— Ну ладно, — сказал Димыч, — а как мы будем действовать, если найдём гиену? Как отличим его от обычного приживалы? Подойдём и спросим: эй ты, а ну говори, кто ты такой? Здешний или нелегал?

— Есть кодовые слова, которые знают только легальные приживалы, — спокойно откликнулся миротворец. — И есть у нас, миротворцев, фраза, по которой нам легко определить, кто именно перед нами.

Полночи прошло незаметно. И малопродуктивно, честно говоря: лишь однажды проезжали мимо притулившейся на обочине машины, в которой сидящий на месте водителя мигнул ярко-жёлтым. Но, когда Аскольд и Дима подошли к нему, выяснилось, что владелец машины всего лишь закурил, чиркнув зажигалкой. В три мы приехали в квартиру Олега. Он проснулся и быстро собрался. Теперь уже за рулём оказался Ингольф — Олег сел рядом с ним. Они отвезли нас домой.

Мы с Димкой на цыпочках вошли в квартиру и на цыпочках же разошлись по комнатам. Правда, потом столкнулись у ванной комнаты — обоим захотелось умыться перед сном.

— Лид, — задумчиво сказал брат, уступая мне дорогу, — а ведь старший брат Семёна работает в полиции. Шишка не очень крупная, но какой-то чин имеет. Поговорить, что ли, с Семёном? Ну, вроде того, что сказал Олег… Типа, я хочу учиться на журналиста или на частного детектива, а потому хочу знать что-то про дела полицейские?

— Дим, давай не сейчас, а? — зевнула я. — Завтра к девяти. Нам спать всего-ничего. По дороге на работу и поговорим.

В спину мне братишка опять-таки задумчиво сказал:

— Скучно было на патрулировании. Может, завтра будет веселей?

Пререкаться не хотелось. Веселей ему захотелось…

Знать бы ещё, что завтра веселей день будет лично для меня, я бы, может, на Димку наорала, чтобы не накаркал. Но у меня ноги подламывались от желания спать, да и шатало не хило. Так что, умывшись, я побрела в свою комнату и рухнула на кровать.

За короткие часы до пробуждения снилось много чего. Но ничего, что можно было бы считать пророческим. Впрочем, от своих снов предсказаний я и не ожидала…

Утро началось со странного, мрачного: «Угу-у… Угу-у…», которое медленно, но упрямо продавливалось в мой сон, и не менее странного, суховатого топотка кого-то небольшого, но энергичного где-то рядом.

Мысленным взятием себя за шкирку я восстала из спящих и некоторое время тоже мрачно смотрела на летнее солнечное утро. «Угу-у…» — несколько раз с придыханием прогудели с окна. Пришлось встать, чтобы разглядеть на карнизе нахального голубя, прикормленного ещё зимой. Тогда, в морозы, он гонял с моего карниза сородичей. Теперь он старательно, со своим мрачным: «Угу-у» ухаживал за голубицей, он снова выпихивал с узкой площадки при окне остальных претендентов на голубицыну лапку. Узнала голубя по характерной примете: на лапе нет когтя — зимой отморозил.

Маленький эпизод на карнизе помог быстро прийти в себя.

Братишка встал, когда я уже бодро носилась из комнаты в кухню и назад. Кофе пить на кухне не смогла. Папа уже ушёл на работу, а мама всё сидела возле плиты, перебирая вязаные вещицы, не в силах выбрать из двадцати трёх шалей те несколько, которые хотела бы оставить. Слушать её всполошённое: «Господи, да как выбирать — одна другой лучше!» было трудновато, хотя я и прятала улыбку.

Димыч сунулся было на кухню, но тоже предпочёл оставаться там лишь на те минуты, пока варился кофе и грелась каша. Когда завтрак был готов, братишка поставил на поднос чашку и тарелку с кашей, которую щедро завалил сопутствующей мелочью в виде кетчупов и других маминых приправ, и ввалился ко мне. Усевшись за стол, вздохнул и высказался:

— Зря ты ей оставила выбор. Надо было самой выбрать и сказать, что остальное нужно отдать. А так она уже все узоры выучила наизусть. И если оставит себе какие-то, всё время будет вспоминать и говорить, что надо было другие оставить, а не эти. — Помолчал и прибавил: — Зафотать, что ли, ей на мобильный? Пусть потом разглядывает…

— А ты чего не у себя? — спросила я, не отвечая на его упрёк и кивая на поднос.

— Там Сашка — жутко нервный, — сказал Дима. — Его сейчас, когда он готовится к экзамену, всё раздражает. А он раздражает меня. Есть при нём нормально не смогу. — И принялся за кашу. — Лид, я вот всё думаю… — И он и впрямь задумчиво посмотрел на ложку, прежде чем отправить кашу в рот. — Понимаешь, мы очень узко мыслим. Индейцы, конечно, пытаются держать всё под контролем, но… Помнишь, Аскольд или Ингольф — не помню, кто… В общем, они сказали про миротворческий спецназ.

— Помню.

— Мне это так здорово понравилось — прямо боевик! Так понравилось, что сразу я и не понял, почему именно спецназ. Лидк, а ты вспомни, сколько тех гиен около старого цеха было. Одиннадцать машин, а потом приехал ещё один, чтобы отобрать у них мальчишку этого, Эрика. А ещё была машина с хозяином Лены… И ведь в ней был не только хозяин, но ещё и два телохранителя. И те, которые развлекались, они не по одному сидели в машинах. Я так прикинул сегодня утром… Если считать только тех, о ком мы знаем, их с семьями, со старшими, уже по минимуму набирается человек пятьдесят. А если есть те, о ком мы не знаем? И все такие же злые, как те — у старого цеха. Это ж почти война… И это ещё только в нашем городе.

Помолчав, я допила кофе, хотя вдруг так захотелось, чтобы он не заканчивался!

— В любом случае, это не про нас, — медленно сказала я, хотя на душе воцарилась настоящая жуть. — Наше дело — помочь найти нелегалов. А там наши индейцы со своим спецназом сделают главное. Уведут отсюда тех, кто здесь не должен быть. И, вообще… Не пугай меня. Только я подумала, что наша жизнь начала налаживаться, а тут ты — со своим спецназом.

— Он не мой, — пробормотал Димка, снова впадая в задумчивость.

Пришли к магазину вовремя, без пятнадцати. Открыли, осмотрелись, прикинули, что можно ещё продать — в духе вчерашней дикой удачи, когда покупательнице потребовалась зимняя пряжа. И чуть рты не открыли, когда на пороге (это без пяти-то минут до начала работы!) появилась деловая Аделия.

— Доброе утро, — сказала она.

И тут я заметила ещё одну неожиданность: коллега пришла не только с крохотной сумочкой, но и с небольшим пакетом. Не сразу, но сообразила, что Аделия снова принесла вязание. Ну-у… Неужели… Раньше чаи гоняла, а теперь вязанием будет заниматься?

Но Аделия запихала все сумки на свободную от пряжи полку внизу и сообщила:

— Регина просила передать, что товар будет завтра, после обеда. Так что мы только сидим рабочий день. На всякий случай. Ой, что я сегодня утром в новостях прочитала! Вы читали? Ну, в интернетовских? В городе сегодня какого-то мафиози сожгли!

У меня такой мороз по коже…

— В городе?!

Димыч тревожно уставился на Аделию и буркнул:

— Как это — сожгли? Да ещё в городе?

— Не, тот дом его, что в пригороде, — легкомысленно отозвалась Аделия. — Ему-то повезло — его с семьёй дома не было, зато дом — дотла! Я фотки смотрели — ну ваще! У него там настоящее поместье было, а сейчас даже деревьев не осталось! Ночью сожгли. Пока все спали. Ну, наверное, страшно было!..

— А почему его дома не было? — с какой-то претензией спросил братишка, а у самого глаза отсутствующие: наверное, вспоминал старый цех. — И почему он мафиози?

— Ну, про него в городе все давно говорят, что он мафиози. А сам он директором какого-то завода. Что-то там с резиной связано. А дома не было, потому что у него городская квартира ещё есть. Во живут люди, да? А насчёт того, почему он в городе остался, — пока неизвестно.

Аделия живо интересовалась светской жизнью нашего города, умудряясь запоминать порой поразительно ненужные мелочи, вычитанные в Интернете, поэтому я вмешалась в диалог, уточняя:

— Если пожар был такой страшный, почему соседи пожарных не вызвали? Или они там этого мафиози не любят? Но ведь огонь от него мог переброситься и к ним? Любят — не любят, а свои дома спасать-то надо!

— Огонь вспыхнул сразу на большой площади и очень сильно. Написали, дом сгорел буквально в считаные секунды, — наморщив от воспоминаний лоб, выдала Аделия информацию. И сама уже поёжилась: — Наверное, бензин разлили везде… Хм… Это сколько же надо было бензину накупить, чтобы хватило на двухкорпусный трёхэтажный дом? Кошмар!