если не ужас (как выбрать?!), то растерянность.

Когда мы вышли к приподъездной площадке, Олег стоял возле машины и быстро открыл дверцу к заднему сиденью. Оттуда выглянул Аскольд. Насколько я поняла, Ингольф остался сторожить Лелля. Так что Лена с девочкой, которую продолжала обнимать, села к миротворцу. Тот велел сесть сбоку Димке, а я села к Олегу.

— Вы купили фруктов? — тихонько поинтересовалась я.

— Всё взяли, — отозвался Олег. — В багажнике несколько сеток со всем, что нужно. Да и дома запас большой — с тех пор, как узнали, что Лена у вас.

Вечером движение не такое активное, пробок почти не было. Во всяком случае, стояли в них недолго. Только в последней пришлось выждать минут пять. За это время я увидела, как Арина осторожно выглянула из-под шальки, как улыбнулся ей в зеркальце Олег… И его улыбка быстро увяла, когда они встретились глаза в глаза. Девочка, по впечатлениям, снова шмыгнула под шаль, а Лена крепче прижала её к себе, метнув сердитый взгляд в то же зеркальце.

— Знаю, а привыкнуть не могу, — под нос пробормотал Олег и вздохнул, снова сосредоточившись на дороге.

Его бормотание разбудило во мне любопытство. Скажут ли индейцы-миротворцы нам, что не так с этой Ариной? Неясного сияния, которое блёкло, то и дело пропадая, виднелось в ней, найденной в лесополосе, сейчас почти не осталось. Впрочем, лучше говорить напрямую: сейчас сияния небесной птицы вообще в ней не осталось. Так почему Лена прижимает её к себе так, словно боится, как бы девочку не отняли у неё?

На седьмой этаж, где жил Олег, попали быстро. Время — поздний вечер, и в подъезде нам встретилась только женщина, поднимавшаяся на второй этаж по лестнице.

Дверь в квартиру Аскольд открыл своим ключом.

Удивлённая, я оглянулась на Олега, замыкавшего нашу группу и стоявшего за моей спиной. Тот сразу понял, чему я удивилась, и объяснил:

— Эту квартиру мне купили миротворцы. По сути, это не личная квартира, а что-то вроде штаб-квартиры.

В небольшой прихожей стало тесно, как только Олег закрыл за нами дверь. Но Аскольд пропустил вперёд Лену с девочкой, а потом и меня — как-то так, чтобы за нашими спинами оставались только мужчины. А потом мы оказались в единственной комнате, которая была весьма скудно обставлена: диван — кажется, раскладной; две кровати, застеклённая зеркалом часть комнаты явно прятала одёжный шкаф; письменный стол прямо стоял под громадным окном; несколько стульев и низких комодов довершали интерьер. Я немного озадачилась: много мебели — почему мне показалось, что обстановка бедная? Не сразу, но дошло: на полу — ни коврика, ни «дорожек», ни паласов; на стенах тоже голо, разве что сбоку от письменного стола висячий шкафчик в шесть полок.

Лелль порывисто шагнул к сестре и сжал её руки. Они постояли, так улыбаясь друг другу, словно и не чаяли больше увидеться. Лена даже подняла руку, чтобы погладить его по плечу, и покачала головой… Арина стояла рядом, опустив голову. Ничего не сказав Лене, Лелль опустился перед девочкой на колени и приподнял краешек шали, чтобы заглянуть в лицо. Это было странно, но его взгляд напоминал взгляд врача, изучающего трудного пациента. Ну, как я это себе представляла.

— Мы сумеем? — с надеждой спросила Лена, полностью стянув шаль с головы понурившейся Арины. Это были её первые слова, обращённые к брату. Они даже не поздоровались друг с другом, и я начала подозревать, что эта девочка, маленькая приживала, для них очень чем-то важна. Но чем?

— Сумеем, — заверил её Лелль, всё ещё продолжая всматриваться в лицо Арины, которая напряжённо стояла перед ним, явно боясь сделать хотя бы движение.

Лена заметно выдохнула, а я вспомнила слова Лелля о том, что он сильный. Получается, сильней сестры-близнеца, которая в чём-то сомневалась?

Лелль, легко улыбаясь, продолжал изучать боязливо молчавшую девочку, а Лена огляделась и почти подбежала к моим пакетам с пряжей и спицами.

Почувствовав ладонь на своём плече, я оглянулась.

— Мы закроем их здесь, в комнате, — вполголоса сказал Ингольф, — а сами посидим на кухне. Пойдёмте. Теперь у нас есть время, чтобы вы узнали подробности нашего дела.

Дом был новейшей планировки, и кухня здесь просто поражала размерами, похожая на вторую комнату. Как потом выяснилось, виной тому — лоджия, переделанная под продолжение кухни. В середине помещения стоял круглый стол, где всё было готово для чаепития. Зашедший последним Ингольф неплотно прикрыл за собой дверь.

— Садитесь, — скомандовал Аскольд, который возился у газовой плиты с чайником.

Мы с Димычем просто изнывали от нетерпения выпалить свои вопросы.

Наверное, Ингольф это заметил, потому что сел напротив меня и сказал:

— Когда впервые видишь, что сияние небесной птицы угасает, это… больно. Для всех. Но ещё страшней видеть, что сияние заменяется чем-то другим, для многих близким к уродству. Небесные птицы и приживалы — два ростка из одного корня. В семье небесных птиц может родиться маленькая птица, которая с возрастом может превратиться в приживалу, если вовремя не проследить за её ростом. И в семье приживал может появиться небесная птица, которая впоследствии может деградировать до сущности своих родителей. Ваша Арина из такой семьи.

В который раз ошарашенные, мы с братом переглянулись. Ну и сюрприз!

— Впрочем, о деградации говорить не стоит, — добавил Аскольд. — Небесные птицы строго блюдут почти спартанскую жизнь — по меркам Земли. Не каждое живое существо сумеет выдержать полные жёсткого воздержания, обучения и скудные на события дни взамен на умение действовать на структуры пространства. Небесные птицы изменяют структуры, приближая нужное, необходимое другому существу событие к его логичному явлению. Но как я уже говорил, их осталось мало. И когда в семье приживал появляется ребёнок небесная птица, родители могут передать своё дитя на воспитание ему подобным. Семья, в которой родилась Арина, ждала такой возможности. Отец передал Олегу, которого в городе знают все легальные семьи, что он ждёт миротворцев, чтобы отправить Арину назад, в свой бывший мир. Здесь девочке сложно удержать свой необычный дар. Слишком много искусов. Слишком много желанных излишеств.

— А потом её отец позвонил нам дня три назад, — перехватил нить разговора Ингольф. — Сказал, что девочка пропала. Но мы даже подумать не могли, что молодые приживалы из нелегалов захотят использовать её для своих развлечений. В семьях приживал обычно трепетно относятся к детям — небесным птицам.

Неожиданно я вспомнила, как спросила Ингольфа, почему даже у легальных приживал такие страшные глаза. А он ответил: «Они злятся на себя — за потерянное». Теперь я поняла его фразу. Каждый приживала думает о той возможности быть сильным магом, которую потерял — из-за соблазнов обычной жизни.

— Лена с братом сумеют вернуть ей то, что она потеряла из-за нелегалов? — с тревогой спросила я, невольно глядя на дверь.

— Для одной Лены это было бы трудновато, она потеряла много сил, выполняя требования своего бывшего хозяина, — со вздохом ответил Аскольд. — Для небесных птиц исполнять негативные желания тяжело. Исполняя вообще желание, они должны проникаться чувствами загадавшего их. Представьте, каково было небесной птице выполнять требования, когда хозяин хочет не приблизить задуманное и логичное по течению жизни событие, а создать условия для появления тех, которые не предвидятся его собственной судьбой. Чтобы изменить структуры пространства в этом случае, приходится прилагать много усилий. Но хуже всё-таки чувства загадавшего желание. Они убивают небесную птицу, так как проникнуты жестокостью — это во-первых. Во-вторых, проникаясь этими чувствами, небесная птица сама постепенно деградирует и превращается в приживалу.