Джон Кеннеди ответил в тот же день: «Первое, что необходимо сделать, – это прекращение работ на базах наступательных ракет на Кубе и вывод из строя всех видов оружия, находящихся на Кубе и имеющих наступательный характер, под эффективным наблюдением ООН». Взамен он обещал отменить морской карантин и дать заверения об отказе от вторжения на Кубу. О Турции в ответе Кеннеди не было сказано ни слова. Требование эффективного наблюдения ООН обещало Никите Хрущеву крупные осложнения: Кеннеди прекрасно понимал, что гордые кубинцы с негодованием отвергнут это условие. И в самом деле: кубинская сторона, с которой наши даже не посоветовались, прежде чем сообщить открытым текстом о своем согласии вывезти с Кубы ракеты, была возмущена. «Никто не смеет являться инспектировать нас, – заявил Фидель Кастро. – Мы отвергаем любой надзор, откуда бы он ни исходил. Куба – это не Конго».
И вновь уступила советская сторона. Хрущев дал американцам согласие на визуальный досмотр наших судов в открытом море. Как было сообщено в «Правде», «американский военно-морской флот проводил визуальное наблюдение и делал снимки, убедившие представителей правительства в том, что Россия действительно вывозит свои баллистические ракеты с Кубы…». Весь мир был свидетелем того, как проходила эта унизительная процедура.
Что касается турецких ракет, то президент Кеннеди не пожелал предавать гласности свое решение уступить в этом пункте, однако конфиденциально известил советскую сторону, что он согласен ликвидировать ракетные базы США в Турции и в Италии. Это и было сделано через полгода.
Развязка Карибского кризиса была тяжелым разочарованием для Че Гевары: ракетный щит оказался ненадежным, великие державы пошли на компромисс, обещавший наступление длительного и тягостного затишья.
Министерские обязанности требовали от Че Гевары присутствия на приемах и празднествах, поездок за рубеж, публичных выступлений, и он от этих дел не уклонялся, однако прежнего значения и смысла в них уже не находил. Он ездил во Францию, Чехословакию, Алжир, представлял Кубу на конференции ООН по торговле и развитию в Женеве, выступал на открытии новых заводов…
На рубке тростника, разгрузке судов в Гаванском порту и на уборке заводских территорий Че Гевара отрабатывал по 20 часов в неделю (сверхурочно и, естественно, бесплатно), за что даже получил грамоту ударника коммунистического труда. Становилось все яснее, что превращение Кубы в самую индустриальную страну Латинской Америки – это процесс, который займет годы и годы. Время шло, и все дальше в прошлое отступало высокое человеческое братство времен революционной войны.
Навстречу новой революции
События, последовавшие после ракетного кризиса, лишь подтверждали его предположения, что наступило затухание революционного процесса и что социалистический мир все более погрязает в своих эгоистических интересах. После убийства Кеннеди североамериканская политика в отношении Кубы вновь ужесточилась, а начало вьетнамской войны стало для Че Гевары прямым доказательством того, что ни Москва, ни Пекин, занятые своими распрями, не являются надежным тылом мирового революционного движения: «Североамериканский империализм виновен в агрессии, его преступления велики; и совершаются они по всему свету. Все это мы уже знаем, господа! Но точно так же виновны и те, кто в решающий момент уклонился от объявления Вьетнама неотъемлемой частью социалистической территории, подвергнувшись, это верно, риску войны мирового масштаба, но и принудив североамериканский империализм сделать соответствующие выводы. Виновны и те, кто поддерживает войну обвинений и козней, давно уже начатую двумя самыми крупными державами социалистического лагеря. Так спросим же в расчете на честный ответ: разве не находится Вьетнам в одиночестве?»
В октябре 1964 года был смещен со всех своих постов и отправлен на пенсию Никита Хрущев, его место занял молодой, энергичный и очень перспективный деятель Леонид Брежнев, с именем которого многие связывали отказ от ревизионистского курса на мирное сосуществование. 5 ноября 1964 года Эрнесто Че Гевара прибыл в Москву на октябрьские праздники. Традиционное торжественное заседание проходило в Кремле. С докладом выступал Леонид Брежнев.
Когда Брежнев произнес: «Руки прочь от Республики Куба! Таково требование советского народа и всех честных людей на земле!» – овациям, казалось, не будет конца. Остров Свободы по-прежнему оставался любимцем этих людей.
Че искал поддержки своего плана создания новых очагов вооруженной борьбы, но вразумительного ответа не дождался: новые люди в Москве не желали ничего ускорять, они исходили из убеждения, что все и так идет как надо.
После Москвы Че Гевара еще много ездил по свету. Выступления Че Гевары в странах третьего мира пронизаны настойчивой мыслью: Куба должна требовать, чтобы социалистический лагерь больше ей помогал. «Мы не можем себе позволить следовать по длинной лестнице предшествующего развития человечества от феодализма до эры атома и автоматики, поскольку это был бы путь огромных и зачастую бессмысленных жертв…»
Горечь пережитого разочарования все чаще прорывается в его речах, особенно когда он заговаривает о советской помощи. Че Гевара ставит Советскому Союзу в вину, что эта помощь ведет к созданию диспропорциональной индустриальной базы, что специалисты, присылаемые из СССР, не всегда являются образцовыми. Социалистические страны, считает он, не должны экономить на своей помощи, они обязаны идти на убытки и не рассчитывать на возврат своих вложений: если они на это рассчитывают, то они следуют по пути империализма янки. Оставалось произнести еще одно слово – и это слово Че Гевара не колеблясь произнес:
«Мы должны договориться, что социалистические страны в определенном смысле являются соучастниками империалистической эксплуатации. Тут можно возразить, что объем товарообмена между ними и слаборазвитыми странами составляет лишь незначительную часть их внешней торговли. Это верно, но это не отменяет аморального характера такого товарообмена… Социалистические страны имеют моральный долг ликвидировать свое молчаливое сообщничество с эксплуататорскими странами Запада».
Возвращение Че Гевары из зарубежного турне было пасмурным. Фидель Кастро потребовал от него конфиденциального отчета, их беседа продолжалась сорок часов. На вопрос Рикардо Рохо, имела ли место перепалка или ссора, Че Гевара не захотел отвечать.
Москва не оставила разоблачительные высказывания Че Гевары без внимания и выразила свое неудовольствие Фиделю Кастро. По вине своего запальчивого друга Фидель Кастро оказался в очень трудном положении: помощь Советского Союза его стране была небывало огромной. И Че решил, что пора уходить.
Как раз в то время у Че Гевары возникла идея искусственного создания в разных районах земного шара «одного, двух, многих Вьетнамов»: если один Вьетнам поглощает столько энергии, что у Соединенных Штатов, кроме вьетнамской, нет больше никакой внешней политики, то второго и третьего Вьетнама Штатам уже не снести. План Че Гевары был предельно прост: во главе небольшого отряда кубинских коммандос он создает очаг континентальной герильи где-нибудь в Черной Африке или в Южной Америке, это неминуемо ведет к прямой интервенции империализма янки, что в свою очередь расширяет фронт борьбы.
По мнению Че Гевары, Куба, остров Свободы, нуждается в революционном союзнике на континенте, не обязательно латиноамериканском: лишь бы поступала нравственная поддержка извне.
Некоторые биографы считают, что решение Че Гевары было вынужденным: он был подвергнут критике за экономические и финансовые просчеты, приведшие к тому, что представитель США в ООН Эдлай Стивенсон назвал хозяйственной катастрофой, – и предпочел уйти в отставку, с тем чтобы не превращаться в противника социалистического правительства. Вряд ли это так: мятежники приходят и уходят, ни у кого не спрашивая разрешения, как только сочтут, что пробил их час.