— Похороните! — сказал Крутогоров и пошел к дому Самсоновых, где стоял автомобиль.

Врач уже осмотрел Яшу и курил около машины.

— Сотрясение мозга, — сказал он. — Возможна трещина в черепе. Но…

— Да? — насторожился Крутогоров.

— Он не упал. Его ударили… Лежит без сознания.

— Дела-а! — протянул Крутогоров. — Надо его увезти в больницу…

Когда Яшу на руках вынесли из дома и стали укладывать на заднее сиденье в автомобиле, вернулись с ягодами Варвара и ребятишки.

Увидев брата, который, как мертвый, лежал в машине, Лида прикусила губу и выронила лукошко с малиной. Ксения подбежала к девочке, обняла ее.

— Беда, доченька!

Лида оттолкнула мать, вцепилась обеими руками в борт автомобиля.

— Не пущу!.. Одного не пущу!.. Я поеду!.. Я не останусь!

Чердак дороховского дома. Светает. Зуйко сидит у окна на табуретке и мастерит что-то из куска дерева. Просыпаются мальчишки.

— Опять не спал? — спрашивает Федька.

— Договорились: нету меня!

— Нету так нету! — сердито соглашается Федька.

Ловко и быстро работает стамеской Зуйко. Мелкая стружка сыплется ему на колени. Деревянный брусок постепенно принимает форму ложки.

— У нас в деревне такие штуковины вырезают — ахнешь! А я только ложки да плошки. Смотрите, какую выдолбил!

— Тебя ж тут нету! — подкусывает его Федька.

— Верно — нету.

— Ты бы поспал маленько! — предлагает Карпуха. — А мы бы покараулили…

— Лучше стружки вынесите. Заодно мамке ложку отдайте.

Выбегают мальчишки во двор. Федька несет корзину со стружками. В руке у Карпухи — ложка. А навстречу — Самсонов.

— Никак Степан Денисович столяром заделался?

— Не-е! — торопливо отвечает Федька. — Это мы мастерим… с Карпухой.

Самсонов взял ложку, повертел перед глазами.

— Толково сработали… Мастера!

— Это что! Вот в деревне у нас мастера — ахнешь! — говорит Карпуха. — Любую штуковину вырежут! А мы с Федькой только ложки да плошки!

Самсонов неопределенно хмыкнул и зашагал к заливу. А мальчишки, высыпав стружку, вернулись на чердак. Зуйко там уже не было. Братья подбежали к окну. Отсюда, с чердака, хорошо виден и залив и побережье.

Самсонов, широко размахивая руками, шел вдоль воды. Сзади по кустарнику пробирался Зуйко.

Федька присвистнул.

— Ты чего? — спросил Карпуха.

— Вот тебе и Бугасов! — произнес Федька. — Зуйко-то за Яшкиным отцом следит!

— Ну да? — вырвалось у Карпухи.

— Ты что — слепой?

Ребята долго смотрели на удалявшиеся фигуры Самсонова и Зуйко.

— А кто первый про Бугасова сбрехнул? — усмехнулся Карпуха.

— Ты!

— Нет, ты!

— Не я, а ты!

Братья спорили до тех пор, пока из дома Самсоновых не вышла Ксения. Она постояла на крыльце и решительно направилась вверх по холму, по той дороге, которая вела к станции.

— Куда это она? — удивился Федька.

— Яшу, наверно, спроведать, — догадался Карпуха.

— А вдруг…

— Что вдруг?.. Очень уж ты хитрый!.. Как про Бугасова!

Федька нахмурился.

— Не хочешь — не ходи! Я и один справлюсь!

— Пойти можно! — согласился Карпуха. — Только глупо! Если б нужно было, Зуйко бы за ней следил!

— Ему не разорваться! — ответил Федька. — Сам Крутогоров сказал: сил не хватает!

Поднявшись на холм, Ксения еще раз оглянулась и, не увидев никого, повернула вправо на тропку, ведущую к кладбищу.

Она с минуту скорбно постояла у свежей могилки, нагнулась, зарыла что-то маленькое в рыхлую землю, перекрестилась и вернулась на дорогу.

Сразу же после нее к могиле подошли Федька с Карпухой.

— Чего это она на утопленника молилась? — боязливым шепотом спросил Федька.

— И зарыла чего-то! — добавил Карпуха.

Он разгреб землю и вынул маленькую серебряную икону.

— Положи на место! — строго прошептал Федька.

Карпуха послушно зарыл образок и вытер руку о штаны.

— А знаешь что? — вдруг произнес он. — Я только сейчас додумался!.. Яша знал этого утопленника!.. Он, как увидел его в воде, сразу крикнул: «Это он!»

— Бежим к Зуйко! — быстро решил Федька.

И братья побежали к заливу. Внезапно Федька остановился.

— Стой!

— То бежим, то стой! — заворчал Карпуха.

— Зуйко же ушел! За ней бежать надо!

Они кинулись в обратную сторону.

На полустанке, где Дороховы впервые сошли с поезда, позади будки стоят запыхавшиеся мальчишки.

— Обогнали! — произносит Федька.

— Идет! — предупреждает Карпуха.

Федька дергает брата за плечо.

— Не высовывайся! Сейчас обернется.

Ксения действительно оглядывается.

— Съела? — усмехнулся Федька и высунул язык. Подходит поезд.

— А если она поедет… мы тоже поедем? — шепчет Карпуха.

— Не поедем! Поглядим — и домой.

Ксения вошла в один из передних вагонов.

— Села! — вздохнул Федька.

— И зачем бежали, как угорелые! — ворчит Карпуха. — И вообще, она, может, в больницу!

Паровоз прогудел. Грохнули буфера.

— Прыгай! — неожиданно скомандовал Федька. Ухватившись за поручень заднего вагона, он подтолкнул к ступенькам брата.

Оказавшись в тамбуре, оба мальчика смущенно улыбнулись.

— Ну и будет нам от мамки! — обреченно сказал Карпуха.

Поезд подошел к платформе Балтийского вокзала. Густым потоком хлынули пассажиры. Вышли из вагона и мальчишки.

— Питер! — озабоченно произнес Карпуха.

— Ну и что? — храбрится Федька.

— Заблудимся!

— Пугливый больно!

— А куда идти?

— Куда она, туда и мы, — неуверенно отвечает Федька.

— А куда она?

— Не приставай!.. Прозеваем!.. Вон она!

На площади у Балтийского вокзала множество тележек. Владельцы их снуют между проезжими, галдят:

— Давай подвезу!

— Картошкой заплатишь?

— Дешево возьму!

В стороне, у Обводного канала, стоят две-три извозчичьи пролетки. К ним и направилась Ксения. Навстречу — беспризорник с шапкой в руке. Поет, чтобы разжалобить:

«Эх, судьба ты моя, судьба!
Словно карта черная…»

Ксения быстро садится в пролетку. Извозчик отгоняет кнутом беспризорника. Лошадь трогается.

Стоят поодаль братья, переглядываются, не знают, что им делать.

— Все! — грустно говорит Карпуха.

— Все! — подтверждает Федька. — За лошадью не угонишься.

— И дураки же мы с тобой! — вздыхает Карпуха.

А беспризорник орет на всю площадь:

«Эх, судьба ты моя, судьба!
Словно карта черная!..
До чего ж ты меня довела,
Эх, змея ты моя, подколодная…»

Братья подошли к нему. Он захлопнул рот, напялил шапку.

— Чего зенки пялите?

— Слушаем! — ответил Карпуха.

— Нравится?

— Нравится! — сказал Федька.

— Жалостно, — уточнил Карпуха.

— Кому жалостно, а кому и нет! — возразил беспризорник. — Вон та, что на извозчике поехала… Ее, хоть разорвись, не прошибешь!

— А куда она поехала? — спросил Федька.

— На Елагин остров приказала.

Снова повалил народ. Беспризорник сдернул шапку, ринулся в гущу и опять заорал про свою судьбу.

Сидят братья в зале ожидания. Карпуха посмотрел на матроса, с хрустом грызшего сухарь.

— Поесть бы!

— Долго еще до еды! — отозвался Федька. — Сначала с мамкой разговор будет…

— Ну и что?.. Зато потом накормит!

По залу пробежал железнодорожник, распахнул дверь в какую-то комнату, крикнул:

— Сергеев! Рамбов вызывает!

— Рамбов начальник, наверно, — сказал Карпуха.

— Рамбов — это Ораниенбаум, — пояснил Федька. — Это там, где Крутогоров живет.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: