«Я в прихожей оставил рюкзак…»

Я в прихожей оставил рюкзак,
На минутку зашел, чтоб снова
Заглянуть в голубые глаза
И услышать одно лишь слово.
Ведь тебя я все-таки люблю
Той любовью твердой,
О любви тебя я не молю,
Я ведь парень гордый.
Бьется в скалах горная река,
В берегах суровых.
Я уеду к синим ледникам,
Так скажи лишь слово.
До гранитных холодных камней
Понесет меня поезд снова,
На востоке в таежной стране
Буду ждать я одно лишь слово.
Июль 1956

СИНИЕ ГОРЫ

Я помню тот край окрыленный,
Там горы веселой толпой
Сходились у речки зеленой,
Как будто бы на водопой.
Я помню Баксана просторы,
Долины в снегу золотом…
Ой горы, вы синие горы,
Вершины, покрытые льдом.
Здесь часто с тоской небывалой
Я думал, мечтал о тебе.
Туманы ползли с перевалов
Навстречу неясной судьбе.
Звенели гитар переборы,
И слушали их под окном
Ой горы, ой синие горы,
Вершины, покрытые льдом.
Пусть речка шумит на закатах
И блещет зеленой волной.
Уходишь ты вечно куда-то,
А горы повсюду со мной.
Тебя я увижу не скоро,
Но счастлив я только в одном:
Ой горы, ой синие горы,
Вершины, покрытые льдом.
1956

МАЛЕНЬКИЙ РАДИСТ

В архангельском порту
Причалил ледокол,
В работе и в поту
Он дальний путь прошел.
В эфире тихий свист —
Далекая земля.
Я маленький радист
С большого корабля.
Тяжел был дальний путь
И труден вешний лед,
Хотят все отдохнуть,
А я хочу в поход.
На скальном островке,
Затерянном в морях,
Зимует вдалеке
Радисточка моя.
И там среди камней
Стояли мы часок,
Но объясниться с ней,
Представьте, я не мог.
Но я сказал: скорей
Волну мою лови —
Пусть точки и тире
Расскажут о любви.
Радиограммы лист
Подписываю я.
Я маленький радист
С большого корабля.
1956

«Чад, перегар бензиновый…»

Чад, перегар бензиновый.
В воздухе вой висит
Девяноста пяти лошадиных
И пяти человеческих сил.
Словно мы стали сами
Валами, цепями, поршнями,
Ревущими на рассвете
В этом проклятом кювете.
Словно с машиной братья мы,
Как корабль кораблю.
Бревна вместе с проклятьями
Падают в колею.
Падают, тонут, скрываются,
Захлебываются в снегу.
Шофера голос срывается:
— Крышка! Кончай! Не могу!
Видели мерзлые ветви,
Как мы легли на настил,
Как остывали под ветром
Сто измученных сил.
Как умирали снежинки,
Падая на капот,
Как на щеках морщинки
Перепрыгивал пот.
Но кто-то плечо шинели
Вдруг деранул с плеча —
Долго ли, в самом деле,
Будем мы здесь торчать?
И, сокрушив законы,
Вечных устоев курсив,
Вдруг поднялись миллионы
Нечеловеческих сил.
Стали огромными плечи,
Лес лег травой к ногам…
Ясно, что крыть было нечем
Этим густым снегам.
Долго еще под ветром
Нам трястись и курить.
ЗИЛ глотал километры,
Мы — свои сухари.
Мимо неслись селения,
Мотор вперед уносил
Обычнейшее явление —
Пять человеческих сил.
Осень 1956

«Вот я снова готов идти…»

Вот я снова готов идти
По ревущему, как прибой,
По немереному пути
До тебя и до встреч с тобой.
Вон уходит в море звезда,
Переделанная в строку,
Вот дымятся сзади года,
Переплавленные в тоску.
Солнце, вскинув рассветный луч,
Землю вновь идет открывать,
Обещая в морях разлук
Возвращений и встреч острова.
Но уж видно, как ни верти,
Что за этим рассветом алым
Есть конец одного пути
И другого пути начало.
Так ликуй на острой воде
Ночи близкое пораженье!
Здравствуй, день, синеглазый день!
Мой поклон твоему рожденью.
20 ноября 1956

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: