Сейчас Эрик выглядел иным, чем тот, кого я запомнила у старого цеха. Тот ангел, который прятался за внешностью обычного русоволосого пацана, снова светился тем сиянием, которым я восхищалась у Лены или Лелля. Вот только ярко-синие глаза были переполнены горечью. Взрослые и многое повидавшие. Месяц, как их похитили, — сказала Лена. Что же с ним происходило весь этот месяц, наверное, ему-то показавшийся веком?

— Ты знаешь о Зрячих? — тихо спросила я.

— Знаю. — Он нисколько не удивился вопросу. Лишь бросил на меня короткий взгляд. — Ты Зрячая? Ты… видишь?

— Да, вижу. — Собравшись с силами и мыслями, я вздохнула и сказала: — Сначала я увидела Лену — так она назвалась, когда пряталась у меня в квартире и вязала свои удивительно красивые шали.

Он замер, глядя на мои руки и чуть наклонив голову, словно услышал что-то, что показалось ему слишком далёким, неразборчивым.

— Потом я увидела Лелля. — Я уже отдышалась и сумела улыбнуться. — Это было весело, потому что, прячась от приживал, он переоделся девушкой. У него были чёрные волосы и смешная широкая юбка.

— И где он сейчас? — спросил Эрик, недоверчиво присматриваясь ко мне. И вопрос-то он задал так, словно испытывал меня. Словно произнося пароль.

— Сейчас он вплетает нити в вязание Лены!

Выпалила и застыла в ожидании. Мой ответ на пароль. Поверит — не поверит?

Мальчик стоял близко. Нежная детская кожа на щеке алела от удара тяжёлой руки. Эрик смотрел на меня, чуть склонив голову и глаза — не те, ангельские, спрятанные, а настоящие, человеческие глаза тускнели невероятной усталостью.

— Это была ты, — неожиданно сказал он. — Я чувствовал, что где-то в доме есть человек, которому нужна помощь. Лёгкая помощь. И ты… — Он вдруг улыбнулся так, будто собирался заплакать. — Ты отдала мне тепло!

Теперь ошарашена была я. Тепло? Какое тепло? Или он говорит о моих благодарных слезах, какими облилась я там, в подвале, когда крысы пробежали мимо?

— Ты пробовал сбежать? — вырвалось у меня.

— Пробовал, — сказал мальчик и сел рядом со мной, чтобы соприкасаться коленями. — Поймали. Потом ещё раз. Опять поймали. Девочкой я не додумался переодеться. А как поймали тебя?

— По-глупому, — уже легче сказала я. — Устроили ловушку в том месте, где прятался Лелль, а я пошла, как последняя дура.

— И что теперь ты думаешь делать? — Глаза мальчика с надеждой уставились на меня. — Убежишь, да?

«Без меня?» — дочитала его вопрос в глазах. И медленно сказала:

— У меня есть сильное-пресильное желание.

Он сразу отодвинулся от меня и взглянул уже исподлобья.

— Я хочу вместе с тобой оказаться рядом с твоей мамой! Ты сумеешь выполнить это желание?

Мальчик упёр глаза в землю. Лицо его смягчилось, когда он услышал, в чём заключается моё желание, и я поняла, что он серьёзно рассматривает ситуацию и оценивает свои силы.

— Не смогу, — наконец сказал он. — Я сегодня выполнил очень нехорошее чужое желание. Меня оставили в покое до вечера, чтобы я восстановил силы. Нет, силы есть. Но не столько, сколько надо на… твоё желание.

— Ладно, оставим это, — решительно сказала я. — Эрик, меня зовут Лида. Ты… сумеешь довериться мне? Чтобы на этот раз я выполнила твои желания?

Он распахнул на меня свои ресницы — и это так отчётливо напомнило Лену, её умоляющие глаза, когда она встала на пороге нашего магазина.

— А как? — прошептал он, изумлённо таращась на меня.

— Просто, — мрачно сказала я. — Попробуем сбежать вместе.

Он отвернулся. Плечи опали.

— Отсюда нельзя сбежать, — безнадёжно сказал он и потёр щёку, по которой его ударили, а я по сходству вспомнила, что моя левая щека тоже всё ещё зудит не только от пощёчины, но и от ядовитой царапины. Хорошо ещё — сидели мы в тени кустов и деревьев, и припухшей щеки мальчик не видит. А если видел царапину… Мало ли какое у неё происхождение, если я недавно сидела в подвале?

— Почему ты думаешь, что нельзя?

— Здесь заборы, к которым нельзя дотрагиваться (электрический ток — сообразила я), а ворота охраняются. Я же говорил…

— Ничего, — ободряюще сказала я. — У меня есть идея. Её будем решать в два этапа.

Первым делом мы протоптали среди высоких трав еле видную дорожку к забору, где я убедилась, что по верхам его и в самом деле натянута проволока. Здесь, у бетонных стоек забора мы выдрали травы побольше, потом прокопали отвёртками и гаечными ключами небольшую ямку между бетонными столбиками для забора и оставили возле неё одну сандалию Эрика. Затем вернулись к скамье. Посидели некоторое время уговариваясь, как действовать дальше. Наконец пробрались к тому внутреннему углу, откуда я разглядывала окружающую местность, прежде чем бежать за мальчиком. Эрик выбрался из кустов и, осмотревшись, кивнул мне. Я опрометью кинулась к углу. А через минуту ко мне присоединился возбуждённый приключением, как любой обычный мальчишка на его месте, Эрик.

Мы благополучно спустились в подвал и лишь слегка прикрыли за собой дверь, как будто её открывали и забыли закрыть. Затем обшарили подвал, нашли место, где валялось приличное количество ящиков и коробок, пролезли между ними к самой стене и уселись здесь, на картонке — разложенной коробке, ожидая ответной реакции гиен-приживал на наше якобы бегство. Здесь пахло сыростью, старым картоном и пыльным деревом.

Ждать пришлось долго. Я в душе даже отругала гиен за неоперативность и лень.

Но вот стукнула дверь. Мы расслышали, как удивлённый голос, на этот раз незнакомый мне, осведомился, почему дверь плохо закрыта. Ему непонятками ответил пока ещё только недоумённый голос того телохранителя, который меня сюда приволок.

А потом началось.

Эрик придвинулся ко мне ближе, взялся за мою руку, слушая громкую рычащую ругань, к которой присоединились и другие голоса неизвестных мне гиен. Потом явно появился черноволосый приживала, который рычанием перекрыл все вопли:

— Где Эрик?!

При звуке этого голоса мальчик вздрогнул и вцепился в меня. Сначала я решила, что он испугался. Потом сообразила: для Эрика черноволосый — чуть ли не палач. В его-то детском представлении. Наверное, мальчик сейчас страшно переживал, что поддался на мои уговоры. Но тем не менее даже не подумал выдать меня, заслужив одобрение гиен. И я подумала: насколько же гиены затравили мальчишку, если он готов понести наказание в случае нашего провала, но всё равно остаться со мной!

Огрызающиеся, оправдывающиеся виноватые голоса перекрыл вопль — явно со стороны открытой двери подвала:

— Кто последним видел мальчишку? Мы нашли его обувь у забора!

— Что-о?! — заорал черноволосый. — Да я вас всех!..

Из подвала будто стадо бизонов вынесло — нас искать!

Мальчик, вздрагивая, ткнулся в мои колени лицом.

— Мне надо успокоиться… — прошептал он. — У нас получилось… У нас получилось! Лида, мы выберемся?

— Выберемся, — пробормотала я, изо всех сил вслушиваясь в тишину: а вдруг кто-нибудь из приживал остался сторожить беглецов?

— А как?

— Попробуем опыт твоего дяди. Переоденемся. Нам бы только ночи дождаться. Выйдем через ворота, как белые люди.

— А что значит — белые люди?

— Воспитанные и культурные.

— Понятно.

— Эрик, а ты крыс не боишься?

— Я их никогда не видел, — признался мальчик.

— Ничего, — проворчала я. — Нас теперь двое, и руки у нас развязаны — во всех смыслах. На, держи. Будешь лупить всех, кто на тебя покусится.

Он крепко сжал в кулачке гаечный ключ. А потом в полутьме — свет еле-еле проникал из оставшейся открытой двери — я показала ему, как использовать в обороне спрей. И отдала ему бутылку полегче — с растворителем. Даже в темноте разглядела, что он очень неуверенно посмотрел на личное оружие, и решила, что сделаю всё, лишь бы ему не пришлось использовать его.

И мы стали ждать, когда стемнеет. И уже через час я поняла, что мальчишка еле держится на ногах от голода. Пообедать он не успел из-за меня, а в подвале съестного не найдёшь. Мне было стыдно, и я твёрдо пообещала себе: если Эрик захочет вернуться, препятствовать не буду. Но вскоре мальчик уснул, прислонившись ко мне, а потом уснула и я. Крыс мы не интересовали. Гиены, кажется, сочли, что мы в самом деле сбежали, и нас в подвале не тревожили.