В Эль-Омбрито имелось все необходимое для партизанской жизни: медпункт, оружейная мастерская, пошивочный цех, табачная фабрика, в конце 1957 года начал работать радиопередатчик. Подумывали даже о строительстве собственной ГЭС: проектом занимался студент инженерного факультета из Гаваны. Громкоговорители у дороги при появлении автоколонны врага начинали говорить из зеленых зарослей звучными голосами: «Сдавайся! Ну, что ты ищешь в этих горах? Подумай о жене и детях!»

Стараниями Че Гевары в Эль-Омбрито появилась своя газета. Печаталась она на мимеографе, называлась «Эль Кубано либре» и замечательна тем, что в ней появилась первая политическая статья Че Гевары, новый набросок сформировавшейся в его сознании картины мира. «Итак, мы читаем и слышим о волнениях и убийствах на Кипре, в Алжире, Ифни и Малайзии… Как весь мир похож на Кубу! Всюду происходит одно и то же… Коммунистами называют всех тех, кто берется за оружие, ибо они устали от нищеты, в какой бы стране это ни происходило… Демократами называют себя все те, кто убивает простых людей: мужчин, женщин, детей. Как весь мир похож на Кубу!»

Че Гевара заметил опасность, которая угрожала монолитности герильи со стороны равнинных организаций «Движения 26 июля». Впервые Че столкнулся с оппозицией «равнинных товарищей», когда принимал под свое командование отряд Хорхе Сотуса. С тех пор противоречия углубились, и на то были серьезные основания. Равнинные организации вели свою борьбу с диктатурой в условиях глубокого подполья, они вербовали сторонников среди городской бедноты, интеллигенции, среди сельскохозяйственных рабочих, занятых на сахарных плантациях и заводах.

Че исходил из убеждения, что герилья есть движение исключительно крестьянское, психология наемных рабочих была ему незнакома, он недостаточно ясно представлял себе, какие интересы могут подвигнуть горожанина на борьбу, – и медленно, но неуклонно шел к прямому противопоставлению деревни и города, к войне всемирной деревни против всемирного города. Это смещение не было заметно ему самому, но началось оно именно в Сьерра-Маэстре.

Развитие событий подтвердило его правоту. На 9 апреля 1958 года была назначена всеобщая забастовка. В тот день ровно в одиннадцать часов утра три кубинские радиостанции одновременно начали передавать песенку «Марселино, хлеб и вино». Это было сигналом к прекращению работы. Однако парализовать жизнь страны и нанести таким образом удар по режиму не удалось. Значительная часть кубинских трудящихся в те годы занята была на полукустарных предприятиях, подпольщики «Движения 26 июля» не сумели провести подготовительную работу на каждом из них, а всеобщая забастовка – это грозное оружие лишь тогда, когда она становится именно всеобщей. Иными словами, равнина себя не оправдала, и как только стало ясно, что забастовка провалилась, руководители равнинных организаций были вызваны в Сьерра-Маэстру к верховному вождю.

В совещании национального руководства «Движения-26», состоявшемся третьего мая, впервые участвовал иностранец – гражданин Аргентины Эрнесто Че Гевара, непримиримое отношение которого к стратегии равнины было известно всем. Командующий равнинной милицией, считавший, что его отряды в состоянии занять Гавану, был обвинен в авантюризме, в недооценке сил противника и отстранен от руководства. Такая же участь постигла товарища, отвечающего за связь с городскими рабочими: ему было предъявлено обвинение в сектантстве, субъективизме и путчистских тенденциях. Смещен был и командующий боевыми дружинами, которые должны были выступить в том случае, если Повстанческая армия спустится с гор: с ним Че Гевара незадолго до забастовки вел ожесточенную переписку, упрекая его в узости кругозора и в прочих профессиональных болезнях подпольщика. Руководство «Движением» перешло к Сьерра-Маэстре.

Вскоре после этого совещания, которое Че Гевара в своих «Эпизодах» назвал решающим, Батиста начал генеральное наступление на Сьерра-Маэстру Против Повстанческой армии, насчитывающей не больше тысячи бойцов, двинулись четырнадцать батальонов и семь отдельных рот специального назначения. Однако за спиной Батисты военные переговаривались с Фиделем по радио, предупреждали Сьерра-Маэстру о начале боевых операций, предлагали совершить совместный военный переворот. В числе потенциальных союзников герильи оказались генерал Кантильо (он планировал генеральное наступление на Сьерру) и полковник Нейгарт, начальник юридического управления вооруженных сил. Эрнесто Гевара бдительно следил за ситуацией: как бы не случилось так, что Фидель пойдет на соглашение с ними и они уведут у него из-под носа победу в самый последний момент.

На пути к победе

21 августа 1958 года команданте Эрнесто Че Гевара получил от Фиделя Кастро приказ встать во главе Восьмой колонны, спуститься со Сьерра-Маэстры и пройти по равнине в провинцию Лас-Вильяс, к горам Эскамбрай.

Главнокомандующий уполномочил Гевару создать военную администрацию на территории, которая окажется под его контролем, и вступить в контакт с вооруженными отрядами оппозиционеров, действующих в Эскамбрае. Уже сама мысль о том, что там действует другая герилья, настораживала Че Гевару: он предчувствовал осложнения при контакте – и не ошибся.

В одном из донесений Че Гевара с гордостью сообщает Фиделю, что в местечке Леонеро, центре рисоводчества, ему удалось заложить основу профсоюза сельскохозяйственных рабочих: это был первый опыт непосредственного вмешательства Че в дела пролетариата. Впрочем, он тут же честно признает, что опыт оказался не слишком удачным: «Когда я повел с рабочими разговор о взносах, они не дали мне говорить. Похоже, размеры взносов оказались для них слишком высоки…»

Классовое самосознание равнинных крестьян его также разочаровало («Причина заключается в том, что в силу условий жизни эти люди превратились в рабов»), хотя отбоя от желающих примкнуть к колонне не было: «Нас буквально осаждали толпы безоружных людей, просящих принять их в отряд. Среди них я обнаружил даже одного душевнобольного, страдавшего сильным приступом военного психоза».

В предгорьях Эскамбрая, в селении Эль-Педреро, личная жизнь команданте Гевары претерпела крутой поворот: в его судьбу вошла Алеида Марч. Юная красавица, кубинка пришла в отряд добровольцем и вскоре завоевала сердце грозного командира Восьмой колонны. Че Гевара, высоко ценивший мужское партизанское братство, недоверчиво относился к присутствию в герилье женщин: «Диктаторы пытаются засылать в партизанское подполье агентов-женщин. Иногда связи женщин со своими начальниками приобретают открытый и почти бесстыдный характер, но бывает и так, что раскрыть подобную связь вообще невозможно. Вот почему необходимо вообще запретить связь с женщинами. В условиях подполья, когда революционер готовится к войне, он должен стать аскетом».

Че Гевара, писавший эти строки уже после того, как его союз с Алеидой стал свершившимся фактом, вовсе не кривил душой: к этому он был неспособен. Речь идет о подполье, готовящемся к партизанской войне. Что же касается отрядной, походной, лагерной жизни, то присутствие в ней женщины не кажется ему неуместным: «Женщина может участвовать в самых тяжелых работах, идти в бой плечом к плечу с мужчинами и вопреки утверждениям некоторых морально не разлагает армию своим присутствием… Женщины могут заниматься тем, чем они занимаются в мирное время: вкусно готовить пищу, учить грамоте крестьян данной зоны. При соблюдении законов партизанской жизни людям, которые ничем себя не скомпрометировали, можно разрешить вступить в брак, если они любят друг друга».

Сама жизнь заставила Че Гевару отступить с позиции строгого аскетизма. Рядом с Фиделем Кастро в горах Сьерра-Маэстра неотлучно находилась Селия Санчес. Девушка из богатой семьи, она примкнула к подполью, позже перебралась в горы, стала личным секретарем главкома, научилась обращаться с оружием. В Сьерра-де-Кристаль верной спутницей Рауля Кастро была Вильма Эспин. Присутствие этих женщин украшало герилью, делало ее более человечной и привлекательной в глазах кубинцев. Герилья с пониманием и сочувствием отнеслась к тому, что судьба в лице Алеиды Марч настигла непримиримого идеолога.