Наступила пора военной подготовки. Для этой цели Фидель Кастро отыскал опытного инструктора герильи: это был 63-летний полковник Альберто Байо, кубинец с испанским прошлым, участник гражданской войны в Испании. Байо вырос в Мадриде, окончил Пехотную академию, опыт противопартизанской войны он приобрел в Иностранном легионе на территории испанской Сахары. В Мексике квалификация этого служаки нашла применение: он преподавал в Кадетской школе ВВС в Гвадалахаре, но ради освобождения своей родины отказался от службы и посвятил себя обучению бойцов бригады Фиделя Кастро. Эрнесто, никогда не служивший в армии и испытывавший к военному делу затаенный, тщательно прикрытый напускным пренебрежением интерес, с мальчишеским усердием включился в тренировки. Первым делом он установил для себя строгую диету, чтобы сбросить лишний вес: семейная жизнь сделала его человеком довольно упитанным, а Фидель предупредил, что суда для экспедиции будут небольшие и придется выбраковывать толстяков.

Ежедневно в два часа пополудни прямо из госпиталя Эрнесто отправлялся в гимнастический зал, где учился приемам дзюдо, карате и вольной борьбы (совершенно не пригодившимся ему в дальнейшем), и возвращался домой поздно вечером, жесткий, раздраженный, чуждый семейному уюту. С апреля 1956 года Эрнесто стал ездить за город на стрельбы. Он отказался от загранкомандировки в Африку по линии Всемирной организации здравоохранения: он не мог отвлекаться на побочные цели. Все было подчинено теперь одному: подготовке к высадке на чужом берегу.

Для тренировок и стрельб в предместьях Мехико была арендована ферма под названием «Санта-Роса». На этой ферме, к изумлению окрестных жителей, собралось около сотни участников экспедиции, полковник Байо учил их стрелять из пулемета, изготавливать противотанковые мины и противобаррикадные бомбы, сбивать самолеты, камуфлироваться и маскироваться, пересекать незамеченными сельву и строить скрытые коммуникации. Вся эта наука изложена на страницах книги Эрнесто Гевары «Партизанская война».

Что касается Фиделя, то он почти не бывал на занятиях по военному делу, поскольку на это у него не оставалось времени. «Сам же я, – пишет не без гордости Эрнесто, – занимался в то время и подбором кадров».

Это говорит о многом: кадровый вопрос Кастро мог поручить только самому доверенному человеку. Впрочем, Эрнесто сумел добиться расположения всех кубинцев. Товарищи по оружию привязались к «безумному аргентинцу» и называли его фамильярно-ласково Че: так в Венесуэле и Колумбии зовут всех пришельцев с Ла-Платы. Словечко «Че» довольно многозначно: на юге Латинской Америки оно означает «эй, ты!», на севере – «ерунда, плевать!»

С обезличивающей кличкой Че справился бы далеко не каждый: нужно было обладать самобытностью Эрнесто Гевары, чтобы обратить ее в имя собственное.

Эрнесто уволился из госпиталя и остался без средств к существованию: зарплаты Ильды едва хватало на домашние расходы и на оплату жилья… Вскоре отлучки Эрнесто стали продолжаться по несколько дней. Во время одной из таких отлучек Ильду вызвали в Федеральное полицейское управление. Спрашивали, где ее муж. Она все поняла, когда ввели кубинца, ездившего на стрельбы вместе с Эрнесто. То, что он кубинец, стало ясно, едва он заговорил: бесполезно было отпираться.

На другое утро мексиканские газеты объявили, что раскрыт обширный международный заговор, во главе которого стоит доктор Фидель Кастро Рус, и что на загородном ранчо арестованы два десятка коммандос, среди которых был назван и аргентинский врач Эрнесто Гевара Серна.

«Две мексиканские полицейские организации, находившиеся на содержании Батисты, – рассказывает об этом происшествии Эрнесто, – охотились за Фиделем Кастро. Одна из них добилась успеха и задержала его. Однако она каким-то чудом не расправилась с Кастро сразу после ареста. Несколько дней спустя были схвачены многие другие участники движения. Полиция захватила также нашу ферму, расположенную в окрестностях Мехико, и все мы попали в тюрьму».

Группа Рауля была в тот день в отлучке, за холмами, и избежала ареста. Не был арестован и полковник Байо: в открытом письме в газету он предлагал свою явку с повинной в обмен на освобождение учеников, но его предложение осталось без ответа.

У полиции к Эрнесто Геваре был особый интерес. От него требовали, чтобы он рассказал о международных связях герильи, – что было думать про аргентинца, который на мексиканской земле тренируется в лагере кубинских коммандос? Североамериканцы очень боялись коммунистического влияния на кубинскую активность и настаивали на выяснении, не является ли Че Гевара агентом Москвы.

Как аргентинского гражданина с паспортом, Гевару могли освободить в любую минуту, на этом настаивал его адвокат, бывший министр экономики в правительстве Арбенса, однако Эрнесто решительно отверг эту идею: «Ни за что! Я хочу, чтобы меня считали кубинцем».

Наконец по ходатайству общественности (за кубинцев вступились бывший президент Мексики Ласаро Карденас, художники Сикейрос и Ривера) Фидель Кастро и 18 его бойцов были освобождены, за решеткой остались только Че Гевара и кубинец Каликсто Гарсиа: первый – добровольно, второй – потому, что у него были не в порядке иммиграционные бумаги. Чтобы уладить дело, Фидель был вынужден дать взятку мексиканским властям.

«Я сказал Фиделю, – пишет Че Гевара, – что из-за меня ни в коем случае не должна задерживаться революция. Я помню также решительный ответ Фиделя: "Я не оставлю тебя!" Так и вышло: пришлось потратить время и деньги, чтобы вызволить меня из мексиканской тюрьмы».

Предотвращать экспедицию никто не пытался: для мексиканской стороны, притерпевшейся к такой активности, никакой опасности бригада Кастро не представляла, североамериканцы предоставили кубинцам возможность до поры до времени делать все, что заблагорассудится. И вот однажды Че собрал вещи, пробормотал что-то насчет полиции, которая идет по следам, – и ушел из дома: как оказалось, навсегда.

Высадка на Кубе: путешествие дилетантов

Для высадки на Кубе Фидель Кастро купил деревянную прогулочную яхту. Это суденышко, способное принять на борт двадцать человек, за три года до продажи уже тонуло. Пришлось ремонтировать надстройку, менять оба двигателя, перестилать палубу. Фидель собирался приобрести второе судно, но поджимало время, уходили деньги, и он решил обойтись одним.

Отплытие необходимо было скоординировать с выступлением «Движения 26 июля» на острове (так революционеры называли себя в честь даты нападения на казарму Монкада в 1953 году). Для этого в октябре 1956 года в Мехико с Кубы приезжал соратник Фиделя Франк Пайс. Решено было, что в день отплытия в город Сантьяго-де-Куба будет послана условная телеграмма. Ровно через пять суток в Сантьяго начнется восстание, а на месте высадки участников экспедиции будет ждать резервный отряд, которому Фидель должен доставить оружие.

Штурман Роберто, бывший лейтенант ВМФ Кубы, впервые увидел яхту лишь во время посадки и, доверившись судовому формуляру, определил скорость ее в девять узлов, в то время как на деле она не достигала семи. Поэтому путь от мексиканских до кубинских берегов занял не пять суток, а почти неделю. В распоряжении Роберто не имелось даже хорошей карты кубинского побережья, вдоль которого ему предстояло вести яхту на протяжении почти половины пути. Позже выяснилось, что никто из кубинцев – участников экспедиции совершенно не знаком с местом предполагаемой высадки, да и сам Фидель Кастро на том берегу никогда не бывал.

Посадка началась в ночь с 24 на 25 ноября. Яхта осела почти по самый фальшборт, когда на ее палубе собрались все 82 человека. Море обещало быть неспокойным.

В открытом море яхту встретил сильный северный ветер. Перегруженное судно стало швырять по волнам, и все поняли, насколько серьезны были предупреждения портовых служб, не рекомендовавших выходить в открытое море.

«Мы лихорадочно стали искать лекарство от морской болезни, – пишет Че Гевара, – но так и не нашли. Были спеты кубинский гимн и Гимн 26 июля, все это длилось, наверное, не более пяти минут… Люди сидели с мученическими лицами, обхватив руками животы, одни уткнулись головами в ведра, другие распластались в самых неестественных позах…» [1]